Раз уж существуют на свете династии долгожителей — взять хоть нынешнюю английскую королеву с ее мамой — имеет смысл поискать этому естественные предпосылки. В том числе, возможно, и генетические. Сейчас, когда человеческие геномы расшифровывают буквально тысячами, сделать это проще простого: сперва накапливаем данные о всяких индивидуальных особенностях генов (то есть мутациях), а потом выясняем, сколько прожил человек с таким-то и таким-то набором мутаций. Дальше статистический анализ, и дело в шляпе: мы узнаем, какие варианты генов коррелируют с долголетием.

Это сейчас, конечно, была шутка. Ну как вы себе это представляете: ученые запасаются генетической базой данных, а потом начинают обзванивать тех, кто в ней засветился? «Ну как, еще живы? Ой, а этот телефон почему-то не отвечает...» Да даже и такой дурацкий путь неосуществим: большинство клиентов фирм, делающих генетический анализ, оговаривают условие анонимности.

Уважаемый читатель, можете сейчас взять минутную паузу и попробовать придумать, как выявить гены долголетия, не дожидаясь, пока все умрут — путем пусть и трудоемкого, но разового исследования. А потом проверьте, угадали ли вы.

* * *

Американский генетик Ахаманеш Мостафави из Колумбийского университета и его международная команда придумали следующий способ. Смотрите: если мы ищем мутации, из-за которых люди не доживают до старости, то навряд ли мы обнаружим эти мутации у глубоких стариков. К счастью, в базах данных есть информация о возрасте тех, кто предоставил материал для генетического анализа. И надо ожидать, что относительная доля таких мутаций будет заметно снижаться с увеличением возраста носителей. Чуть менее очевидно (хотя на самом деле это следствие ровно того же рассуждения), что у пожилых испытуемых будет чуть более высокая пропорция мутаций, определяющих долголетие, чем в среднем по выборке.

Дальше дело техники: проанализировать генетические данные 215 000 человек из крупнейших баз данных Великобритании и США. Те генетические варианты, частота которых статистически достоверно меняется в зависимости от возраста, и есть то, что нам нужно. На выходе получаем гены счастливой старости и гены преждевременной кончины, не будь всуе помянуты.

Команда исследователей проверила более 8 миллионов мутаций (генетики чаще называют их «однонуклеотидными полиморфизмами, или SNP, или по-русски «снипами»). И их ожидало некоторое разочарование: частота SNP как-то почти не менялась по возрастным группам, а если и менялась, то неубедительно. Из восьми миллионов точек в геноме статистическое сито выловило лишь два SNP. И это не были гены счастливой старости — напротив, это были гены, которые до этой старости дожить, кажется, не позволяют.

Первый такой ген — APOE, про который и так было известно, что он замешан в развитии болезни Альцгеймера. У женщин старше 70 лет мутация в этом гене встречалась значительно реже, чем в среднем по выборке. Второй ген чуть поинтереснее: CHRNA3 коррелирует с сильной зависимостью от никотина у мужчин. Частота этого гена начинала заметно снижаться — опять же у мужчин — уже на пятом десятке.

Замечание в скобках: уважаемые борцы с курением, хотим обратить ваше внимание, что эти данные вообще ничего не говорят о том, будто много курить вредно. Возможно, ген CHRNA3 (вернее, определенная мутация в нем) побуждает своего носителя переживать по пустякам, или например душой болеть за катящуюся в пропасть страну, или бледнеть от гнева при виде несправедливости. От этого, конечно, немудрено угаснуть как свечка во цвете лет, и от этого рука каждые пять минут тянется к сигаретам, но эти два следствия могут быть и не связаны друг с другом. Так что вред курения по-прежнему остается гипотезой. Хотя, конечно, и очень правдоподобной, что уж тут спорить.

Семейная пара охотнее заводит детей, если растить их помогают пожилые родственники. Тем самым, чем дольше живут эти родственники, тем больше у них появляется потомков, вот вам и механизм отбора

Всего два гена на восемь миллионов — это очень, очень мало, и даже подозрительно мало, — к этому мы вернемся чуть ниже. А пока отметим, что хотя в статистическом сите почти не осталось индивидуальных «мутаций долголетия», зато остались их ансамбли, то есть комбинации. Например, сочетания полиморфизмов, коррелирующие с предрасположенностью к астме, ожирению и высокому уровню холестерина, заметно сходили на нет с возрастом носителя, потому что носители таких сочетаний, очевидно, до преклонного возраста не доживали. Удивительного тут ничего нет: много болел, выглядел скверно, рано умер. Это, конечно, не «гены продолжительности жизни», а просто гены, которые эту самую жизнь портят.

А что же с генами, которые удлиняют жизнь? С теми, которые у столетних старцев встречаются чаще, чем у молодежи? Индивидуальных генов не найдено, а вот сочетания нашлись, и довольно любопытные. Их наличие, кроме возраста носителей, коррелирует с таким любопытным свойством, как задержка репродуктивной зрелости и позднее деторождение. О том, что эти особенности человеческой судьбы как-то связаны с долголетием, было известно и раньше, но объясняли это социальными причинами. Если вы не торгуете на бирже и не работаете в офисе 12 часов в сутки, у вас, скорее всего, много свободного времени, мало способности к самоконтролю и очень, очень мало денег — неудивительно, если вы с таким набором качеств рано залетите, а потом еще и рано умрете. Данные этого исследования показывают, что все сложнее, и у этой истории действительно есть генетическая подоплека.

Но вернемся к главному. Главное вот в чем: мутаций, коррелирующих с продолжительностью жизни, обнаружено подозрительно мало. По мнению авторов, это неспроста. Авторы в своей статье делают смелое предположение: возможно, мутаций, укорачивающих жизнь, так мало потому, что их выметает естественный отбор?

На самый первый взгляд это естественно, а вот уже на второй — противоречит всему, на чем десятилетиями стояла наука геронтология. Эта наука учит: отбору безразлично, что происходит с особью после того, как она даст потомство и воспитает его до репродуктивной зрелости. Когда ваш ребенок вступает в «возраст согласия» и съезжает в съемную однушку, естественный отбор прощается с вами навсегда.

Но что если это не так? Один из возможных путей, по которым отбор может настигнуть вас в преклонном возрасте, антропологи предложили довольно давно: это «эффект бабушки». Суть его в том, что семейная пара охотнее заводит детей, если растить их помогают пожилые родственники. Тем самым, чем дольше живут эти родственники, тем больше у них появляется потомков, вот вам и механизм отбора.

Но если этот механизм действительно работает настолько эффективно, как предполагают результаты данного исследования — почти начисто выметая из популяции все, что способно укоротить век человеческий, — это значит, что отбор уже загнал нашу продолжительность жизни прямо под биологически возможный максимум. А потому все приятные разговоры геронтологов о том, что якобы ничто не мешает нам жить лет по двести, не имеют под собой почвы. Грустно, конечно, но ведь наука и не обещала всегда и во всем нас радовать. Зато обещала открыть нам, как оно все есть на самом деле, — это тоже немало.

В заключение, наверное, надо сказать, что это исследование наверняка будет уточнено, и очень скоро мы узнаем, куда там на самом деле нас ведет отбор. Базы генетических данных растут и пухнут буквально с каждым днем. Лет через пятьдесят в них уже будут данные, покрывающие три поколения людей. Тогда можно будет увидеть динамику человеческой эволюции, не прибегая к ухищрением, а просто сравнивая «было» и «стало».

Мы-то с вами, наверное, до этого не доживем. Если, конечно, рецепт долгой жизни не будет разработан буквально завтра — и тогда подобные исследования начисто потеряют всякий практический интерес. Но пока, на наш вкус, они весьма увлекательны.