«Бульдозерной выставке» — 50 лет. Как это было
В 1962 году первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев посетил в Манеже выставку авангардистов и остался недоволен увиденным, назвав художников «проклятыми педерастами». С тех пор неподцензурные советские художники лишились возможности выставляться. Если, конечно, не считать за выставочное пространство квартиры друзей и знакомых — таких же маргинальных ценителей искусства.
«Сухой закон» рискнули нарушить Виталий Комар, Александр Меламид и Оскар Рабин, организовав выставку картин на пустыре у метро «Беляево». Они позвали неравнодушную к современному искусству публику и иностранных журналистов. Милицию не звали, но она приехала сама. Наконец, на выставке присутствовала малочисленная, но, как оказалось впоследствии, ключевая группа — бульдозеристы. На дворе — сентябрь 1974 года
Кто такие Рабин, Комар и Меламид
Оскар Рабин писал мрачные натюрморты и пейзажи в экспрессивной примитивистской манере. На самых известных его работах изображены бараки с московских окраин. Комар и Меламид в своих картинах иронически обыгрывали штампы монументального советского стиля, узнаваемые визуальные образы и портреты вождей — подобно тому, как их американские «единомышленники» во главе с Энди Уорхолом издевались над символами капитализма.
Выставку решили провести на пустыре возле станции метро «Беляево», чтобы у милиции не было формального повода придраться. Например, заявить, что художники мешают движению пешеходов или проведению общественно значимого мероприятия. Идея с пустырем принадлежала Виталию Комару: «Помню, мы сидели у Рабина после того, как милиция разогнала нашу квартирную выставку, и я сказал Оскару, что читал в каком-то журнале, по-моему, журнале “Польша”, о том, что польские художники делают регулярно выставки в парках», — рассказывал он.
Место было выбрано не случайно: неподалеку от станции «Беляево» располагалась квартира критика Виктора Агамова-Тупицина, который впоследствии написал целую книгу о происходящем в те дни. Ночь накануне выставки многие художники провели именно там, спали на полу среди своих работ — боялись, что картины могут конфисковать заранее, если вдруг милиции станет известно о планах.
Коллекционер Александр Глезер имел связи с западными СМИ и был незаменимым человеком в организации такой акции. Идею провести выставку возле дома Агамова-Тупицина на окраине Москвы он тоже однозначно поддержал: «Столь малопривлекательное место, как пустырь, мы избрали по простой причине: экспозиция картин на площади, улице или набережной может быть легко расценена в соответствии с советским законодательством как нарушение общественного порядка».
Искусство пиара и провокации
Одним из идейных вдохновителей выставки был художник Оскар Рабин. В 1977 году на него завели дело за тунеядство, предложив на выбор: эмиграция или суд. Рабин отказался уезжать, и его арестовали — правда, всего на одну ночь. Тогда ему снова предложили выезд — на этот раз в Европу по туристической визе. Рабин понял, что такой шанс может больше не повториться, и согласился. Он вместе с семьей отправился в Париж. Через полгода художника вызвали в посольство и объявили, что у него больше нет советского гражданства. «Бульдозерная выставка», по словам Рабина, стала для него самым ярким событием в жизни, буквально расколов ее на до и после.
Впрочем, художники и рассчитывали именно на скандал. Все это понимали, и поэтому далеко не все согласились в ней участвовать: Эрнст Неизвестный и Илья Кабаков отказались сразу, чуть позже к ним присоединились Василий Ситников, Борис Штейнберг и Анатолий Брусиловский. Выставка планировалась не просто как художественная авантюра — «нонконформисты» готовили провокацию, понимая, какие последствия их ждут.
Все тот же Оскар Рабин признавался: «Выставка готовилась скорее как политический вызов репрессивному режиму, а не как художественное событие. Я знал, что у нас будут проблемы, что будут аресты, избиения. В течение последних двух дней перед выставкой нам было страшно. Меня пугали мысли, что со мной лично произойти могло что угодно». За участие в акции он получил 15 суток ареста, но объявил голодовку и был выпущен раньше.
Помимо представителей иностранных СМИ на выставке были дипломаты, готовые купить советскую неподцензурную живопись. Милиция повела себя с ними максимально жестко: «…Там были дипломаты, корреспонденты, которые это снимали, — вот с иностранцами повели себя совершенно некорректно. Мы-то ладно, мы-то привыкли. Все привыкли, что власти с нами могут обращаться как угодно. Но когда американскому корреспонденту ударили по камере, выбили зубы… Ему потом в Финляндию пришлось ехать их вставлять. Так что когда крепостных бьют — это ничего, а когда иностранцев…» — вспоминал Рабин.
Эпичная сцена на пустыре
О планах художников стало известно властям. На месте, где они условились встретиться, их уже поджидала милиция. Виктор Агамов-Тупицин оставил об этом подробное воспоминание: «События на пустыре разворачивались как в театре абсурда. По колдобинам ездили поливальные машины, бульдозеры и самосвалы с какими-то бутафорскими деревьями. Публика (включая иностранных корреспондентов) толпилась на обочине по периметру пустыря. <…> Как только художники стали показывать свои картины, держа их в руках, к ним тут же подскочили “искусствоведы в штатском”, ответственные за конфискацию нелегитимных художественных ценностей. Отнятые работы топтали ногами или увозили на грузовиках с землей и деревьями, предназначенными, как оказалось, не для озеленения территории, а для борьбы с искусством».
Действия властей в ответ на выставку оказались слишком жесткими. Агамов-Тупицин делился: «На моих глазах арестовывали участников выставки. Когда увезли Юрия Жарких, я подхватил его картину и стал показывать зрителям. Прижимая ее к груди, я ловил себя на мысли, что делаю это из солидарности, хотя в эстетическом плане у меня с Жарких не было ничего общего. Фотограф Сычев, запечатлевший события на пустыре, обратил мое внимание на Оскара, вскочившего на “нож” бульдозера и в течение нескольких минут на нем балансировавшего — вопреки тому, что водитель делал выкрутасы, опасные для “наездника”.
Вскоре его оттуда свергли и поместили в легковую машину. То же самое сделали с Рухиным, после чего пришла и моя очередь. Сашу Рабина (Кропивницкого) и Володю Сычева арестовали чуть позже, однако Володе за несколько минут до ареста удалось передать негативы кому-то из своих. Женщин (Надю, Лиду, Римму) почему-то не трогали, но с работами обошлись безжалостно. Особый урон понесли картины Комара и Меламида — они пропали без вести».
Партия осознает свои ошибки
Впрочем, многие картины нашлись. Партийный деятель Анатолий Черняев делился: «Картины вернули художникам через какую-то “неизвестную женщину”. Кто-то извинился перед ними... После этого я не помню, чтобы кого-либо запрещали или разгоняли. На Малой Грузинской даже позволили быть “перманентным” показам “двадцати модернистов”. Я там бывал и удивлялся “свободе творчества”».
Власти, кстати, довольно быстро переосмыслили свое решение. Вот что рассказывал Андрей Александров-Агентов, возглавлявший в те годы Центральную ревизионную комиссию КПСС: «Эта акция вызвала много ненужного шума. Только она и одарила “абстракционистов” международным вниманием, которого те желали. Если бы художникам предоставили комнату для выставки, сопроводили выставку несколькими статьями о бессмысленных произведениях искусства и дали общественности возможность самой составить представление о них, все решилось бы само собой. В результате же привлечения милиции, использования бульдозеров и брандспойтов Моссовет настроил против СССР не только “буржуазную” печать, но и западные коммунистические партии».
Вскоре после событий 15 сентября партия разрешила художникам провести вторую выставку, уже вполне легально. Местом действия назначили Измайловский парк. 29 сентября туда пришли тысячи зрителей, а участников среди художников было почти вдвое больше, чем на «Бульдозерной», — 40 человек. В 2010 году Виталий Комар рассказывал об этом «Снобу». По его мнению, вторая выставка (которая была лишь следствием первой) помогла стране выйти из эпохи застоя: «Это было потрясающе. Это была первая ласточка перестройки, я считаю. Уже не тринадцать-четырнадцать, а гораздо больше пришло художников. А зрителей видимо-невидимо. Это был какой-то удивительный праздник. Настоящая ярмарка. Пускай даже ярмарка тщеславия. Художники были очень горды тем, что они наконец стали предметом интереса».
К чему привела эта выставка
Для многих художников, принявших участие в акции, она стала билетом в новую жизнь. Историк искусства Андрей Ковалев отмечал несколько итогов выставки для самых видных ее организаторов и вдохновителей: «Недоброжелатели и скептики чаще всего говорят о том, что “Бульдозерная выставка” была не более чем успешной попыткой автопиара. Конечно, это все так… <…>
Главный куш отхватили Виталий Комар и Александр Меламид, которые за два года до описываемых событий придумали свой соц-арт и повесили на дверях мастерской табличку “Известные художники 70-х годов XX века”. Они быстро освоили наработанные Александром Глезером и Оскаром Рабиным пиар-технологии и уже были готовы к тому, что будут участвовать не просто “в просмотре картин”, а в хорошо подготовленном медийном спектакле. И переиграли своих старших товарищей — без лишних раздумий начали свои ловкие и циничные манипуляции непосредственно с зарубежной прессой».
«Бульдозерная выставка» серьезно повлияла на современное советское искусство — ее участники, получив в одночасье огромное внимание, перестали ощущать себя маргинальными творцами из подполья. Архетип неустроенного по жизни, рисующего странные картинки, прячущегося от милиции и карательной психиатрии художника начал рассыпаться во многом благодаря 1974 году. А сам факт того, что художник когда-то был в маргинальном положении, уже в следующем десятилетии стал восприниматься как часть завидной и интересной биографии.
Подготовил Алексей Черников