Эрик Дж. Уилсон: Во славу меланхолии
Есть большая разница между меланхолией и клинической депрессией. Те, кто страдает от депрессии, никогда ее ни с чем не спутают. Как человек, у которого диагностировали биполярное расстройство, я могу точно сказать: депрессия — не то состояние, в котором кто-то хотел бы оказаться добровольно. Когда я в депрессии, я не способен к творчеству, мне ничто не интересно и ничего не хочется. Я будто цепенею, становлюсь эмоционально парализован. Я превращаюсь в призрака. Просто лежу на диване и листаю спутниковые каналы по кругу. Час за часом. Так выглядит депрессия.
Такое состояние обязательно требует вмешательства специалиста: психотерапия в сочетании с лекарствами могут хорошо помочь. Но в Америке и Европе сейчас развивается очень опасный тренд: «лечить», пичкая таблетками, пытаются даже вполне нормальное и здоровое чувство грусти.
Я не говорю, что нам надо стремиться быть грустными. Но вообще-то мир — грустное место, и не надо делать вид, что это не так
Раньше в руководство по психическим расстройствам (DSM), которое использовали психиатры для диагностики, не были включены такие состояния, как скорбь и горе от утраты. Но сейчас многие вполне нормальные психологические и эмоциональные состояния все чаще пытаются лечить как заболевание. Даже если человек просто скорбит о потере близкого, врач выбирает самый легкий способ помочь ему: «Съешьте таблетку, вам станет лучше».
Но в отличие от депрессии, меланхолия — это продуктивная грусть. Меланхолия побуждает к действию: она рождает в нас желания и стремления. Когда я ее испытываю, это значит, что я сейчас не чувствую себя счастливым, то есть надо что-то менять. С момента этого осознания перед вами открываются новые возможности. Вы начинаете думать: что вас расстраивает? Почему вы чувствуете себя растерянным? Что нужно изменить в себе или вокруг?
Эти вопросы часто приводят к инсайтам, благодаря которым мы можем создать себе новые привычки, придумать, как вести себя иначе, мы можем фантазировать. А значит, в отличие от депрессии, меланхолия — это очень творческое состояние.
Мы должны иногда позволять темноте проникать в нашу жизнь, потому что это ее естественная часть
Конечно, я сейчас рассуждаю не как врач или ученый. Я писатель и профессор литературы. Я не говорю, что нам надо стремиться быть грустными. Но вообще-то, как мы знаем, мир — это грустное место. А люди, особенно в Америке, часто пытаются делать вид, что это не так, вымучивают из себя счастье — естественно, у них это не получается.
Христианская религия построена на идее страдания, при этом уныние считается грехом: ведь если ты живешь праведной жизнью и твоя вера сильна — ты будешь счастлив. Эта мысль глубоко проникла в нашу культуру; грустным людям всегда говорят: «Тебе надо больше улыбаться! Да что с тобой не так?» Будто грусть — это какая-то поломка, требующая ремонта. Изменить отношение людей к меланхолии сложно. Но в литературе и философии идея, что печаль может быть ресурсом и что она по-своему прекрасна, очень популярна.
Джон Китс, мой любимый поэт, восхваляющий грусть, жил в начале XIX века. Одно из его лучших произведений так и называется — «Ода меланхолии». Китс говорил, что единственный способ по-настоящему видеть красоту мира — это меланхолия. Если бы мы спросили Китса, какая роза прекраснее — искусственная или живая, он бы сказал: живая — потому что она умирает. Жизнь мимолетна и заканчивается смертью — это грустно, но в этом и заключена вся магия.
Жизнь надо принимать во всем разнообразии: она состоит из комедии и трагедии, смеха и слез. Мы должны иногда позволять темноте проникать в нашу жизнь, потому что это ее естественная часть. И если мы будем терпеливы и внимательны к себе, темнота рассеется, и мы обретем что-то новое из этого опыта.
Эрик Уилсон — автор книги «Против счастья: восхваляя печаль», профессор литературы Университета Уэйк Форест.