Абьюз, лайки и страшная сила. О спектакле по комедии Александра Островского «Красавец мужчина»
Данил Чащин поставил в Театре Пушкина комедию «Красавец мужчина». Это сатирическая история про Аполлона Окоемова, чей единственный капитал — красота и обаяние. Чтобы погасить долги и обеспечить свое будущее, он готов пойти на крайность: уговорить любящую жену на развод и жениться на богатой престарелой даме. Что запомнится зрителям постановки — в материале «Сноба»
В будущем году исполняется 200 лет со дня рождения великого драматурга Александра Островского. По этому поводу количество постановок по пьесам классика в этом театральном сезоне растет как снежный ком. А выбрать есть из чего: Александр Николаевич оставил после себя 48 пьес. В Театре Пушкина решили сделать ставку на комедию «Красавец мужчина», написанную как раз под конец 1882 года. Круглая дата, грех не воспользоваться. Тем более что с идеей пришел режиссер Данил Чащин — из поколения 30-летних, модный, амбициозный, имеющий за плечами постановки в МХТ им. А. П. Чехова, Театре на Таганке, «Современнике» и Театре Наций. Про таких коллеги с завистью говорят: «Красавец!» Уж он-то должен понимать все про монетизацию своих способностей.
«В свое время мне посоветовал эту пьесу Константин Богомолов, и изначально я должен был ставить ее на Бронной. Другое дело, что потом мы не совпали по срокам, и наши пути с Константином Юрьевичем разошлись. Но материал заинтересовал худрука Театра Пушкина Евгения Писарева», — рассказал Данил уже после премьеры. Чем так привлекателен оказался «Красавец мужчина», кроме вечной темы: тяга женщин к обаятельным мерзавцам? Сценическая судьбы у этой пьесы не такая успешная, как, например, у «Бесприданницы». «Это мне как раз и понравилось, — объясняет Чащин. — Потому что, когда ставишь “Бесприданницу”, к тебе приходит Никита Сергеевич Михалков, садится за стол, и ты невольно начинаешь вступать с ним в диалог». Ох уж этот «Жестокий романс» Эльдара Рязанова: и «Мохнатый шмель», и полные отчаяния глаза юной Гузеевой…
Экранизации «Красавца мужчины» повезло гораздо меньше, хоть и снимались в ней блестящие артисты: Марина Неелова, Олег Табаков, Людмила Гурченко, Александр Абдулов, Лия Ахеджакова. У Данила Чащина есть предположение, в чем сложность этой пьесы: «Она не такая стройная, как, например, “Доходное место”, которую я тоже ставил. Там прямо голливудский сюжет: есть герой, явные цели. В “Красавце мужчине” действие по сути начинается, когда приезжает Аполлон Окоемов, а первые две сцены — сеттинг, который рассказывает, в какое общество мы попадаем, чем оно живет».
К этому сеттингу Чащин подходит со всей тщательностью, давая зрителям понять, что пьесе 140 лет, но все персонажи Островского до сих пор среди нас. Просто теперь они тусуются в барах, постят в соцсетях селфи и зависят от лайков даже больше, чем от общественного мнения на излете XIX века. А то, что вытворяет красавец Окоемов со своей женой Зоей, теперь называется не иначе, как абьюз и менсплейнинг. «И это тоже талант, это нужно уметь так строить диалог и располагать к себе людей, — рассказывает режиссер. — У меня было придумано решение: в начале спектакля Окоемов появляется из люка, как из-под земли, и в конце, как Дон Жуан, проваливается в преисподнюю. В финальной сцене оттуда должна была появиться рука с сердцем, как символ того, что этот красавец выживет в любых условиях. Но по закону подлости подъемник сломался аккурат к премьере».
Возможно, это и к лучшему, ведь в спектакле и так полно фирменного чащинского символизма. Художник Даниил Ахмедов оказался в этом смысле для режиссера абсолютным соратником. Это его идея соорудить гигантскую копию статуи Давида Микеланджело Буонаротти, в первом акте придать пространству вид модного заведения, а во втором — разбросать по барной стойке мягкие игрушки и спустить гигантский захват, как в игровом автомате. «Эта клешня, которая достает игрушки, решила в итоге всю сцену, и таких примеров в спектакле много, — говорит Чащин. — Даня Ахмедов — главный художник Красноярского ТЮЗа, он сделал много спектаклей с Романом Феодори, а еще выступает как режиссер визуального театра. Я видел его постановку “Алиsа” по сказкам Кэрролла. Мне она очень понравилась, и то, что Даня придумал для “Красавца мужчины”, мне кажется, одна из побед этого спектакля. Репетиции шли тяжело, мы с артистами долго не могли нащупать жанр, пытались поженить форму и текст Островского, и щелчок произошел, только когда все вышли на сцену с декорациями и костюмами. В этот момент у постановки начал появляться стиль. И спектакль на самом деле мог бы называться “Красота”, но в итоге решили оставить название Островского без изменения».
