Искусство быть мимими

Некоторые животные кажутся нам очень милыми. В этом, если вдуматься, кроется большая проблема для холодного научного ума. Ну хорошо, котята: их милота для человека почти безопасна. Самое худшее, чем она вам грозит, — это идея приютить сразу дюжину котят и этим бесповоротно разрушить собственную жизнь. Но вот, скажем, львята в возрасте от трех до шести месяцев тоже кажутся обезоруживающе прелестными. Лезть обниматься к львятам — особенно в присутствии мамы-львицы — затея исключительно вредная. Притащить львенка домой — вообще безумие, о чем свидетельствует печальный опыт семьи Берберовых. Однако же так хочется!

И вот вопрос: как такая нелепость могла закрепиться в процессе эволюции? Змеи и скорпионы, столь же опасные, подобного умиления у людей не вызывают, и это легко объяснимо. То есть вопроса тут два: с чего бы у людей развилась такая странная саморазрушительная тяга к подрастающему хищнику и зачем это нужно самим львятам — для них точно ведь нет никакого прока от того, что кто-то из высших приматов вздумает их тискать.

Заметим, что это относится даже не ко всем млекопитающим: детеныши гиены, к примеру, рождаются исключительно гадкими, такими же и остаются по мере взросления, пока не превратятся в больших омерзительных гиен (да простят автора немногочисленные фанаты гиен). Однако то тут, то там в животном царстве мы встречаемся с феноменом неотразимого очарования детенышей, и это надо как-то объяснить.  

Благополучие собаки всецело зависит от человека. Если маленький собаченыш покажется человеку отталкивающим — похожим, к примеру, на ту же гиену, — у него будет довольно мало шансов прокормить себя и передать свои гены потомкам

Начнем с самого простого — со щенков. Благополучие собаки всецело зависит от человека. Если маленький собаченыш покажется человеку отталкивающим — похожим, к примеру, на ту же гиену, — у него будет довольно мало шансов прокормить себя и передать свои гены потомкам. Но это общие рассуждения. Некоторую убедительность им придает недавняя работа ученых из университета Аризоны.

Психолог Клайв Уинн поставил довольно простой вопрос. Смотрите: новорожденные щенки не кажутся уж очень милыми, они голые, слепые и довольно странные. Очарование старой собаки тоже вряд ли очевидно кому-то, кроме ее хозяев. Так в каком же возрасте собака достигает пика привлекательности в глазах человека?

Доктор Уинн посадил в аудиторию полсотни испытуемых и начал им показывать фотографии щенков и взрослых собак в разном возрасте, требуя оценить в баллах их очарование. Результат таков: в зависимости от породы кульминация неотразимости наступает в возрасте от шести до восьми недель, а затем плавно идет на спад.

Что же такого особенного в этом щенячьем возрасте? А вот что: именно в этот момент собака-мать прекращает кормить щенков своим молоком и начинает испытывать при виде их все более сильное раздражение. По непостижимому капризу природы именно она, родная душа, абсолютно устойчива к неотразимому очарованию своих кровиночек. Вот те, голые и склизкие, ей жутко нравились, а эту складчато-лизучую прелесть немедленно уберите. А это значит, что щенку надо искать в жизни собственный путь. И то, насколько этот путь будет сытым и безмятежным, напрямую зависит от способности щенка хоть кому-то понравиться.

Могло ли такое удивительное свойство развиться за тот десяток тысяч лет, в течение которого люди и собаки живут бок-о-бок? Вполне возможно; однако есть и другое объяснение. Может быть, щенячье очарование апеллирует к низменным чувствам не конкретно людей, а вообще всех млекопитающих. Тогда стремление быть милым в период ослабления связи с матерью могло развиться как результат конкуренции между щенками: возможно, кого-то из них даже бессердечная собака-мать сочтет настолько обезоруживающим, что позволит сосать молоко чуть дольше — этот собаченыш, несомненно, получит дополнительные шансы выжить.

Вот теперь можно вернуться и к львятам: возможно, они тоже неспроста такие милые именно в возрасте до полугода. Это очень рискованный возраст для львят: их могут ненароком поранить или убить нескладные подростки из предыдущего помета, а в самом плохом варианте мама-львица сменит свои интимные предпочтения, и новый самец, конечно, начнет счастливую семейную жизнь с убийства детенышей от предыдущего папы — у львов это обычное дело. Возможно, что быть милым — единственный шанс львенка пережить этот непростой период. Нелепый позыв любвеобильных дев затискать насмерть пушистое чудо — лишь побочный продукт оптимальной стратегии выживания, да и не так уж часто появляются в саванне подобные девы.

Но у щенка-то все не так: эмоциональный контакт с человеком — его единственный билет в будущее. И здесь эволюция еще раз с успехом продемонстрировала фокус, который уже столько раз удавался ей за последние миллиарды лет: приспособила к новому делу механизм, созданный по совершенно другому поводу.

Старый и опытный читатель этой рубрики мог заметить, что загадка щенячьей мимимишности нас не на шутку волнует. Не так давно мы писали о том, как поломка одного гена объединяет доброжелательных собак и детей с генетическим заболеванием — синдромом Уильямса. А еще раньше речь шла о том, как гормон окситоцин, связывающий мать с ребенком, одновременно отвечает за особые отношения между собакой и ее хозяином. Откуда такой навязчивый интерес к этой теме? Неужели нам просто нравится развенчивать и опошлять все высокие человеческие чувства, включая сентиментальную нежность к животным и истошное сюсюканье при виде младенца? Это потому, что либералы вообще ненавидят все святое и заповедное, или еще почему-нибудь?

Нет, уважаемый читатель: наша единственная цель — вызвать в вас благоговение и трепет, то есть чувства нисколько не либеральные, а вполне себе охранительные и почвеннические. Когда Дарвин только-только сформулировал свою теорию естественного отбора, Бернард Шоу воспринял ее как «ужасное и омерзительное принижение красоты и ума, силы и воли, чести и стремления». Ему казалось, что, согласно Дарвину, в природе ничего нет, кроме взаимного пожирания и эгоизма, а из такого материала невозможно построить что-то путное.

Как неправ был Шоу, как прав Дарвин! Вот здоровенный детина в умилении тянет свои волосатые ручищи к бездомному щенку, а щенок, виляя своим отростком, доверчиво устремляется навстречу. Ужасно трогательно, но с точки зрения отбора, казалось бы, блажь и сбой программы. А оказывается, все это заботливо сделано той же самой природой, что снабдила акулу четырьмя рядами зубов, а скорпиона — ядовитым жалом. И сделано тем же самым инструментом — отбором. Ну разве природа не молодец? Может же, если захочет. И зря Шоу на нее так резко наехал. На этой примирительной ноте мы и закончим наше сегодняшнее эссе.

Эта заметка — адаптированный вариант статьи, опубликованной в еженедельнике «Окна», литературном приложении к израильской газете «Вести» www.vesti.co.il