Королева здесь больше не живет. Памяти Елизаветы Второй

Королевский этикет строго регламентирует черный цвет в гардеробе монархини. Траур по мужу, герцогу Эдинбургскому, Елизавета носила десять дней. По королеве-матери неделю. По принцессе Диане — три дня. Все старушки рано или поздно переодеваются в черные одежды, постепенно переходя на теневую сторону жизни. Елизавета Вторая этого позволить себе не могла. Траур только для похорон. А для жизни нужны яркие краски, платья в цветочек, клетчатый шотландский тартан, смешные шляпки с легкомысленными перышками и розами из шелка. Вообще, людям полагается радоваться и ликовать при появлении королевы, а не ужасаться и сострадать ее ветхости и старости, считала она.

Недаром она так не хотела выходить на балкон Букингемского дворца этим летом во время празднования 70-летнего юбилея своего правления. Не хотела стоять с палкой, не хотела, чтобы все видели, как ей трудно передвигаться, как она сдала после смерти Филиппа. Но долг превыше всего. К тому же, говорят, принц Чарльз очень настаивал: «Мама, надо выйти к народу. Народ не поймет».

Она была стоиком. Последним воином Британской империи. Империи давно нет, а она была. Все распалось, рухнуло, расползлось, как старинный шелк. Только она всегда на посту. При исполнении. Шляпа, сумка на сгибе правого локтя, перчатки, невозмутимый, а иногда колюче-острый взгляд. Притом что по натуре Елизавета была совсем не строгой. Просто не любила улыбаться без особого повода. Улыбаться полагается кинозвездам. Гениально умела улыбаться ее мама, королева-мать, одаряя и освещая все своей царственной улыбкой. Елизавете это было не дано. О чем она всегда искренне сожалела.

— О, если бы сейчас здесь была мама, народу было бы в три раза больше, — посетовала она как-то, заметив недостаток энтузиазма при своем появлении на каком-то второстепенном торжестве, где предполагались толпы ликующих подданных.

Я помню времена, когда королевская семья была не слишком-то популярна в Великобритании. Это конец 60-х — начало 70-х годов. Тогда на фоне молодежного бунта, «Битлз», мини-юбок Твигги и высадки на Луну они казались безнадежно отсталыми, скучными, застегнутыми на все пуговицы, говорящими на этом своем старомодно-чопорном Queen’s English. Особенно это бросилось в глаза, когда в 1969 году Би-би-си разместило вездесущие камеры в замке Балморал, чтобы снять первый документальный фильм о Виндзорах. На самом деле это была идея герцога Эдинбургского — быть ближе к народу. С этой целью королеву отправили в лавку покупать какую-то мелочь с младшим сыном, принцем Эдвардом. По одному тому, как она достала кошелек и с трудом что-то там подсчитывала, перебирая монетки со своим профилем, было понятно, что она никогда этим раньше не занималась. И это было даже по-своему трогательно.

Или когда после смерти Дианы рейтинг монархии пополз вниз, достигнув каких-то критических отметок, королеву спешно командировали зачем-то в лондонский паб (!). Все знали, что она единственная в королевской семье, кто терпеть не может пиво. Тем не менее после того, как она перекинулась парой ласковых слов с барменом, ей выдали в подарок целую канистру нефильтрованного пива.

«Это для ваших мужчин, мэм! — пояснил бармен, а потом, понизив голос, интимно добавил: — И для вашей матушки, конечно!» На что королева не растерялась: «Думаю, что мама с этой канистрой справится одна».

Вообще у Елизаветы были мгновенные реакции и особое чувство юмора. Очень британское, невозмутимое, с такой насмешливой льдинкой, рассчитанное на тех, кто понимает и может оценить ее колкую игривость, ее веселую находчивость и самоиронию. Но по большей части все вокруг замирали в легком параличе и только могли выдавить из себя Yes, mam! или No, mam! А она шла себе дальше пожимать руки, задавать свои вопросы, шутить, если, конечно, ситуация позволит.

За свои почти без малого сто лет Елизавета пережила несколько периодов всеобщего обожания. Первый, когда была маленькой девочкой и ее портреты с сестрой, принцессой Маргарет, были выставлены во всех витринах столичных и провинциальных лавочек. Эти портреты вырезали из иллюстрированных журналов, их специально заказывали в фотоателье, их покупали в газетных лавках оптом и в розницу. Идеальные маленькие принцессы. Воплощение мира и благонравия в охваченной войной Европе. Помню их детскую фотографию в квартире-музее Анны Франк в Амстердаме. Ведь они были ровесницами, и Анна даже в своем заточении жадно ловила новости про британских принцесс. Как они там, в Лондоне, под бомбежками? На самом деле их прятали в Виндзорском замке. И поговаривали даже о плане эвакуации в Канаду. Но тогда королева-мать сказала свою историческую фразу: «Принцессы всегда будут со мной. Я никогда не оставлю короля, а король никогда не покинет Англию». Так, в сущности, и было. «Наша четверка», — говорил о себе и своей семье Георг VI.

Потом Елизавета выросла и стала женой прекрасного, золотоволосого греческого принца Филиппа. Британия, конечно, возревновала. Почему вдруг грек? Да еще немецкого рода? Но устоять перед Филиппом было невозможно. С рождением наследника Елизавету, кажется, полюбили вновь.

А дальше смерть короля Георга VI, коронация, первые годы правления. Сейчас только начинаешь понимать, как много всего на нее тогда свалилось. И все это надо было выдержать, вытерпеть! Быть в центре всех ключевых событий второй половины ХХ века. И при этом сохранять королевскую дистанцию. Быть лично знакомой со всеми главными политиками и главами государств, но не переступать при этом заветной черты, отделяющей простого смертного от королевы.

Она не сразу вошла в образ мудрой правительницы, как ее прапрабабушка королева Виктория, в ней не было величия Индиры Ганди, врожденной элегантности Жаклин Кеннеди, властной силы Маргарет Тэтчер. Рядом с этими дамами она, наверное, выглядела слишком простой и приземленной. Елизавета об этом знала, но совсем этого не стеснялась. Известно, что когда ее племянник, принц Майкл Кентский, женился на своей избраннице, урожденной баронессе Марии Кристине фон Рейбниц, королева не без иронии поинтересовалась: «Не слишком ли она для нас гранд-дама?» В смысле не слишком ли Мария любит «королевствовать»?

Кстати, тут интуиция королеву не подвела. Она мгновенно чувствовала фальшь, неискренность, расчет. Будучи сама человеком скромным и даже застенчивым, не очень-то почитала парадную королевскую помпу, при любой возможности обществу людей предпочитала общение с любимыми корги и лошадьми. В ней до последнего жила сельская жительница. Обожала деревенские ярмарки, где сама покупала вязаные носки, добротные шерстяные кардиганы и свитера на рождественские подарки. В замках всегда холодно. Поэтому лучший королевский подарок — это грелка в вязаном чехле с ее вензелем. Скованная по рукам и ногам этикетом, она, как умела, старалась очеловечить жизнь своих близких и всех вокруг. Наверное, в этом она видела свое предназначение. Если угодно, даже миссию! Хотя всегда старалась избегать высокопарных слов.

По этикету королеве не полагается задавать вопросы, к королеве нельзя прикасаться, ей даже нельзя подать руку, чтобы помочь выйти из роллс-ройса. Всегда сама, всегда одна. Герцог Эдинбургский почтительно отступает, чтобы в кадре была только королева. И она была! Главой государства, главой Англиканской церкви, главнокомандующим Вооруженными силами, главой Стран Содружества. Она воплощала собой не только Великобританию, но всю англосаксонскую цивилизацию, власть женского здравомыслия, власть королевского достоинства. Власть долга, наконец.

Если вдуматься, практически все семейные кризисы, с которыми Елизавете пришлось столкнуться на протяжении 70 лет своего правления, имели одну и ту же подоплеку: королевский долг и дворцовая рутина вступали в неизбежный клинч с обычной человеческой потребностью в счастье.

Все началось на самом деле с ее дяди Дэвида, отказавшегося от престола ради своей американки, потом была несчастная история любви ее младшей сестры Маргарет, не рискнувшей поступиться своим долгом и королевскими привилегиями ради разведенного мужчины и за это расплачивавшейся потом всю жизнь. Разводы трех из четырех ее детей, гибель Дианы, сомнительные и даже уголовно наказуемые связи принца Эндрю, недавнее бегство в США Гарри и Меган… И все это в режиме нон-стоп, по всем каналам, во всех газетах на первых полосах. Невольно задумываешься, где Елизавета брала душевные силы, чтобы выдержать этот бесконечный сериал. И что она сама по этому поводу думала?

К сожалению, никаких документальных свидетельств нет. Ведь королева за всю жизнь не дала ни одного интервью. Хотя говорят, что начиная с 9 лет она вела дневник, куда записывала все мало-мальски значимые события. И еще имеется видеозапись ее речи на банкете, где она называет 1992 год «ужасным». Annus horribilis. Тогда в ее простуженном голосе впервые послышалась невысказанная обида смертельно оскорбленного человека. За что ей все это? Мало скандалов с Дианой, мало разводов детей, так еще и страшный пожар в Виндзоре как предвестие новых катастроф. Кажется, что в этот момент Великобритания полюбила ее снова, разглядев в ней не только монархиню, но грустную, постаревшую женщину в очках учительницы младших классов, которая впервые позволила себе публично пожаловаться. И то на латыни, которую мало кто уже знал. Зато все поняли: сейчас надо быть с королевой!

Вся жизнь Елизаветы была одним бесконечным служением. А каждая ее Рождественская речь — негромкой проповедью стоицизма. Миф о Сизифе — это ее миф. Альбер Камю переложил его на язык своего философского труда, а Елизавета Вторая — на язык королевского протокола. Но миф-то в сущности один. О том, что смирение — самый надежный способ справиться с судьбой. Что терпение — это божий дар, который надо поддерживать и развивать всю жизнь. И что победитель не получит ничего. Елизавета и Филипп были людьми военного времени. Война опалила их юность и закалила характеры. Он, как офицер британского королевского флота, участвовал в боевых действиях. Она в шестнадцать лет сдала экзамен на водителя военного транспорта. Никогда не боялась садиться за руль грузовиков и тяжеловозов. До последнего любила сама водить. Любила скорость. Любила простор. Вот почему из всех своих королевских резиденций Елизавета с детства предпочитала Балморал — единственное место на земле, где она могла пройти километры по вересковым пустошам, не рискуя нарваться на камеру какого-нибудь папарацци. Где могла сливаться с природой, позабыв об охранниках, караулящих ее в кустах. Символично, что здесь же она окончила свою земную жизнь.

Сейчас вспоминаю ее речь накануне объявления локдауна, весной 2020 года, где она процитировала любимый их с Филиппом шлягер, гимн военной молодости We’ll meet again. «Мы встретимся опять». Его пела знаменитая Вера Линн. Тогда они еще были все живы: и Филипп, и Вера, и тот столетний ветеран, капитан Томас Мур, собравший 12 миллионов фунтов на помощь врачам. Елизавета посвятит его в рыцари во дворе Виндзорского замка. За два года никого не осталось. А слова We’ll meet again обрели новый печальный смысл. Ну, конечно, они все там встретятся. И ее любимый муж, и все ее ровесники и те, кто ушел много раньше, все те пары, с которыми они праздновали их золотой, а потом и бриллиантовый юбилей свадьбы. Все, кто и представить себе не мог своей жизни без своей Королевы! На самом деле и мы, оставшиеся здесь, не очень себе это представляем. Будто рухнула за спиной несущая стена, открыв вид на сиротский пустой штандарт над крышей Букингемского дворца. И высокое осеннее небо с громадами синеватых облаков. Королева здесь больше не живет.