«Звездные войны» изменили все представления о большом голливудском кино. Они вышли в 1970-е — в период развития «нового Голливуда», когда в индустрию пришло большое количество молодых режиссеров с собственным видением того, как и что надо делать. У некоторых уже был опыт работы во второсортном кино, многие вышли из школы Роджера Кормена, которого по праву называют королем фильмов категории «B». Они пришли в Голливуд, получили деньги и принялись снимать. Одним из первых фильмов, положивших начало трансформации Голливуда, стал «Бонни и Клайд» Артура Пенна, потом вышли ленты Мартина Скорсезе, Френсиса Форда Копполы, Стивена Спилберга и Джорджа Лукаса.

В конце 1960-х — первой половине 1970-х кино стало жестким, бескомпромиссным, насилие на экране стали показывать без стеснения, на чем многие режиссеры сделали себе имена. Но к 1980-м почти все они ушли со сцены нового Голливуда: либо стали снимать совсем другие фильмы, либо вовсе покинули индустрию. На коне остались только два автора — Джордж Лукас и Стивен Спилберг. Внутри нового Голливуда они создали свой маленький новый Голливуд, снимая не просто фильмы о жестокости и насилии, а адаптированные для молодежи, с богатой вселенной и деталями. Со «Звездных войн» Лукаса и «Челюстей» Спилберга начались современные блокбастеры — мегауспешные фильмы, собирающие грандиозную кассу. Расчет на молодую аудиторию привел Лукаса к тому, что, когда он получил все права на фильм, он стал выпускать мерч: вселенная «Звездных войн» разрослась и стала материализовываться.

Американский философ-неомарксист Фредерик Джеймисон, который исследует современную культуру постмодернизма и общества потребления, в своих ранних работах говорил, что постмодернистскую эпоху характеризуют два явления — «шизофрения» (не в клиническом значении, а символическом) и «пастиш». Пастиш, писал Джеймисон, нередко приобретает форму «ностальгического кино», и, как ни странно, к этой категории относятся и «Звездные войны». Хотя, естественно, фильм не посвящен нашему прошлому в буквальном смысле, он апеллирует к образам прошлой культурной эпохи вроде хорошо знакомого американской аудитории сериала «Бак Роджерс».

В конце концов «Звездные войны» объединили культурный опыт разных поколений. Молодые люди до 25 предпочитают I, II, III эпизоды, которые радикально отличаются от IV, V и VI. Представители более старшего поколения предпочитают первые снятые фильмы, подтверждая концепцию Джеймисона. Если у американцев ностальгические чувства вызывали образы, отсылающие к старому кинематографу, то, например, советская аудитория 1980–1990-х получила необычный опыт переживания чужой ностальгии.

Выход VII эпизода стал попыткой объединить новые «Звездные войны» и старые. Я бы назвал это феноменом «приквейк» — от слов «приквел» и «ремейк»: фильм воспроизводит структуру, внутреннюю логику и сюжетные ходы IV эпизода, это одновременно и продолжение, и ремейк первого фильма. Такой маневр позволил слить воедино расколовшуюся на поколения аудиторию и создать единство опыта. По этому поводу даже была шутка в одном из последних сезонов «Южного парка»: Джей Джей Абрамс, снявший VII эпизод, смог объединить Америку.

«Звездные войны» — это и не научная фантастика, и не фэнтези. Не случайно их называют не sci-fi, а «космическая опера» или даже «космический вестерн» с очень простой сюжетной линией — борьба света и тьмы, добра и зла. И хотя на политическую жизнь вселенной «Звездных войн» действительно можно посмотреть глазами Лео Штрауса или Никколо Макиавелли, в основе франшизы все равно лежит очень простой конфликт, понятный каждому зрителю — и 40 лет назад, и сейчас.