Иллюстрация: Getty Images
Иллюстрация: Getty Images

I

Амбаров забыл в двери ключи, а когда опомнился, их там не оказалось.

Амбаров сел на кухне и долго смотрел в красный цветок на белой кастрюльке. Как он мог забыть ключи в двери? Ну, ясно, он вошёл с пакетами и сразу побежал в туалет. Слабые почки. И ведь не в первый раз оставлял ключи, но всегда за ними возвращался. Правда, однажды их нашёл сосед сверху, вот греха не оберёшься. Но как он мог забыть про них и начать заниматься какими-то делами: готовить ужин, смотреть телевизор, кипятить чайник?

Перед ним лежала бледная надкушенная сарделька. Теперь уже ничто не имело смысла, тем более, еда. Чай покрылся плёнкой. Надо было как-то жить дальше. Как-то казалось неразрешимым. Амбаров начал передумывать в голове, что он сделал не так и мог ли воспрепятствовать трагическому событию. Оказалось, не мог, но обстоятельства могли пожалеть бедного Амбарова. Вот сосед же — не случился, зато случился какой-то гад, который вытащил ключи. Страшно подумать, кто бы это мог быть, и Амбаров не думал пока.

Завтра на работу. И как он пойдёт? Квартиру открытой не оставишь — всё вынесут, а он только сегодня с зарплаты сходил в супермаркет. Запасных ключей нет. Да и зачем ему вторые ключи? Один жил. Если кому их отдать — всё равно, что держать дверь открытой. Нет смысла. А дома оставлять — тоже глупо, кто потеряет ключи дома? А коли потеряешь на улице — запасные заперты.

Амбаров поглядел в занавешенное окно. Был такой закат как восход. Он сидел бездвижно с полчаса. Ещё телевизор шумел про всё это. Резко встал и опять проверил входную дверь. Пусто. Потом заперся на оба замка и цепочку и сел в коридоре. Может быть, спросить у соседа? Может, ключи он забрал или хотя бы видел кого? Нельзя. Вдруг сосед узнает, что квартира не заперта, доложит кому-нибудь? Разные бывают истории, Амбаров слышал. Да и если бы это был сосед, наверняка отдал бы. Что у Амбарова брать-то? Не зря же он в лифте жаловался на зарплату. Для таких случаев.

Однако надо было что-то предпринимать. Упёршись взглядом в настенный ковёр, он решил, что на работу завтра не пойдёт, возьмёт отгул по болезни. Какое-то время придётся посидеть дома. Идея эта пугала его и одновременно манила. Было в ней что-то приключенчески-детское. Он пошёл на кухню и подсчитал запасы еды. Вышло так:

в шкафчиках:
макароны ракушки — полторы пачки
рис — один кило
гречка — 2,5кг
сахар в кубиках — целая уп.
половинка лимона, подсохшая
чай — в огромном количестве (+мята, смородиновый лист и проч)
кофе растворимый — треть банки
полбанки мёда, засахар.
печенье «Мария» — 700 грамм (если не обвесили, свежее)
карамельки разные — штук 10
растительное масло — на донышке

в холодильнике:
литр молока
десяток яиц
полпачки масла
два клубничных йогурта (по акции, срок годности до завтра)
сардельки — 3 шт. (+2 готовых)
банка солёных огурцов (своих)
банка печени трески (по акции, качество сомнительное)
банка сайры
высохшая зелень: петрушка, укроп
1 сморщенный помидор
2 кг картошки (грязной)
майонез, горчица, хрен — всё початое
кефир (срок годности до вчера, пить ещё можно)

в морозилке:
грибы какие-то старые
пельмени «Останкинские» — 1 уп.
котлеты — 4 шт.
мороженое «48 копеек» — пропахло грибами, выбросить
замороженные ягоды — чёрная смородина, 2 пакета

Стемнело. Амбаров тщательно записал на лист А4 и примагнитил на холодильник. Магнит в форме дачного дома он выиграл, собирая этикетки от йогуртов. А хотел выиграть дом. Но магнит тоже неплохо. Кому-то в этой жизни не достаётся вообще ничего.

Затем пересчитал деньги и решил не записывать, как бы на всякий случай, но на какой? Он получил сегодня жалованье, и сумма была приличной для Амбарова, хотя в действительности она была до смешного мала, но Амбаров, слава богу, этого не знал.

С таким списком пару недель можно протянуть, а там, глядишь, как-нибудь рассосётся. Впрочем, особо не обнадёживался. В любом случае, пока что Амбаров ничего не мог предпринять. Амбаров был подавлен. Он позвонил сослуживцу, но трубку не взяли. Тогда выключил светильник и рано лёг, проверив прежде, заперта ли дверь. Бесснежная поздняя осень. Долго ворочался, мучил память, потянуло в боку, потом не выдержал, встал и отпёр входную дверь проверить скважину — пусто. Тяжело вздохнув по отсутствию чуда, он заперся, помочился и вернулся в постель.

Долго бродил, как ребёнок, по лабиринтам в преддверии сна, и уже было пробрался, когда на улице кто-то истошно закричал. Амбаров открыл глаза, подумав, как сиротлива теперь его входная дверь, и ему стало не по себе. Дольше оставаться в постели было невозможно. Он прошёл на кухню, вскипятил воду, в старую заварку бросил дольку лимона. Надкусил холодную сардельку. Когда-нибудь всё закончится, но не сейчас. Можно, конечно, сказаться больным и пару раз попросить соседа сходить за продуктами, ну а дальше? Что делать, когда кончатся деньги? Ведь с работы уволят. Так можно потерять всё.

Вдруг Амбарову подумалось, что злоумышленники могут оказаться кем угодно, даже самыми настоящими бандитами, будут звонить и угрожать, манипулировать бедным человеком с больными почками.

Амбаров вздрогнул: зазвонил телефон.

Он поднял трубку:

— Алло.

— Амбаров, ты звонил? — Это был Хламин.

— Звонил. Хотел сказать, завтра не приду. Приболел. Передашь начальству?

— Да? Что с тобой?

— Ну, почки…

— О-о… херово. Ну ты давай там, лечись.

— Да.

Нет, на работу идти нельзя. Ладно — завтра пятница, один день. А как с понедельником? Надо сменить замок. Это, конечно, выход, но какой? Можно ли доверять мастеру? Сколько историй он слышал про этих мастеров — каждый сотрудничает с шайкой. С другой стороны, если ключ от его квартиры уже в руках бандитов… однако до конца не был в этом уверен.

Да и где сегодня найдёшь честного мастера? И даже если мастер ни с кем не связан, он же сам в любой момент сможет войти в квартиру, потом доказывай, что это мошенник. Чем лучше неизвестность мастера неизвестности вора? Но ведь люди же доверяют им… Доверяют, конечно! Потому что как обычно работают эти «мастера»? Им приносят ключ и просят сделать копию. Они, конечно, могут определить, как выглядит скважина, но вот узнать где дверь с этим замком — не могут. Не знают адресов, перед ними лица безымянных скважин. Это даже походит на розыск: когда знаешь лицо преступника, но не знаешь, как его зовут и где он. А тут Амбаров ему на блюдечке должен выложить и дверь и ключ. Ищи дурака! Нет, такого бы он не перенёс: жить и знать, что кто-то имеет доступ в твой дом. Это же ни минуты покоя; не жизнь, а нервотрёпка. Амбаров сейчас-то заснуть не может. А время уже десять. Прошло три с половиной часа, как вернулся. Да и замок менять не хочется — хороший замок-то, старый, верный, дед ставил. Деду вот можно было доверять. Но он умер. Крик соседей сверху. Тоже не спят. Жить мешают.

Одному богу известно, что замышляет воришка. Может, он прямо сейчас смотрит в кухонное окно, изучает привычки Амбарова, распорядок дня. Амбаров нажал на выключатель и сел в полумраке, упершись в пустоту. Подташнивало от прогорклого чая. Ничего, ничего… найдется выход.

А если вор уже сообщил о находке своим пособникам и теперь им без разницы, будет Амбаров дома или нет? Их больше, они сильнее. Амбаров и пикнуть не успеет. Он прижал колени к груди и качался на себе, как на качеле, протирая табурет. В горле пересохло, но Амбаров не пил, вспоминая, как маленьким из детской он слышал голоса с кухни. Сейчас в квартире тишина. Мертвы. Возможно, они уже идут к нему. Или собираются. Натирают кастеты, трещат суставами. Впрочем, так и с ума сойти можно, подумал про себя Амбаров и встал лицом в календарь. Если бы им нужно было, они бы и без ключа вломились и переломали бы все кости. И ударили бы об унитаз. Почему-то именно эта сцена приходила в голову раз за разом. Удар виском об унитаз. Насильник одет в белую майку, обтягивающую пивной живот и груду татуированных мышц. Он блестит зубами. Амбаров не знал, как отделаться от этой картинки. На самом деле, в глубине души Амбарову даже хотелось такого унижения. Но он, слава богу, этого не знал.

В любом случае, оставаться дома было небезопасно. Он и раньше много переживал об этом, а теперь и вовсе места себе не находил. Ну, понятно: заимели ключ, и им сразу же пришла идея. Так-то Амбаров и до смерти бы докарабкался, однако не жить ему тихой жизнью отныне. Сошёл ил.

Вот так, в один вечер всё оказалось под угрозой: его жизнь, спокойствие, работа, квартира. Всё, чем он дорожил. Оказался в ловушке, а стоило-то всего лишь потерять ключи. Луна светила высоко через шторную щель. Амбаров отскрёб от стола кусочек жира и понюхал. Теперь его жизнь не будет прежней. Даже если ему удастся выкарабкаться. Но как выкарабкаться, когда потерял ключи от дома, ключи от всей своей маленькой жизни? Ему приспичило в туалет. Он пописал, не включая света. И даже задумался перед тем как нажать на слив, но решил без маразма. Может быть, наоборот даже, ему нужно производить как можно больше, быть результативнее в жизнедеятельности, чтобы все знали — Амбаров в квартире, вот он, здесь, и очень много живёт в ней. Может, это отпугнёт злоумышленников?

Вдруг он вспомнил, что уже завтра у йогуртов выходит срок годности. Впрочем, завтра, возможно, теперь не имело смысла. Нет, вряд ли его собираются убивать. Да и кому сегодня может такое прийти в голову? А вот обокрасть — да. Неизвестно, конечно, что, но квартира большая и старая, наверняка найдут что-нибудь. В некоторые комнаты Амбаров не заходил месяцами. Он мог бы сдавать какие-то из них, но как впустить в дом незнакомца? Ещё неизвестно с какими намерениями. Кроме того, он платил квартплату. В ЖЭКе как-то пытался объяснить, что в большинстве комнат он не живёт и можно ли их опечатать и сделать перерасчёт? Посмотрели, как на идиота. Да сдайте вы эти комнаты, посоветовала ему женщина в очереди. Я сам решу, что буду делать, ответил он про себя и ушёл.

Светало. На потолке отчётливо разрасталось плесневое пятно. Амбаров давно уже следил за ним, потому что больше ничего сделать не мог — слишком высоко, не достать без стремянки. И решил, что хуже не будет.

Налил в стакан кипячёной воды, отпил. Что-то привлекло в окне. Амбаров отодвинул штору и увидел мусороуборочную машину — чудо его детских воскресных утр, когда не нужно было идти в школу. Этот звук будил его. Звук остался прежним, Амбаров изменился, только никто не мог сказать как.

Для жизни Амбарову требовалось немного. В квартире скопилось достаточно хлама от прошлых времён, теперь уже чужого хлама. Как и у всех, кто вообще жил. Если выбросить ненужное, может, злоумышленники передумают? Над этим стоило поразмыслить. Амбаров сел на табурет и заснул. Ему снилась пустая, как больница, квартира, и в каждой комнатке лежали изувеченные пациенты.

Проснулся через несколько часов. Посмотрел на время и запаниковал, что опоздал на работу. Потом вспомнил, что на работу не идёт, и ему стало хуже. А вдруг квартиру обокрали, пока он спал? Эта мысль обрадовала его, и он тихонько пошёл проверить — но всё было на месте. Холодный тихий свет наполнял жилплощадь. И Амбарову сильно захотелось выйти, вырваться и оставить её одну, не иметь к ней никакого отношения, освободиться. Пожертвовать ею, чтобы вернуть себе всё. Но это было невозможно. Он ежемесячно вносил квартплату.

Амбаров покорно вскипятил чайник и включил телевизор. Бросил на сковороду нарезанные обветренные сардельки, залил двумя яйцами, посолил и уткнулся в окно. Нужно хотя бы это утро прожить обычной жизнью. В затылок ему кричали злые люди. В окне птицы сидели на голых деревьях с учебника литературы.

Зазвонил телефон.

Амбаров кинулся снимать трубку, но остановился. Вдруг это злоумышленники проверяют, дома ли он? Весьма вероятно. Кто из знакомых будет звонить домой в рабочее время? Только Хламин знал, что он остался дома, но Хламин сейчас сам на работе и звонить не может. А если это начальство? Как-то узнало, что на самом деле он не болен? Нет, вряд ли, тут что-то нечистое, подвёл Амбаров, и тошнота подступила к горлу. С другой стороны, конечно, это мог быть нашедший ключи, но почему бы ему просто не принести их? Нет, наверняка это проверка. Тогда лучше ответить. Но когда Амбаров поднял трубку, было уже поздно. Ну вот, теперь всё, они уверены, что меня нет дома, и придут с минуты на минуту, подумал Амбаров и затрясся. Что же делать?.. От обоих замков у них есть ключи, а цепочка не спасёт, никого никогда не спасала. Ему стало дурно, свело живот.

Запахло горелым. Он понёсся на кухню, чтобы снять яичницу. Ничего, есть можно только уже не хотелось. Времени оставалось всё меньше. Но что он мог предпринять? Позвонить соседу и позвать в гости? С чего бы это — простить им с женой бессонные ночи? Впрочем, сосед тоже должен быть на работе. Только если ключи не у него и звонил не он. Да и даже если это не сосед, мародёрам будет всё равно, один он дома или нет. И сцена с разбитой об унитаз головой вновь предстала перед Амбаровым. Он зашёл в ванную комнату, пописал и умылся.

— Что-то я совсем потерялся. — Сказал он себе и высморкался. Ну а вдруг это никакие не грабители? Чей-то ребёнок нашалил и забрал ключи, а родители узнали только сейчас. И вот отец решил позвонить и извиниться. Но откуда у него телефон Амбарова? Это сбивало с толку. Амбаров смотрел на треснувший обмылок. Впрочем, звонивший, кто бы он ни был, мог вообще ошибиться номером. — Какой ты стал нервный. — Сказал ещё и вытер лицо полотенцем.

Возможно, отец мальчика зайдёт вечером с ключами? Но что это поменяет? Где уверенность в том, что он не сделает копию? На это у него было достаточно времени. А вся эта история с найденными ключами — лишь уловка для отвлечения внимания, чтобы Амбаров успокоился и в понедельник ушёл на работу. Ох и горе мне, подумал Амбаров.

Самое неприятное для него заключалось даже не том, что из его квартиры что-то украдут, а что кто-то будет ходить по родным комнатам, трогать вещи, даже брать еду. Амбаров смотрел об этом передачу, грабители часто залезают в холодильник. Благодаря этому даже раскрыли несколько преступлений.

А что у Амбарова брать-то? Он решил быстро пройтись по комнатам и понять, что у него вообще есть ценного? Получилось вот что:

дедушкин граммофон (неисправен)
ходики с кукушкой
мамины серебряные серьги и кольцо с жемчужинами (настоящие?)
три альбома с марками (возможно, цены не имеют)
дореволюционные книги Салтыкова-Щедрина и Тургенева
дядины фронтовые ордена
хрустальный сервиз (неполный)
хрустальная люстра
бронзовый бюст Ленина
зарплата

Ничто, кроме зарплаты, для Амбарова ценности не имело. Бо́льшая часть вещей лежала в закрытых, пыльных комнатах. О некоторых вещах Амбаров вообще забыл. Кому они могут быть нужны? Или Амбаров чего-то не понимает? Зачем его грабить? Он же не сделал ничего плохого. Он даже рад был бы избавиться от всех этих вещей. И от пары комнат. Может, это знак того, что пора съехать? Он прожил здесь всю жизнь и даже родился — в ванной. Амбаров посмотрел на засечки роста вдоль дверного проёма. В нижнем ящике морозилки лежала его плацента, мать хранила её, а потом умерла. Амбаров не решился её выбросить, даже когда купил новый холодильник. К чёрту плаценту.

На исследование квартиры ушло несколько часов, Амбаров увлёкся. Время за полдень, а к нему до сих пор никто не пришёл. А может, это розыгрыш? Амбаров решил, что причин для переживаний нет, он сам их выдумал, а ключи как висели, так и висят в скважине. И он пошёл проверить. Нет, пусто. И ключница пуста. Обшарил весь коридор — ключей не нашлось даже там, где их и не могло быть.

Вспотевший Амбаров сел на пуфик. До чего он дожил.

Да уж: одно дело обокрасть, а то ведь и убить могут, покалечить. И кому он такой нужен будет? С работы точно уволят. Он чувствовал это уже сейчас. Вдруг рванул к телевизору, но понял, что любимая передача закончилась. Повтор через час. Стоит дождаться. И он решил побродить по квартире ещё. В одной из комнат — мамина спальня — заметил кожаный самодельный фотоальбом и взял его. Альбомом занимался отец. Отец был фанатиком семейной памяти. Как Амбаров мог забыть всё, что берегла семья? Фотоальбом хрустнул.

Люди на фотографиях казались чужими, хотя он знал: вот мама, брат с котом Тимофеем, дядя Толя, которого на самом деле звали как-то иначе. Вот он сам. Но это не он. В детстве он хотел стать пограничником, а стал вот инженером. Ну стал и стал. Допустим. Может, что-то не получилось. У всех не получается. Они с Хламиным как-то говорили об этом, но Амбаров уже не помнил, к чему пришли. Он закрыл альбом. И страх отступил немного.

А чего я боюсь? — спросил Амбаров и глубоко заснул на родительской постели. Без вещих снов он проспал целый день и проснулся глубокой ночью. Ему стало страшно. Он лихорадочно кинулся проверять квартиру, заглянул в туалет, на кухню, в холодильник. Затем беззвучно открыл входную дверь, изучил скважину. Всё оставалось прежним. В ушах бряцали ключи, трепали нерв. Амбаров сел на стул и остановился. Сверху — из угла в угол — квартиру мерили чужие шаги.

Амбаров долго успокаивался. А когда совершенно потерялся, кто-то спросил его:

— Так чего боишься?

Амбаров не смог ответить. Не потому, что не было ответа — он был, а потому, что ответ не подразумевал речи, располагался в другом регистре, Амбаров сам не знал, как это выразить. Он никогда ни с кем не говорил об этом. Невозможно. Он разорвал надвое лист А4 и написал записку. Амбаров прикрепил её к входной двери, прямо над скважиной, из которой вчера пропали ключи.

И пошёл в раннее утро.

II

Жена Мулина вышла в полночь за растворимым кофе и не вернулась.

Мулин сидел на кухне, смотрел на дверь и считал время. Прошло два часа, и он подумал, что лучше бы она была с Хламиным, чем мертва. Сдался ей этот кофе. Нервная. Если б он знал, заварил бы чаю. А он её позлить хотел, вот и выпил последнее. А позлить хотел, потому что она его не хочет, а хочет Хламина. Сознаваться в этом надо было, а теперь… Наверняка к нему пошла. И сцену устроила для предлога. Теперь сиди нервничай. Отомстил называется. А если она не придёт? А она не придёт, это точно, что же он тогда? Как пойдёт на работу? Хоть бы позвонила, он же работать не сможет. А вдруг она мертва?

Набирал ей, она не брала.

Никогда ещё так не уходила. Наверняка у Хламина. Можно, конечно, взять и позвонить ему, но уже время… и если она у него, вряд ли Хламин возьмёт. Хотя он может просто спать, и она не у него. Тогда где же? Вряд ли пошла к Маринке, не так они поссорились, чтобы к Маринке. Да и не поссорились они! Но что ж тогда? Не может быть, чтобы что-то случилось. Не первый раз он так нервничает. Всегда обходилось. У всех обходится. Подумаешь, всего лишь вышла в магазин за кофе.

(От голода сдавливало желудок, он запрещал себе есть, пока не вернется жена. Считал, что лишения ускоряют время.)

После таких мыслей кажется, что самое страшное всё-таки случилось. И Мулин пока не хотел об этом думать, хотя в голову лезли картинки. Он еще раз набрал ей — безрезультатно. Почему игнорировала? Когда такое бывало, она сбрасывала первый звонок, а потом выключала телефон. Или соглашалась поговорить с ним, чтобы вернуться. А может, она просто не слышит? Или где-то оставила или потеряла? Сейчас это не так важно: связаться всё равно не получается. В темноте он щёлкал каналы, пытаясь найти новости, чтобы всё прояснили, но говорили не про него.

Тогда Мулин подошел к проблеме научно. Взял выжелтевший лист, карандаш и начертал район. Отметил дом и круглосуточные магазины. Пунктиром провел маршрут к ближайшему супермаркету, потом еще к одному (на случай, если в первых двух не окажется кофе) и вернулся обратно. Рассчитал время. Жена давно уже должна была вернуться. Да и разве может в супермаркете не оказаться кофе? тем более, в двух? Он обманывал себя. Отрывной календарь требовал обновления, но Мулин медлил.

Если жена уже мертва, то Мулину остаётся только убить себя. Это напугало его. После той школьной истории, он больше никогда не думал о смерти. Об этом никто не говорил. И вдруг сейчас — смерть оказалась такой близкой. Нет, конечно, он не выдержит похорон и пустоты этой большой холодной квартиры. Не выдержит чужой жалости. А скорбеть не умеет, никогда не получалось, когда от него ждали. Мулин мерил шагами гостиную от кресла, прикрытого обрезком ковра, до икеевского торшера. И всё-таки пока ещё, в этой паузе, жена оставалась живой. Ведь если она уже мертва, он об этом пока не знает. И сколько он готов был прожить в этом неведении? Вдруг Мулин понял сразу всех людей из телевизора, отрицающих ужасное очевидное.

— Прекрати. — Сказал он своим рукам, на которых грыз ногти, и спрятал их за спину. Если Мулина еще жива, то она, конечно же, у Хламина, продолжал думать он. У шумного и большого Хламина, который не замечает, когда наступает на ногу, и может за столом рыгнуть, мастер анекдота на любой случай, гитарист, душа компании. И наверняка у него большой член, рядом с ним все женщины млеют — завидовал Мулин. Но по сравнению с альтернативой, измена жены не казалась чем-то ужасным. Напротив, измена была бы закономерной в их одинокой семейной жизни.

Мулину тоже хотелось разделить интимность, она слишком долго томилась внутри одной постели. Но никто не хотел Мулина. Он попробовал свести знакомство с коллегой, но та испугалась и до сих пор избегала встреч на производстве. После этого Мулин стал больше ценить и уважать жену — в первую очередь, за сострадание. Без неё он бы вообще был никем. Она чётко дала это понять за последние пару лет. Мулин уже принял вину за её несчастье и корил себя перед зеркалом. И потому же — сейчас наказывался голодом.

Мулин посмотрел на большой палец, вылезший из черного носка, потом на ходики, и почувствовал тревогу. Щелкнуло три часа. Он схватил телефонную трубку набрать Хламину. Вдруг понял, что не знает номера. Хламину всегда звонила жена, знала наизусть. Мулин положил трубку рядом с аппаратом и прислушался. Странное ощущение заполнило его: будто он вспоминает, как жена разыграла его, все это время наблюдала через скрытую камеру, и одновременно понимает, что воспоминание — ложь, ведь вот он стоит перед вырытой могилой, в которую должны положить огрузневшее тело Мулиной.

Можно ещё позвонить Маринке. Её номер точно есть, дальновидно выписан Мулиным в телефонную книжку. Но вдруг она спит? Ещё одного человека тревожить посреди ночи. Да и если жена у Маринки, та все равно не скажет. Или вообще трубку не возьмет. А может и сжалится — скажет. Тогда почему бы ей сразу не позвонить Мулину и не сказать, что жена у нее? Конечно, она бы позвонила. Маринка человечная, должна понимать, что он здесь не спит, на нервах. Он мерил шагами квартиру и сильно потел.

А может быть, она уже дома? Мулин побежал в спальню. Раскрытая постель: они уже готовились ко сну, когда началось. Брошенная ночнушка. Горит бра. Мулин сел на край и посмотрелся в зеркале платяного шкафа: как он блекло выглядит: конечно, хреновое питание, образ жизни, хотя не курит да и выпивает по праздникам только, но все равно плохо: мешки под глазами, грубые морщины и уже обвисает кожа. Такой же, наверно, в зеркале увидела себя Мулина, когда решила, что ей нужен кофе. Мулин смотрел в этот момент новости. Она в ночнушке дошла до кухни, где обнаружила пустую банку Nescafe. Мулин допивал последнюю чашку и внутренне торжествовал. Она поймала его взгляд и сразу поняла: надо бежать. Молча вернулась в спальню, натянула джинсы с кофтой и вернулась в прихожую.

Мулин делал увлеченный вид, рассматривая телевизор, хотя полностью был сфокусирован на жене. Ему бы сразу среагировать на ее немые сборы, но он выжидал. Когда начала обуваться, спросил:

— Ты куда?

— В магазин. — Дело начало принимать серьезный поворот. Она может уйти к Хламину, а это совсем не тот результат, которого добивался Мулин.

— Зачем?

Не ответила. Торжество Мулина испарилось. Взяла ключи. Он отставил кружку и ринулся в прихожую.

— Я тебя не пущу! Уже поздно.

Мулина посмотрела не него с усталостью, переходящей в гнев.

— Дай мне выйти.

— Ты к нему, да? — Выпалил — мгновенно пожалел об этом. Она посмотрела на него уничтожающе. Такого презрения к себе Мулин еще не испытывал, но в глубине именно этого желал, потому что заслуживал. Она отодвинула его и вышла. Ну хоть без сумки, подумал тогда Мулин и направился к окну, но на ходу задел журнальный столик и уронил чашку с остатками кофе. Судорожно стал промачивать бежевый ковер салфетками, а когда закончил — было уже поздно: она ушла. Постоял с минуту, глядя на пустой двор. Ему пришла счастливая мысль, что жена всё-таки осталась и стоит за входной дверью, и плачет. Он вернулся в прихожую, посмотрел в глазок, никого не увидел. Тогда он приоткрыл дверь и высунулся в сумрачную лестничную клетку — тоже тишина. Нет, она всё-таки ушла, а он даже не знает, в какую сторону. Потому что если направо, то к супермаркету, а если между пятиэтажками, то к Хламину.

Мулин понял, что медленно плачет перед зеркалом. Он почему-то твердо знал, что жена не у Хламина, как знал, что и в остальных комнатах ее не найти, но всё равно встал и решил пройтись по квартире. Жилплощадь им досталась большая (свободные комнаты можно было бы сдавать, но проблем с деньгами не было). Не зря восемнадцать лет назад приехали из Омска ухаживать за тётушкой. Она оставила им квартиру со всем хламом (он так и пылился в самой дальней комнатке-чулане): швейная машинка, трюмо, сервизы, чьи-то медали и всё в таком духе. Когда они ругались и Мулина заводила речь о разводе, он почему-то сразу думал об этом «ценном» барахле и умасливал жену. И много еще таких комнат было, о которых Мулин думал в разные минуты жизни. Одна комната, которая должна была стать кабинетом, если бы Мулин много работал на дому, — о ней он думал, когда жалел о жизни. Другая — кладовка без окон для сушки и глажки — Мулин думал о ней, когда терпел обиду. А вот гостевая комната, всегда пустая и бесприютная, когда Мулин заходил в нее, он думал о том, чего у него нет: детей, богатства и счастья.

Он крикнул:

— Муля!

Никто не отозвался. В гостиной шипел телевизор. Мулин увидел в руках ночнушку и поднес к лицу. Она ушла ненакрашенная и без сумочки. В сумочке — должен быть телефон! Он поспешил найти её. Сумочка лежала в прихожей, но телефона в ней не было. Он вернулся в спальню и обнаружил его под подушкой. Семь пропущенных. Шесть от него и один от Маринки.

Зачем ей звонила Маринка так поздно? (Мысли набросились на новую кость обсосать со всех сторон.) Возможно, они о чем-то договорились, и Маринка потеряла ее, возможно, Мулина успела сообщить, что придет к ней, и не пришла… Он отодвинул эту версию: аесли ему звонила сама подруга, чтобы сообщить, что с женой всё в порядке? Но почему тогда не на домашний? Или это Мулина попросила ее перезвонить? Или жена сама решила набрать мужу? Но опять же: почему не на домашний? Или она хотела, чтобы муж нашел ее телефон и передал ей какую-то информацию с него? В любом случае, звонок был сделан давно и не повторялся. Или Маринка просто так позвонила, но почему тогда так поздно? И не стоит ли ей перезвонить? Конечно, наверняка она уже спит. И будет странно, если он позвонит с номера жены. Но если Маринка не спит, и Мулина у нее…

На секунду отлегло от сердца, но тут же вернулось. Он понял, что теперь может позвонить Хламину. Сжал кнопочный телефон в руке. На этот шаг нужно еще решиться. Сперва надо привести себя в порядок, решил Хламин и пошел в ванную.

Он пописал в раковину, как делал втихаря от жены, когда ее не было дома, на протяжении уже многих лет, высморкался и умылся. Ему хотелось спать, усталость одолевала. Скоро будет светать, и с рассветом начнется самое страшное. Он остановил ходики и слепой рукой поправил стрелки. Сел на кухне перед черно-красным телефоном и всмотрелся в него. Это элементарно, убеждал он себя, найти в контактах номер Хламина и нажать зеленую кнопку.

Телефонная книжка жены была небольшой. На букву «х» контактов не было, и Мулин пошел по алфавиту. Остановился на «Мой Хламин», поморщился и нажал зеленую кнопку.

Пошли гудки:

первый

второй

третий

четвертый

— Алло… — Ответил сонный Хламин. — Да.

— Алло, Хламин? — Зачастил Мулин. — Это Мулин. Прости, что звоню в такое время… Моя жена не у тебя? Я не могу ее найти.

— Что?.. Ты совсем что ли?

— Так моя жена не у тебя?

— Нет у меня тво…

Мулин посмотрел на мёртвый экран. Телефон разрядился и остановил.

Что думал он в тот момент? Можно долго предполагать: солгал Хламин или нет, а может, это жена его подговорила или он забыл, что она у него… — но на это уже не было времени. Хламин быстро собрался, взял ключи и вышел из квартиры.

III

Но до утра еще добраться надо. Амбаров тихо выходит на лестничную клетку. Еще с полчаса общий сон удержит в себе сознание подъезда, но потом всё будет услышано через металлические двери. Он смотрит сквозь мелкую решетку в пропасть лифта — тот стоит на первом этаже. Долго ждать. Амбаров несмело делает первый шаг вниз. Ему одновременно легко и трудно переживать это нисхождение. Нет, в коробке лифта он бы не смог это. Чтобы выбраться, нужно пройти лабиринт, передумать всё до конца.

Длинный коридор в зеленый по плечо, а выше — белый. Этот рисунок оправдан человеческим ростом и привычкой искать опоры. Амбаров и сам хотел опереться, но выбрал перила и крепко держался их. Будто искалеченный, так он маршировал вниз, убегая проклятия и, возможно, смерти. Или, напротив, смерть была желанна. Ему хотелось осмыслить это, но перспектива казалась Амбарову скучной. Он спускался, прислушиваясь к шорохам и случайным движениям внутри квартир. Амбаров подмечал: этажи помечены цифрами, кнопки лифта на некоторых пролетах выжжены и горят как свечи в темном пространстве, стены почти без надписей, только на одной что-то на иностранном языке, которого Амбаров не знал. Наверное, латынь, подумалось ему и стало приятно, что в доме живут столь образованные люди.

Он спускается на первый этаж и остановился перед лифтом. Что-то не так с пустой кабиной — дрожит изнутри. Амбаров хочет приложить ухо к дверям, но страх останавливает его: вдруг откроются, и он будет не готов к встрече. Вдруг там пустота? — ужасается он. Но любопытство сильнее: Амбаров нажимает кнопку и делает шаг назад: в лифте стоит парализованный сосед сверху — Мулин.

— Здравствуйте. — Не сразу говорит Амбаров.

— Здравствуйте.

— Вы наверх?

— Нет. — Утверждает Мулин. — А вы?

— Я тоже.

Двери начинают закрываться, но Амбаров почему-то жмёт на кнопку, и они в судорогах открываются снова.

— Ой, извините, ошибся… Мне же наверх. — Говорит Мулин. Через десять секунд лифт схлопывается и с жужжанием поднимает Мулина. Амбаров считает этажи. Слышит шаги на пятом, шум тяжелой двери. Амбаров спускается по лестнице, находит в темноте черную кнопку магнитного замка и выглядывает на безлюдную улицу. Призрак смотрит глазницами, его дыхание стоит в сером воздухе. Призрак ждет на детской площадке. Меня уже ничто не спасет, понимает Амбаров и делает робкое движение к нему, но вдали слышит шаги. Он видит полицейского. До подъезда ему еще метров тридцать, он что-то кричит Амбарову. Амбаров прячется за уличной дверью, взбегает по ступенькам, вдавливает кнопку, но лифт с пятого этажа долго ждать. Тогда он собирает последние силы от этой бесовской ночи и взбирается по лестнице — марш за маршем одолевает серо-зеленые коридоры, напрягает запястья на поворотах и тощие ноги на подъемах. Уже на третьем ему нужна передышка. Он слышит, как звонит домофон. Это ускоряет его. Останавливается у своей квартиры и слышит, лифт везёт полицейского.

Амбаров судорожно роется в карманах в поисках ключей, и не находит их.

I

Амбаров захлопнул дверь, выходя из квартиры, а когда вернулся, понял, что ключей у него нет.

Он сорвал записку, которую оставил уходя, и уткнулся лбом в дверь — хотел отдышаться, но жужжание лифта не позволило. Амбаров развернулся и вжался в деревянную дверь. Лифт был всё ближе. Еще один этаж и из него выйдет чужой человек, может быть, полицейский, и скажет Амбарову то, что навсегда изменит его. Амбаров затаил дыхание. Лифт поднялся до четвертого этажа, помедлил и пополз выше. Амбаров опустился вдоль двери на пол и закрыл рот ладонями. Он сидел так и слушал, как на лестничной клетке пятого этажа незнакомец сделал несколько шагов, кратко позвонил в дверь, потом еще раз — настойчивее, как он представился младшим лейтенантом Матавкиным и попросил впустить его, и как Мулин сопротивлялся, но через боль капитулировал. Когда захлопнулась дверь, у Амбарова прихватило почки.

Он свернулся на коврике перед входной дверью. Режущая неотступная боль упиралась в бок наточенным геометрическим ребром. Недостаточно, недостаточно. Амбаров учащенно дышал, записка в руке сжималась в точку и впитывала пот. Через минуту боль понемногу начала отступать. Амбаров выдохнул и сел ровно. Появилась возможность откровения.

Как он мог забыть, что ключи потеряны? Ну ясно, когда выходил из дома, решил, что скорее всего уже не вернется, и потому не заботился, что дверь может закрыться и больше не впустить. Прежде никогда с ним такого не бывало: выходя из дома, первым делом Амбаров проверял ключи. Как же так безалаберно он повел себя в этот раз?

Не надо было возвращаться, думает Амбаров, надо было раствориться на детской площадке. Сесть на качели и убаюкаться, и заснуть. Но теперь он здесь. И чего так испугался? Конечно, Амбаров решил, что полицейский пришел по его душу, но тот почему-то направился к Мулину. В такую рань. Что-то произошло, думает Амбаров. Связано ли стояние Мулина в лифте с приходом полицейского? Мулин совершил правонарушение? Хотел сбежать, но не смог? А может быть такое, что полицейский просто спутал этажи? Вдруг Амбаров слышит за дверью шум. Он прикладывается ухом к холодному дереву. Да, кто-то ходит, но по-особенному — беззвучно, даже переговаривается. Это могут быть соседи, но звук явно идёт из-за двери.

Ему становится по-настоящему страшно. Он представляет призраков, которые сыграли с ним продуманную шутку, чтобы занять квартиру.

Пора уходить отсюда.

Амбаров опасливо поднимается. Тянущая боль прихватывает мочевой пузырь. Идти, по большому счету, некуда: вот и настал тот час. Можно подняться к Мулину и позвонить. Кроме того, там полицейский. Вдруг у него есть новости и для Амбарова?

Амбаров старается ни о чем не думать, пока не пописает. И это удается ему. Он поднимается на лифте. Кабина медленно жужжит и надрывно открывает пожилые двери. Амбаров дважды выжимает звонок, такой же, как у его квартиры. Теперь он пытается не вспоминать о ней. Дверь отворяется не сразу. Вероятно, полицейский заподозрил что-то, но бежать всё равно уже некуда.

На пороге стоит ошарашенный Мулин. Непонимающе он смотрит на Амбарова.

— Можно в туалет? — Спрашивает Амбаров и по невнятному жесту Мулина проникает внутрь. Он пробегает мимо младшего лейтенанта Матавкина и запирается. Струя вырывается из вялого члена. Амбаров тихо выдыхает. Но боль отступает не мгновенно — сперва сжимает мочевой пузырь в кулак, и только после отпускает. Амбаров моет руки и удивляется, насколько квартира Мулина похожа на его. Сперва закрадывается мысль, что здесь неплохо, а после того как он выходит в прихожую и осматривается, ему всерьез хочется остаться. В этот момент младший лейтенант Матавкин спрашивает у блуждающего по квадратному метру Мулина:

— В котором часу она вышла из дома?

— Я, я не знаю.

— Попробуйте вспомнить. Может, телевизор смотрели?

Амбарова не замечают. Он переводит взгляд на большую плазменную панель посреди комнаты. У него такой нет и никогда не будет.

— Да, телевизор… я смотрел ночные новости. Это где-то… пол-двенадцатого?

— Так, хорошо. Как вы думаете, куда она могла пойти? — Спрашивает Матавкин.

— Я могу увидеть жену?!

Матавкин качает головой и просит Мулина сесть. «Я не хочу сидеть!» — заявляет Мулин и продолжает топтаться на месте. «Я хочу увидеть жену!» Амбаров понимает, произошло что-то ужасное. Он смотрит в дверной проем на кухню, и не видит Мулиной. Значит то, что ему послышалось, правда, и жену Мулина убили.

— Ну что вы топчетесь?! — Говорит Амбаров Мулину, решив, что нападение — лучшая защита. — Из-за вашего топота спать невозможно! Полы скрипят. Наверняка и прокладки нет, технология нарушена! Нет, я всё понимаю, живем в старом доме, но можно же иметь совесть! На вас весь дом жалуется! Можно же предпринять какие-то меры?

Мулин и Матавкин смотрят в глаза Амбарову. Фраза Амбарова подразумевает ответ Мулина, который не может ни слова. У младшего лейтенанта Матавкина тоже есть вопросы к Амбарову, но с какого начать? Амбаров пытается держать себя в руках и размеренно дышит, как в таких случаях советуют специалисты.

— А вы кто? — Спрашивает младший лейтенант Матавкин.

— Я? Амбаров. А вы?

— …Матавкин. Участковый. Младший лейтенант Матавкин.

— Участковый?

— Да. А вы кем приходитесь… — Он показывает взглядом на Мулина.

— Я снизу — сосед. — Отвечает Амбаров.

Матавкин смотрит на Мулина. Мулин кивает. Весь дальнейший диалог он слушает молча. Это приносит ему облегчение и даже удовольствие.

— Интересно… А паспорт с собой?

— А… нет… дома. — Холодный пот выступает по всему телу. Больше всего Амбаров боялся, что участковый обратит на него внимание и начнет задавать вопросы.

— Принесите, пожалуйста? — Просит Матавкин.

Он взял меня под прицел, думает Амбаров. И выдавливает:

— Не могу. — Становится не по себе, он морщится и уже чувствует себя виноватым.

— Почему?

— Квартира заперта. А у меня нет ключей. — Господи, как жалко и подозрительно это звучит, думает Амбаров, и ему хочется исчезнуть.

— Ну, в квартире кто-то же есть? — Спрашивает Матавкин. Амбаров качает головой.

— Я живу один.

— Может, у близких есть ключи?

— Больше ни у кого нет. У меня были одни. И я их потерял. — Краснеет Амбаров.

— Давно?

— Вечером. Оставил в двери.

— В полицию обращались?

— Нет. — Амбаров очень стыдно. Он уничтожен. Как представитель общества он потерпел полное фиаско. Как представитель человечества Амбаров вообще никогда ни за что не боролся. Вдруг ему открылось: ведь без паспорта он даже не сможет доказать, что он — Амбаров. Представьтесь: Амбаров Имя Отчество. Можно позвонить Хламину, но станет ли Хламин свидетельствовать в пользу Амбарова? Зачем Хламину эти проблемы? Амбарову захотелось, чтобы кто-то забрал его отсюда, хотя бы учительница по ИЗО, которая много лет назад вела уроки в пятом классе и однажды погладила Амбарова по голове.

— Ладно. А где вы были этой ночью в период с одиннадцати до трех часов?

— Не помню. Я спал.

Мулин смотрит на соседа и представляет, что Амбаров мог убить его жену. Ему становится дурно в горле и животе. Он разворачивается, идет в туалет.

Только сидя на туалете Мулин мог чувствовать себя полностью умиротворенным, отрешившимся от всех проблем. Там он ежедневно прятался от скандалов с женой или трудностей на работе. Но в этот раз тяжесть не уходила. Его Муля мертва. Он поверит в это, лишь когда увидит ее (окровавленное?) тело. Но уже сейчас он понимает, что всё-таки мертва. Мулин тужится, опустошает кишечник и мечтает, чтобы этот момент эйфории никогда не кончался, но тщетно, и он загадывает, чтобы после кто-то забрал его отсюда, проявил отеческую защиту, пока еще ничего не началось по-настоящему, пока еще никто не знает, пока еще он не видел Мулиного тела.

Эйфория быстро уходит, и до него доносятся голоса соседа Амбарова и участкового Матавкина. Мулин тянет за шнурок, чтобы шум сливного бачка хотя бы еще на минуту заглушил мир:

— Вы точно уверены, что не покидали квартиры в эти часы?

— Точно.

— Как вы тогда объясните, что вышли в пять часов утра на улицу? Зачем?

Вопросы младшего лейтенанта Матавкина резонны. Амбаров начинает сомневаться: быть может, он и вправду убил жену Мулина? А трюк с ключами проделало его сознание, чтобы создать ему алиби. Да и потом: ведь он проспал весь день. Как он может помнить, что именно он делал, когда спал? Вдруг он ходит во сне и не знает об этом? Ведь одинокому человеку никто не подскажет. Амбарову стало жутко от самого себя. Кажется, он запутался и теперь не знает, что делать. Вдруг это он убийца жены Мулина? Вдруг это он спрятал от себя ключи? Вдруг он вообще не Амбаров?

Амбаров посмотрел в глаза Матавкина. Только сейчас он смог по-настоящему увидеть молодого участкового. Обветренные губы и перхоть на погонах выдавали в нем живого человека.

— Почему вы плачете? — Спросил Матавкин.

— Не знаю. — Ответил Амбаров и опустил взгляд. — Мне страшно.

Матавкин сделал робкое движение, чтобы обнять Амбарова, но вовремя спохватился и ограничился похлопыванием по плечу.

Матавкин преодолевает момент слабости. Вспоминает про Мулина. Рывком подбегает к туалету:

— Мулин, у вас всё хорошо? — Говорит Матавкин и замолкает. — Вы живы?

— Да. Сейчас выйду.

Мулин говорит, что сейчас выйдет, но… Можно ли отмотать время назад и сделать вид, что участковый не сказал ему? Да и ведь Матавкин может ошибаться. Может, ничего непоправимого и не случилось. Всё может быть совсем иначе. Может, найден труп другой женщины, ведь опознания не было? Участковый молодой, неопытный, сделал что-то не так, неправильно понял врача. Или Мулину приходит абсурдный сюжет: вся эта жуткая ночь — инсценировка, в которой участковый Матавкин — грабитель, а сосед Амбаров с ним в заговоре. Держат Мулю в заложницах. Тогда нужно решить, как правильно действовать. И проверить эту версию. Нельзя же сходить с ума.

Мулин спускает воду еще раз и открывает дверь. Холодно обращается к Матавкину:

— Покажите свои документы.

— Я же показывал.

— Покажите еще раз.

Матавкин исполняет просьбу Мулина, и тот окончательно падает духом и на стул и начинает причитать:

— Это неправда, неправда…

II

Когда Матавкин вошел домой в предвкушении очередного вечера за игровой приставкой, ему позвонили.

Убитая женщины. Возможно, изнасилована. Она лежала в расщелине меж двух домов у высокой глухой стены. Сквозняком с участкового сдувало самообладание, но Матавкин придерживал его рукой. Он впервые видел мертвого человека вживую. Скорая уже заканчивала. Матавкину хотелось бы скрыться за углом девятиэтажки. Уже тогда он представлял раздавленного мужа и детей погибшей.

Матавкин смотрел на Мулина, сидящего лицом в ладони, и жалел его, жалел себя, жалел бесприютного беднягу Амбарова. Участковый смотрел на этих двоих и верил, что они невиновны. Ему казалось, будто потусторонняя сила столкнула их в одной точке. И больше сказать Матавкину было нечего. У Матавкина выдалась бессонная ночь.

— Что же делают в таких случаях? — Спросил он Амбарова. Мулин поднял на Матавкина глаза. — Наверное, вам нужно будет зайти ко мне. Часам к одиннадцати. Надеюсь, к тому времени уже будет что-то известно.

Матавкин встал.

— А что со мной делать? — Спросил Амбаров.

— Вызовите слесаря.

— Я могу увидеть свою жену?!

— Пока нет. Приходите в одиннадцать.

Матавкин сглотнул. Что-то подступало к горлу.

— Как это слесаря?! Я не могу слесаря!

— Кто ее убил?! Вы найдете эту сволочь?

— У нас на районе убийца, а я буду со взломанной дверью жить?!

— Я не смогу заснуть!

— Вы должны что-то предпринять!

— Я хочу увидеть жену!

— Я не хочу быть следующим!

Матавкин слушает их. В нем что-то гаснет. Ему хочется выйти в унылый двор, хотя здесь, внутри, уютнее. Он рад, что скоро всё это кончится. А еще спустя какое-то время — .

Наступает молчание. Матавкин говорит Мулину:

— Жду в одиннадцать. Вот телефон. — Протягивает бумажку. — А вы — вызовите уже слесаря и поставьте новый замок.

Матавкин разворачивается, выходит, и за дверью — исчезает.

III

— Мне нужно позвонить.

Мулин показывает рукой в сторону кухни — там. Амбаров находит белую телефонную трубку на кожаном диванчике.

— А, чёрт! Забыл номер! — Восклицает Амбаров.

Мулин смотрит на Амбарова:

— А кому вы хотите позвонить? Сейчас только семь.

— Уже почти восемь.

— Ну восемь. Выходной же.

— Да с работы товарищу. Он может помочь — приютить на первое время. А я вот телефон как назло..!

— Может, я его знаю?

— Вряд ли. Хотя он поблизости живет. Хламин.

— А. — Говорит Мулин.

— Не знаете?

— Нет.

Амбаров садится на мягкий стул. Внезапно беда отпускает его. Даже страх оказаться следующей жертвой убийцы испаряется. Ему бы хотелось остаться у Мулина. Забыть про еду со сроком годности, про мамину плаценту и пыльные комнаты.

Без остатка уходит ненависть к шумному соседу. Он смотрит на тень Мулина и пропитывается любовью и жалостью к ней. Какое чудовищное совпадение двух трагедий: украденные ключи, убитая жена. А может, это в этом замешаны одни и те же люди? Амбаров почему-то уверен, что их несколько. Он уже думает увлечь Мулина своим рассуждением, как тот вскакивает и мчится по коридору к дальней комнате. Амбаров не встает. Он знает, что Мулин вернется.

Амбаров слышит знакомое дребезжание. Напрягает слух. Слезает со стула, делает несколько шагов и прикладывается ухом к полу. Несомненно — в его квартире звонит телефон. Амбаров думает: видимо, кто-то решил вернуть ключи. Тогда откуда его номер? Или ключи принесли участковому, и тот позвонил Амбарову. Но ведь если участковый знает, что у Амбарова заперта квартира и звонить нужно Мулину? Значит, это не участковый. Тогда кто? Возможно, грабители — звонят, чтобы припугнуть. Значит, они не знают, что Амбарова нету дома. И за жизнь можно не беспокоиться. Однако сейчас Амбаров находится в квартире, которая ближе всех к смерти. Или хуже того. Что, если Мулин сам убил свою жену. И Амбаров находится в одном помещении с убийцей. И если это так, Мулин же мог и ключи Амбарова забрать, как уже случалось однажды.

Мулин без сил падает в кресло напротив сидящего на полу Амбарова:

— Мне показалось, она звала меня. — Он тяжело дышит. — Но там — только — старый хлам.

Нет, Мулин не может быть убийцей, понимает Амбаров. Этот человек такой же, как он, как Амбаров, а значит, не способен на такой поступок. Впервые в жизни Амбарову стало приятно, что он такой. Ему приходит уверенность, что ключи всё-таки лежат где-то в квартире, он просто плохо искал.

— Хотите пожить у меня, пока не решатся проблемы с квартирой? — Спрашивает Мулин. Амбаров думает, что это хорошая идея, потому что не будет проблем с шумом. Ведь Мулин живет под самой крышей. — У меня есть гостевая.

Амбаров смотрит на щербатые половицы и думает, что хочет отказаться. Перспектива исчезнуть на улице ещё манит его. Будет ли с Мулиным лучше, чем без всех?

— Я, наверно, пойду на работу. — Говорит Амбаров.

— Но сегодня ж выходной.

— Да… но цех же всё равно производит.

— Оставайтесь хотя бы на день. Я вам постелю.

Амбаров сдается и через пятнадцать минут ложится спать. Находит в кармане смятую записку, читает ее и понимает, что хочет услышать от Мулина всего одну фразу, которая освободит его.

Мулин решает, что ему тоже нужно поспать. Он заводит будильник на половину одиннадцатого, раздевается и ложится в кровать. Весь вечер он смотрел на Амбарова как на невиновного и усыплял его внимание. Сейчас он мечтает, чтобы Амбаров признался и освободил его.

Одновременно они понимают, что не могут друг без друга остаться брошенными здесь.