Русский «Нью-Йоркер»: от Владимира Набокова до Маши Титовой
Владимир Набоков
Удивительно, но поэзия Набокова, которую принято любить несколько сдержаннее, чем его «большие» произведения, появилась в The New Yorker даже раньше, чем его проза. В начале 1940-х, когда Владимир Набоков уже перебрался в США, редактор поэтического отдела журнала Чарльз Пирс напечатал его стихотворения «Холодильник просыпается» («The Refrigerator Awakens»), «Литературный ужин» («A Literary Dinner»), «Изгнанник» («Exile») и «На поимку бабочки» («On Discovering a Butterfly»). Редакцию The New Yorker очень удивило, что писать стихи по-английски Набоков начал сравнительно недавно, поскольку его подборку приняли «без единого голоса против».
А вот с рассказами Набокову не везло. В 1942 году писатель отправил в журнал одну из версий текста Mademoiselle O, которую очень быстро отвергли — причем на самом нижнем уровне редакторской обработки, в «отделе новых поступлений». Успешный заход Набокова в The New Yorker случился только во второй половине десятилетия: в 1947 году редакторы приняли черновик рассказа, который в будущем получит название «Портрет моего дяди» и превратится в третью главу книги мемуаров «Убедительное доказательство» (русскоязычный читатель знает этот текст как «Другие берега»). Вплоть до начала 1950-х все тексты писателя, опубликованные в The New Yorker (кроме одного), были частями продолжающегося автобиографического проекта.
Постоянным редактором Набокова в The New Yorker была Катарина Уайт — бостонская аристократка, которую коллеги называли «бархатной рукой в железной перчатке». Она как никто умела «отрезвлять» даже самых именитых авторов. Несколько раз Уайт лично спасала Набокова от чудовищных стилистических ошибок. В стихотворении On Discovering a Butterfly поэт описывает крючковатые гениталии бабочки словосочетанием horny sex, имея в виду «роговой пол». Вот только horny вполне можно перевести как «похотливый, сексуально возбужденный». Набоков этого не знал — и в ответном письме выражал Катарине благодарность за спасение от такого «кошмарного каламбура» и «катастрофы счастливого неведения».
Иосиф Бродский
Отношения The New Yorker с Бродским тоже начались с «Бабочки» — так называлось первое стихотворение поэта, опубликованное в журнале весной 1976 года. Он написал этот текст на русском за четыре года до его публикации на английском:
После этого в журнале ежегодно печатали по три-четыре стихотворения Бродского, иногда прерываясь на его заметки и эссе. Автором The New Yorker поэт был до самой смерти.
Примечательно, что в 1977 году, вскоре после своего «глянцевого» дебюта с «Бабочкой», Бродский опубликовал статью в июльском номере журнала Vogue. Посвящена она была поэзии Беллы Ахмадулиной, к которой Иосиф сперва относился очень прохладно. По словам его друга и издателя Карла Проффера, Бродский не смог отказаться от предложения только потому, что очень нуждался в деньгах. После личной встречи Иосиф изменил отношение к современнице и в своем тексте назвал ее «совершенно подлинным» поэтом, которого контекст вынуждает «сокращать себя».
Сергей Довлатов
Рассказы Сергея Довлатова The New Yorker напечатал в начале 1980-х. Это было необычно сразу по нескольким причинам. Во-первых, Довлатов, в отличие от Набокова, не писал по-английски — опубликованы были переводы. Во-вторых, имени Довлатова за пределами довольно узкого эмигрантского круга почти никто не знал, а журнал иногда не публиковал даже очень известных мировых писателей. Между Набоковым и Довлатовым на страницах издания не успел оказаться ни один русский писатель. С 1980 по 1989 годы Сергей умудрился продать журналу целых десять текстов (это много).
На появление Довлатова в The New Yorker отреагировал даже американский писатель Курт Воннегут. В личном письме к Сергею он шутил, что за всю жизнь не смог добиться того, что советский эмигрант сделал всего за пару лет — у автора «Бойни номер 5» и «Завтрака для чемпионов» журнал на тот момент не купил ни одного рассказа. Воннегут также заметил, что до публикации довлатовских сочинений в The New Yorker очень редко появлялись тексты о жизни людей, которые этот журнал не читают.
Понять, чем Довлатов мог зацепить американского читателя, нетрудно: даже свои самые первые вещи он писал хлестко, сухо и коротко. На русском так делать было скорее не принято, зато среди англоязычных писателей сторонников такого подхода было много (вспомним Буковски). Кроме того, Сергей обладал «чувством юмора американца» — по крайней мере, так считал автор «Уловки-22» Джозеф Хеллер. Другое дело, что многие чисто советские шутки вне контекста были непонятны, из-за чего переводчики либо адаптировали их по-своему, либо просто пропускали.
Татьяна Толстая и новое время
До сих пор последним (если верить архиву) «советским» писателем, которого печатал The New Yorker, остается Татьяна Толстая. Ее сотрудничество с журналом началось с рассказа «Поэт и муза», опубликованного в номере от 7 января 1990 года. В том же году Толстая на время переехала в США, чтобы преподавать (что, впрочем, не избавляет ее от титула «последней советской», каким бы бессмысленным он ни был).
Следующими были напечатаны ее рассказы «Пламень небесный» и «Самая любимая» — во всех трех текстах ярко выражено нравственное начало в традициях русской классики, для современной литературы скорее несвойственное. Отрывки из самого известного романа Толстой «Кысь» в журнале не публиковались, хотя в январе 2003 года редакция The New Yorker отметила его положительной рецензией. После этого Толстая чаще сотрудничала с журналом как эссеист: многие статьи этого времени она также публиковала в своих социальных сетях еще до перевода на английский.
После распада СССР The New Yorker обращался к российским писателям немного чаще: в журнале публиковали тексты Виктора Ерофеева, Людмилы Улицкой, Людмилы Петрушевской и некоторых менее известных русскоязычных авторов (эссеистов), однако никто из них долгосрочного «набоковского» романа с редакцией не завел.
Константин Аладжалов
Среди постоянных иллюстраторов The New Yorker был человек, имени которого сегодня не знает почти никто, хотя долгое время он оставался единственным русским художником, чьи работы становились обложками легендарного глянца. Константин Аладжалов родился в 1900 году в Ростове-на-Дону (по другой информации, он родом из Баку). В 1917 году закончил ростовскую гимназию, после чего год отучился в Петроградском университете. До отъезда из России в 1921 году Константин писал портреты большевистских «вождей» и работал над агитационными плакатами, а затем эмигрировал — сначала в Константинополь, а оттуда — в Германию и США.
Поселившись в Нью-Йорке, он расписывал дома и русские ночные клубы, писал портреты на заказ, готовил декорации и рисовал театральные афиши, а в 1926 году стал сотрудничать с американскими журналами. Аладжалов был единственным художником, который одновременно рисовал обложки для The Saturday Evening Post и The New Yorker. Сотрудничество с последним продлилось до 1960-х: за почти 35 лет Константин нарисовал 171 обложку. Он также работал и с другими глянцевыми изданиями — от Vogue до Vanity Fair.
Маша Титова
Обложка: официальный сайт журнала The New Yorker
«Первую интерактивную» обложку The New Yorker создала российская художница Маша Титова. Для одного из номеров 2023 года, который был посвящен музыке, она изобразила «оркестровки различных звуков» с помощью абстрактных элементов медного и черного цвета. На сайте издания обложку можно еще и «потрогать»: если кликнуть на любую фигуру, читатель услышит композицию, которая вдохновила художницу на ее создание. Все эти мелодии написаны сотрудниками The New Yorker.
По словам Титовой, ее работу можно воспринимать как визуальную симфонию: «Я не играю на инструментах, но люблю музыку, особенно ритмы, которые меня часто вдохновляют. И когда я занимаюсь дизайном, я пытаюсь гармонизировать различные визуальные формы, как если бы они были частью музыкальной композиции». Для обычно «прямого» The New Yorker работа с абстракцией — большой эксперимент.
Подготовил Егор Спесивцев
*Улицкая Людмила Евгеньевна — признана Минюстом иностранным агентом