Бунтарь без причины. Как Моррисси из героя музыкального культа превратился в парию
«Сноб» продолжает серию текстов, посвященных музыкантам, которые начали свою карьеру десятки лет назад и до сих пор привлекают внимание своим творчеством. Вторая история от музыкального обозревателя Дениса Бояринова — о Моррисси, экс-лидере The Smiths
Об альбоме Моррисси Viva Hate смотрите здесь.
Последняя новость о Моррисси огорчает: лос-анджелесский лейбл Capitol Records все-таки не выпустит его 14-й сольный альбом Bonfire of Teenagers, релиз которого намечался на февраль 2023-го. Пластинка была закончена еще два года назад и сулила немало интересного: в работе над ней принимали участие панк-патриарх Игги Поп, барабанщик Red Hot Chili Peppers Чэд Смит и их бывший гитарист Джош Клингхоффер, а также американская поп-звезда Майли Сайрус, которая оказалась ярой фанаткой Моррисси. Сам он отзывался о Bonfire of Teenagers как о «лучшем альбоме в [своей] жизни». Однако лейбл решил положить запись на полку: предположительная причина — очередные неполиткорректные высказывания экс-лидера The Smiths. В ответ Моррисси, за свою карьеру сменивший с десяток лейблов, ожидаемо объявил о разрыве отношений с компанией. Комментируя произошедшее на своем сайте, певец язвительно заметил, что Capitol Records предпочел его работе «сатанизм от Сэма Смита» — еще раз угодив в заголовки таблоидных новостей. Bigmouth strikes again («Помело снова наносит удар»), — пел Моррисси еще будучи солистом The Smiths. Эту песню пресса неизменно вспоминает всякий раз, когда он публично произносит нечто возмутительное.
По любому вопросу у Моррисси всегда было свое, непопулярное мнение, которое он умел сформулировать хлестко и ядовито. Ярчайший британский певец и сонграйтер начал карьеру в конце 1970-х с вызывающего панк-рока. Сквозь десятилетия он словно символ веры пронес панковский подход к музыке, а также стремление всегда быть против истеблишмента и обывательских представлений о реальности. В начале 1980-х, объединившись с Джонни Марром в группе The Smiths и добившись известности, Моррисси шокировал публику своими политическими взглядами, да и вообще отношением к жизни. Он, выросший в Манчестере сын ирландских эмигрантов, выступал против Маргарет Тэтчер, против королевы, против династии Виндзоров и вообще британской монархии как института, а заодно против мясоедения и даже секса (долгое время о нем ходил миф как о принципиальном девственнике, а его сексуальная ориентация по-прежнему остается тайной). Моррисси высказывал неудобную точку зрения не только в интервью журналистам, но и в песнях The Smiths, тем самым превратив группу в одну из наиболее «политических» в истории британской музыки.
Не меньше провокационности и духа противоречия было и в романтических песнях манчестерского отщепенца. Он стал певцом безнадежного одиночества и отчаяния во время карнавала гедонизма, насыщавшего музыкальный мейнстрим 1980-х. Тьма, яд и горечь, сконцентрированные в текстах Моррисси, резко контрастировали с витальностью и светом, которые источала музыка The Smiths. Основанная на простых мелодиях и ритмичном гитарном бое, она предлагала антидот от картин удручающей реальности, которые разворачивались в текстах Моррисси вопреки всем правилам и стандартам тогдашней поп-музыки. Песни The Smiths, на уровне структуры и саунда создававшие эффект безостановочного движения, и сами были способом бегства из унылого мира британской глубинки времен Тэтчер. Молодежь этот призыв к бегству оценила и последовала ему: The Smiths удалось добиться мировой известности, и группа вошла в канон новаторов, повлиявших на множество рок-музыкантов обоих полушарий (начиная от U2 и Arcade Fire, заканчивая «Кино» и «Мумий Троллем»).
При этом по духу группа была скорее консервативной: современность вообще раздражала Моррисси (который до сих пор носит прическу помпадур и предпочитает факсы телефонам). Ответом на ее вызовы было жесткое «нет». Герои артиста — родом из прошлого: это британские денди XIX века и звезды золотой эры Голливуда, источавшие свет настоящего гламура; первые рок-н-ролльщики 1950-х, которые выпустили джинна этой музыки из бутылки, и глэм-рокеры, уничтожившие стереотипы о гендере и сексуальности; наконец, панки, вернувшие року протест. Моррисси любил бунтарей без причины, вызывавших на себя огонь всеобщего непонимания — от Оскара Уайльда и Джеймса Дина (о котором он написал книгу) до пионеров глэм-панка New York Dolls (президентом фан-клуба которых он являлся). Безусловно, он сам хотел быть одним из таких бунтарей.
За десятилетия, прошедшие с появления The Smiths, Моррисси ничуть не изменился в своих взглядах, вкусах и привычках, чего не скажешь об отношении к нему людей, да и об эпохе в целом. Он давно уже не тот грациозный принц-мизерабль, смущающий умы колкими остротами, каким был в 1980-х. Сейчас, в эпоху тотальной корректности и толерантности, Моррисси воспринимается как токсичный дед, не просто раздражающий публику сварливыми комментариями, но и подозреваемый в сочувствии расизму. За эти годы список жертв, пострадавших от его острого языка, неимоверно разросся — в нем, помимо высокопоставленных британских политиков, побывали Дэвид и Виктория Бэкхем, Роберт Смит, Мадонна, Элтон Джон, множество других мировых поп-звезд, а заодно все население Китая (за якобы жестокое обращение с животными). Особые счеты у Моррисси с либеральными британскими медиа; они разочаровались в бывшем кумире еще в начале 1990-х, когда он имел неосторожность заигрывать с представителями британских националистических движений.
Бритоголовые парни интересовали панк-поэта Моррисси как заметная часть социума, во-первых, связанная с брутальной маскулинностью, а еще декларирующая свою политическую субъектность — две черты, которые притягивают его как магнит. В то же время нельзя сказать, что песни Suedehead или National Front Disco, записанные певцом в начале сольной карьеры, пропагандируют идеи национализма или романтизируют образ правого радикала. Напротив, добавляя в сюжет с участием скинхеда своей фирменной амбивалентной чувственности, Моррисси разрушал консервативный миф о «мужском братстве», на котором для многих строится привлекательность нацгрупп. Похожей странной, субверсивной логикой, возможно, был продиктован знаменитый инцидент, случившийся на совместном концерте Моррисси и ска-группы Madness в 1992 году: тогда, стоя перед толпой, где было немало скинхедов, певец завернулся в британский флаг. Если учесть двусмысленную гомоэротическую ауру, овевавшую его образ с первых синглов The Smiths, кажется, что этот поступок был совершен с целью подразнить националистов, а не в знак единомыслия с ними. Британская пресса, впрочем, не поняла этой провокации и до сих пор припоминает скандальный случай с Union Jack в статьях, рассуждающих о том, не расист ли Моррисси.
В 1995 году певец, по собственным словам, «затравленный» британской критикой, уехал подальше от родины: в Америку, где у него образовалась большая фан-база. Он поселился в Лос-Анджелесе, в конце бульвара Сансет, где жили звезды его любимых фильмов, в особняке, принадлежавшем некогда Кларку Гейблу, — и замолчал почти на десятилетие. Только в 2004 году Моррисси выпустил альбом You Are The Quarry («Ты — мишень»), который перезапустил его карьеру. На обложке пластинки артист позирует с автоматом в руках, а между его именем и названием альбома стоит запятая (то есть «Моррисси, ты — мишень»). Тем самым он подчеркнул, что это он считает себя жертвой, несмотря на многолетние упреки в злоязычности. В заходном сингле, ставшем мотором для раскрутки альбома — Irish Blood, English Heart — Моррисси воспел свои патриотические чувства и любовь к флагу Британии, не забыв продемонстрировать глубокую неприязнь к ее политической системе, понимаемой очень широко: досталось и тори, и лейбористам, и королевской династии, и даже Оливеру Кромвелю.
Как ни странно, песня стала хитом на родине певца и не только (правда, Моррисси обвинял BBC в том, что они недостаточно часто крутили ее в эфире). В то же время, для британских медиа Irish Blood, English Heart стала еще одним аргументом в пользу того, что Моррисси совсем оторвался от реальности и якобы пропагандирует идею «Британия для британцев», поэтому пора бойкотировать и его, и его поклонников. На все это неуживчивый артист отвечал афоризмами вроде «если я — расист, то папа римский — женщина. Что, очевидно, не так». При этом он продолжал совершать провокационные жесты: публично высказывал симпатии к ультраправой антиисламской партии For Britain или говорил в интервью о том, что слово «расист» утратило свое значение, поскольку его стали использовать как клеймо против несогласных.
Моррисси соткан из противоречий: застенчивый одиночка с замашками эгоманьяка; убежденный консерватор с сердцем революционера; бесцеремонный провокатор с безупречными манерами; истовый патриот Британии, отправившийся в добровольное изгнание; сноб в броне иронии и сарказма, который, по рассказам друзей, трепетно внимателен к близким и обожает обниматься. Несмотря на образ желчного человека, умеющего быть неприятным, Моррисси способен и на любовь. В первую очередь — по отношению к музыкантам, для которых он завел алтари в своем сердце. Моррисси никогда не предавал своих кумиров, как бы печально ни закончилась их карьера. Напротив, всеми силами он вытаскивал их из лимбо всеобщего забвения. Так случилось, к примеру, с Jobriath — давно потухшей звездой американского глэм-рока. Благодаря Моррисси, который спродюсировал переиздания песен Jobriath, об артисте вспомнили в новом веке. В 2019-м Моррисси выпустил альбом California Son с кавер-версиями песен любимых американских музыкантов. Он открывался треком Jobriath. Своих героев британский певец поминает и на последнем альбоме Bonfire of Teenagers: в Rebel without Applause — единственной песне с альбома, которой пока удалось увидеть свет, — он воспевает bawdy boys of song, «непристойных парней с песнями». Имеются в виду британские панк-рокеры 1970-х вроде Generation X и X-Ray Spex. Моррисси сетует, что остался последним из этой банды. Это и правда так: идеалам панка он предан свято, что очевидно не только по протестному духу, но и по звуку его записей.
Законсервировавшись в своих представлениях о том, каким должен быть рок и его идолы, Моррисси не играет по правилам нового мира: он не пытается нравиться и быть политкорректным, хоть и рискует при этом стать жертвой cancel culture. Возможно, дело еще и в том, что он не нуждается в новых фанатах — ему бы разобраться со старыми. Объединяя людей со всех континентов, более сорока лет существует необычайно живучий культ Моррисси — он распространен в основном среди белых гетеросексуальных мужчин и больше похож на секту болельщиков футбольного клуба, который давно вылетел из премьер-лиги. На каждом альбоме Моррисси есть саркастичная песня-послание поклонникам, которые не предают кумира, несмотря на все его эскапады — точно так же, как сам Моррисси остается верен любимым музыкантам. Такая песня должна была быть и на Bonfire of Teenagers. Она называется I Live in Oblivion («Я живу в забвении»). В ней 63-летний певец, как и прежде, злобен и ядовит, и вместе с тем пессимистичен. Он притворно извиняется, что «постарел» и устал «поджигать мир»: And now I live in oblivion. And it suits me very well. And the only thing that can kill me is thе hospital food. And the only one left to visit mе is you («Я теперь живу в забвении. И меня все абсолютно устраивает. Разве что больничная еда меня добьет. И навестить меня приходишь только ты»). Жаль, что I Live in Oblivion, как и весь альбом Bonfire of Teenagers, так и не выйдет; услышать песню можно будет только на концертах певца.