Как понять, правильно ли были сделаны государственные инвестиции? Проверить это возможно, только продав кому-то результат этих инвестиций на рынке за живые деньги. И здесь может возникнуть конфликт интересов: если государство покупает у самого себя, то верификации не происходит. Мы не сможем ответить на вопрос, насколько хороша эта технология, оказались ли верными экономические расчеты и, что самое главное, может ли этот продукт конкурировать на рынке.

В советской экономике подобный конфликт интересов мы наблюдали сплошь и рядом. Кто-то разрабатывает новую технологию — предположим, сверхсекретное оружие, которое позже передают Министерству обороны. Его никто не использует. На складе, где лежит прототип, начинается пожар, и все сгорает. Разработку списывают. Потрачено огромное количество денег, над созданием этого оружия трудились сотни людей, но результата как такового нет: никто никогда не скажет, зачем все это надо было делать и что эта технология могла изменить. Такие ситуации, которую я описал, происходили нередко. Я ни в коем случае не хочу умалять достоинства советской космической программы, но мало кто задавал себе вопрос, зачем все это было нужно. У Министерства обороны был ответ: в ходе развития космической программы мы усовершенствовали систему вооружения. Но это, к сожалению, ничего не говорит нам об эффективности самой космической программы.

Сегодня конфликт интересов налицо в большинстве отраслей. И логистика, и нефть с газом, и банки, и тяжелое машиностроение — во всех этих сферах доля государства превышает 50%.

Государство является собственником предприятия или назначает топ-менеджмент, который отвечает за оперативное управление, или  является потребителем продукции — во всех этих случаях возникает конфликт интересов, как было в СССР

Во многих ситуациях невозможно понять, создаем ли мы качественный продукт, который можно сравнить с мировыми аналогами. Например, государство является собственником предприятия или оно назначает топ-менеджмент, который отвечает за оперативное управление, или государство является потребителем продукции — во всех этих случаях возникает конфликт интересов, как было в СССР.  Помимо этого, есть и побочные эффекты, в частности, коррупция.

В новейшей истории России существует несколько прецедентов, когда между государством и бизнесом появлялся посредник, который не стремился получить контрольный пакет любого из проектов, с одной стороны, и не становился государственным предприятием — с другой. Один из ярких примеров — Роснано — довольно уникальный случай: госкорпорация 10 лет назад была преобразована в фонд, управляющую компанию с возможность привлекать инвестиции в российские технологии.

За время своего существования Роснано преимущественно выбирал миноритарную долю финансового участия в проекте, выступая в качестве инвестора, и не настаивал на получении контрольного пакета в каком-либо проекте — за редким исключением. Например, в ситуациях, когда второй партнер обанкротился или по каким-то другим причинам не смог выполнить свои обязательства. В таких случаях срабатывают финансовые механизмы, которые позволяют превысить долю другого собственника — компания вынуждена заниматься оперативным управлением предприятия и выполнять роль контролирующего акционера.

Фото: Dmitry Serebryakov/AFP
Фото: Dmitry Serebryakov/AFP

Практически в каждом предприятии, которые есть в портфеле Роснано, существуют ведущие инвесторы и контролирующий акционер, а технологии принадлежат частному предпринимателю или предприятию. Таким образом удается избежать конфликта интересов: в этом случае государство не является производителем различных продуктов, но может их купить, равно как и любой другой желающий.

Что касается проектного финансирования в России вообще, то сегодня этот вопрос решается либо с помощью Внешэкономбанка, либо с помощью фондов прямых инвестиций: государственных или частных. Частных у нас несколько, они все привлекают иностранные деньги. То есть на рынке есть иностранные частные средства, государственные деньги и Внешэкономбанк. Таков набор институтов, к которым можно обратиться за проектным финансированием.

Многие люди обращаются за кредитами для своих стартапов в банк: «У меня есть гениальная идея. Дайте мне денег!» А банки в таких случаях кредит, конечно, не выдают. Ведь займ может стать полноценным только тогда, когда он чем-то обеспечен, когда существует залоговая масса. Если у группы молодых людей есть хорошая идея и все, то в этом случае кредита, конечно же, не может быть. Но именно для таких молодых компаний на венчурной и последующих стадиях инвестирования нужны условные Роснано и Сколково, которые помогают стартапам без залоговой массы.

Здесь можно справедливо возразить, что у некоторых банков существует программа «беззалогового кредитования». На самом деле речь в таких случаях идет, как правило, о небольших суммах, а банки видят своими клиентами порядочных людей среднего возраста с семьей, автомобилем и квартирой. В том случае, если потенциальный клиент ничем не владеет, выдавать ему кредит будет слишком рискованно, что отразится при расчете процентной ставки — она станет неподъемной.

Вертикальная система управления, которая существовала в Советском Союзе, с ее жесткостью и иерархичностью, в современном мире работает плохо

К счастью или к сожалению, наши банки не могут финансировать малый и средний бизнес из-за отсутствия залога, ведь опять же у малого бизнеса за душой почти ничего нет. К такому предпринимателю даже в долю войти нельзя: стартапы, как правило, находятся в серой зоне экономики. Интересно с этой проблемой поступают во Франции: они очень серьезно поддерживают локальные монополии и не разрешают другим «булочным» открываться в том же квартале в течение большого количества времени. В таких случаях местная монополия получает преимущество, в том числе благодаря своему выгодному расположению. У нас такого нет: подобные традиции не сложились, а есть очень жесткая, я бы даже сказал анархистская, конкуренция там, где не надо. В результате маржа бизнеса — тех самых стартапов — убивается.

Нам, безусловно, еще многому предстоит научиться, чтобы чувствовать себя уверенно в условиях новой экономики. Я состоял в совете директоров множества компаний: индустриальных, сервисных, финансовых. И есть несколько вещей, которые мне кажутся особенно важными. Во-первых, важно иметь горизонтальную, плоскую систему управления. Вертикальная система управления, которая существовала в Советском Союзе, с ее жесткостью и иерархичностью, в современном мире работает плохо. Возможно, какие-то ее элементы могут существовать на крупных индустриальных предприятиях, но для сервисных и финансовых компаний точно не подойдут: в этих компаниях каждый руководитель большой или маленькой команды принимает решения на своем уровне. И эти решения должны быть максимально эффективными и нестандартными, если компания хочет быть успешной.

Второй момент — сегодня практически везде утрачены связи между мотивацией конкретного сотрудника, в том числе менеджера среднего звена, и достижениями компании. Во многом это связано с тем, что часто непонятно, что для этой компании является достижением. Может, это получение дополнительной прибыли? Это часто не зависит от усилий конкретного сотрудника. Больше прибыли или меньше — кому от этого стало лучше? Может, стоит увеличивать долю компании на рынке? Можете себе представить Сбербанк, который обращается к своим сотрудникам: «Давайте увеличим долю рынка!» Согласитесь, странная задача. И сегодня многим предприятиям стоит всерьез задуматься: почему их сотрудники должны быть заинтересованы в том, чтобы компания успешно развивалась. Хотя в первую очередь стоит спросить: что именно для них означает развитие и эффективность?