Любовь, батраки из детдома и гуси-лебеди
— Вы что, все ко мне? — несколько встревоженно спросила я.
Прием только начинался. Возле моего кабинета стояли четверо взрослых мужчин и женщина. Детей с ними не было. Почему-то мне пришла в голову дурацкая мысль, что молодые мужчины — из уголовного розыска. Особенно один — мрачный, широкоплечий, в кожаной куртке — только кобуры на боку не хватает.
— Да, мы все к вам, — старший из мужчин попытался улыбнуться. Получилось у него, если честно, не очень. Было такое впечатление, что он сильно волновался и чувствовал себя не в своей тарелке. Но такая группа и не должна чувствовать себя в «своей тарелке» в детской поликлинике, решила я и пригласила их в кабинет.
Женщину усадили в кресло. Двое молодых, которым не хватило стульев, легко и естественно присели на корточки у стены. У всех, включая женщину, были руки людей, много и тяжело работающих физически.
— Слушаю вас.
— Вот она, — старший из мужчин кивнул на женщину, — читает вас где-то. По понедельникам. Мы пришли… — он запнулся.
— Нам нужно экспертное мнение, — неожиданно вступил самый мрачный. Мне показалось, что это подсказка старшему: словосочетание «экспертное мнение» они специально подготовили для визита ко мне, но сейчас старший от волнения его забыл. — Насчет того, что нам дальше лучше делать.
— Я со всем моим удовольствием, — кивнула я, все еще не отказавшись окончательно от версии «уголовного розыска». — Но сначала было бы неплохо узнать, кто вы такие и что у вас происходит.
Дальше я услышала очередную историю из серии «если вам кажется, что жизнь уже ничем не может вас удивить, вы ошибаетесь».
Они были отличной парой — инженеры, походники, палатки-байдарки, турслеты, «дым костра создает уют» и так далее. Общественно-политической жизнью не интересовались. Очень любили карельскую природу и друг друга.
Все бы хорошо, если бы не две проблемы: вследствие политических пертурбаций институты развалились, и найти инженерную работу стало весьма затруднительно. И у них не было детей. Они обследовались, пытались лечиться. Ни-че-го. При этом врачи не говорили категорическое «нет». Решили положиться на судьбу.
В какой-то момент взяли в аренду землю на границе Карелии и Ленинградской области и стали фермерами. Тогда многие так решили. Не удержался почти никто. Перестроечная чехарда законов, низкие закупочные цены, ненависть местных и еще полдюжины факторов. Один раз ферму подожгли соседи. Два раза приезжали рэкетиры. Один раз землю пыталось отобрать государство. Но они от всех отбились (иногда буквально) и удержались. Ферма в лесу, на взгорке, на берегу красивейшего озера (мне показали фотографии). Сейчас выращивают лен, гусей, уток, немного овощей в теплицах, делают сыр, в том числе козий, есть пасека и рыбные садки на озере. За два последних лета опробовали идею «гостевой фермы» для семей с детьми. Получилось вроде удачно, собираются продолжать.
В общем, первую проблему более-менее решили. Оставалась вторая. И в какой-то момент стало ясно: поезд ушел, детей у них никогда не будет. Смирились легко, потому что они уже плохо все это себе представляли: пеленки, распашонки, бессонные ночи... А работать кто будет?
— Знаешь, — задумчиво сказал муж, — а ведь вот нанимать деревенских, это же всегда геморрой: то он в запой ушел, то чего-то требует, то просто уже не понимает, чего от него надо. Но помощники нам будут нужны чем дальше, тем больше, мы ж расширяемся и не молодеем одновременно.
— И что ты предлагаешь?
— А может, возьмем кого из детдома? Не маленьких, конечно, подростков, я слыхал, они никому особо не нужны, и судьба у них потом, как правило, ужасная. А тут все-таки какой-то шанс. Да и нам, если что выйдет, помощь.
— Только тогда надо сразу двоих, близких по возрасту, — сказала женщина. — Чтоб они могли между собой общаться и к нам не особо приставали.
* * *
В какой-то момент одна из чиновниц спросила прямо:
— Вы что, бесплатных батраков себе на ферму ищете?
Супруги честно и согласно кивнули. И мужчина, вообще-то не отличающийся красноречием, вдруг добавил:
— Ага, мы не болонок себе на подушку ищем, чтоб им шейки чесать и бантики повязывать, а рабочих псов. А если кусачие, то это ничего, обломаем.
Чиновница потеряла дар речи. Но они хотели подростков. И, кроме них, их действительно мало кто хотел.
Нашли четырнадцатилетнего мальчика, который сбегал уже из трех детдомов: сильный, здоровый, отец сидит, мать умерла. И еще одного, в другом месте — двенадцати лет. Спокойный, услужливый, немного слабоумный, но читать-писать умеет. Любит животных. Самое то, что надо.
Познакомились с обоими. Слабоумный понравился — вежливый, про животных расспрашивал. Побегушник на вид — лет шестнадцать, отличный батрак получился бы. Но еще удержи его! Мужчина сразу спросил: убежишь? Тот честно ответил: скорее всего, убегу!
Посоветовались, решили: берем. Тут слабоумный им в прямом смысле в ноги кинулся: возьмите и брата моего! Нас злые люди разлучили! Я вам за двоих отработаю! Растерялись, пошли к администрации: а где же брат-то его? Живой ли вообще? Администрация говорит: брат его слабовидящий, поместили в соответствующее заведение.
Ну что ж. Поехали туда вместе со слабоумным. Выходит мальчишка, глаза закаченные, руками за стены хватается. Женщина от ужаса закрыла лицо руками, а их приемыш подошел к мальчишке и ка-а-ак заедет ему кулаком по физиономии. И говорит:
— А ну кончай выкобениваться, придурок. Это наш шанс.
Глаза у мальчишки тут же вернулись на место, руки тоже, ну и полез с братом драться. Вроде поздоровались.
Что ж делать, взяли и этого.
Первое, что сделал отец на ферме, — раздал всем трем приемышам по компасу и научил им пользоваться. Потом раздал отпечатанные и заламинированные карты, где три ближайших поселка, городок и ферма кружочком обозначена. Сказал:
— Вот, это если будете убегать, чтоб знали, куда и как вернуться. Сейчас объясню, где на карте что. Мы вас всегда будем ждать, только если совсем ночью придете — переночуйте в сеннике, а потом уж с утра стучитесь. А теперь — за работу.
Карты все трое много лет носили за пазухой, как талисман. Дом! Где тебя ждут! Младшие никуда не убегали. Хотя один раз заблудились, когда за грибами пошли, и карта помогла. А старший убегал три раза. Потом возвращался.
Последний раз вернулся уже после армии. С родным отцом. Нашел его где-то в родных местах, фактически под забором. Отсидел, вышел, гепатит, туберкулез. Я, говорит бывший зэк, вам в ноги поклониться пришел, и умереть, если получится, недалеко от родного сына.
Купили ему за три копейки развалюшку в ближайшей деревне. Он там помирать передумал, даже женился на справной бабе. В уважухе у местной молодежи, много лет уже истории про зону рассказывает. А сын его с тех пор никуда не убегал, работает на ферме за троих.
Младшему глаза лечили, кое-что получилось. Теперь один глаз совсем плох, зато другой с линзой видит почти нормально.
Он линзы снимает и рисует маслом — странный такой мир, как у импрессионистов, только цвета пожестче (мне фото картин показывали, у него уже две персональных выставки было). Природу рисует, коров, гусей, деревенских людей. Пять картин даже купили. И еще несколько он под заказ писал. Самый умный из троих. Хорошо учился. Витгенштейна читал. Симулянт, манипулятор. От работы на ферме всегда отлынивал, пока старшие братья или отец не пригрозят прямой физической расправой. Сейчас взял на себя всю бухгалтерию — понимает в этом и руки марать поменьше.
Средний самый тихий. В деревенскую школу он ходил полтора года, потом отказался. Учительница подтвердила: достиг потолка, дальше обычными методиками, среди других ребят он не обучается, только время теряет и самооценку рушит. Но все, что ему надо, чтобы на ферме работать, он знает.
* * *
Теперь они мне все нравились, очень. В них совсем не было лицемерия, сейчас это редкость.
— А чего же вы все хотите от меня? Экспертного мнения о чем?
— Отец и мать требуют, чтоб мы женились и детей рожали, — взял инициативу старший из сыновей. — Точнее, чтоб я и Женька женились. Егорку не трогают, а как раз он, может быть, и не прочь. А мы не хотим. Женька вообще еще не определился окончательно, кто ему нравится — девушки, парни или, может быть, гуси-лебеди. А я просто не готов пока на себя ответственность взять, потому что понимаю: у меня крыша на одном гвозде держится и то и дело съезжает. Кого я рожу и что с ним будет, если у меня крышняк-таки съедет окончательно? Не хочу! И Женька не хочет. Но при том — мы перед матерью и отцом по гроб жизни в долгу. Им внуков охота — мы понимаем. И их волей теперь пренебречь — падлой стать. Что ж нам делать?
— Да-да, — подхватил отец. — Вот вы теперь все знаете и понять можете. И с семьями разными работаете, всякое видали. И жена вас читает. Как вы это видите?
— Если целиком на картину взглянуть, — уточнил Женька.
Я рассмеялась.
— Вам честно или профессионально?
— Давайте и так, и так, — деловито предложил старший из сыновей. — А мы уж сами выберем.
— Если профессионально, то я, конечно же, не могу давать никаких советов в такой сложной системе. Всем вам надо походить к психотерапевтам, разобраться в себе — чего вы на самом деле хотите и все такое.
— О, господи! Нет! — помотала головой женщина. — А второе?
— А второе я увидела еще до всех ваших рассказов. Прямо вот когда бросила на вас первый взгляд в коридоре.
— Да?! И что же это вы увидели? — хором спросили отец и Женька.
— Девочку — младшего подростка. Может быть, даже двух девочек. Которых там очевидно не хватало.
— Ой! — сказала женщина и прижала ладони к щекам.
— А почему бы и нет? — задумчиво промолвил отец.
Егорка нахмурился, соображая, что происходит, и вдруг просиял, как весеннее солнышко:
— А давайте одну слабоумную возьмем! — воскликнул он. — Может быть, она потом, когда вырастет, согласится на мне жениться?!
Я зажмурилась и мысленно, в женькином импрессионистском стиле дорисовала семейную картинку еще двумя фигурами. Получилось очень неплохо. Но, пока рисовала (или мне показалось?), фигур стало еще больше — что-то маленькое замельтешило у больших под ногами.
Они никому не врут. Поэтому у них может получиться еще раз. Пожелаем им удачи.