Девушка Молл (Джесси Бакли — Марья Болконская из «Войны и мира» и Лорна Боу из «Табу») в своей семье чувствует себя нелюбимой падчерицей. Она присматривает за племянницей и страдающим от деменции отцом, поет из-под палки в народном хоре, а в свободное время подрабатывает гидом, рассказывая любознательным пенсионерам о красотах острова Джерси. Даже день рождения ей умудряются испортить: сестра не находит лучшего времени, чтобы объявить о двойне, которую они ждут с мужем-летчиком, и Молл тут же посылают в гараж за шампанским — теперь действительно есть что отпраздновать. В разгар ставшего чужим праздника она сбегает в ночной клуб, где до утра танцует с первым встречным. На рассвете тот пытается ее изнасиловать, но на помощь Молл приходит симпатичный незнакомец, похожий на рок-звезду (собственно, и играет его Джонни Флинн, лидер группы Johnny Flynn And The Sussex Witt). На лице у него шрамы, на плече — винтовка, на руках — кровь, а в машине — мертвые зайцы. Не влюбиться в такого невозможно — даже зная, что по острову давно уже бродит маньяк, убивающий девушек-подростков.

«Зверь» дебютанта Майкла Пирса кажется смешением самых разных жанров, но в нем очень много от сказки — странной и страшной, где перепутаны все роли и сюжеты. Родная мать ведет себя как злобная мачеха, благородный охотник может оказаться как принцем, семье которого принадлежала половина острова, так и серым волком, и даже сама главная героиня с копной рыжих волос вместо красной шапочки ведет себя как красавица и чудовище в одном лице — не зря, в конце концов, в оригинале фильм называется Beast. За аленьким цветочком не нужно плыть ни на какой таинственный остров: все и так происходит на клочке суши посреди холодного моря.

Джерси вообще странное место. Несколько десятилетий назад здесь действительно долго искали маньяка, получившего прозвище Beast of Jersey — Чудовище из Джерси, — а в детском приюте устраивали оргии педофилы, приплывавшие со всей страны на этот остров с непонятным статусом, который принадлежит Британской короне, но не считается частью Великобритании. При этом именно на Джерси жил Джеральд Даррелл, основавший местный зоопарк, — от зверей здесь, кажется, никуда не деться.

В начале фильма Молл, стоя перед зеркалом, выдергивает волос, выросший прямо на нежном горле. Она искренне пытается убить в себе животное начало. Много лет назад девочка воткнула ножницы в щеку травившей ее одноклассницы и сразу стала позором приличной семьи, монстром, которого нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы не случилось чего-то еще более страшного. Молл, кажется, и сама в это верит, поэтому добросовестно слепнет и глохнет, как ее любимые косатки в тесных бассейнах, но встреча с охотником, который носит имя Паскаль Ренуф — жители Джерси все-таки не вполне англичане, — будит в ней зверя. Она начинает различать запахи: Паскаль пахнет приятно, а влюбленный в нее инспектор полиции — отвратительно, она чувствует, как соленый ветер треплет ее рыжие кудри, она узнает вкус крови, она слышит, как раскалывается под ее топором крепкое полено и как хрустит под прикладом ее ружья маленький череп раненого зайца. Ближе к концу Молл увидит вновь выросший на шее волосок и оставит его в покое — не стоит бунтовать против природы.

Не существует ни монстров, ни святых: просто кто-то воняет, а кто-то пахнет вкусной едой

Этот фильм так и не становится триллером об охоте на маньяка. В «Звере» вроде бы есть все необходимое: трупы на картофельном поле, допросы в полицейском участке, несколько подозреваемых, среди которых несчастный португалец, которого едва не линчуют местные, и подозрительный Паскаль, уже сидевший в тюрьме за сексуальное преступление, — прекрасный юноша того и гляди обернется опасным медведем-шатуном. Но Майкл Пирс снимает свое кино не об играх разума, а о жизни тела: о стекле, ломающемся в руке как шоколад, о духоте благополучных домов, о прикосновениях загрубевших ладоней, о вкусе земли во рту, о сдирающем кожу шершавом асфальте, по которому ползают в финале двое раненых зверей. Нам вроде бы расскажут, кто на самом деле был неуловимым маньяком, но никаких доказательств не будет: ни улик, ни свидетелей, ни анализа ДНК. Только инстинкт, только звериное чутье. Впрочем, и тут ни в чем нельзя быть уверенным — возможно, один хищник просто оказался хитрее и опаснее другого. Не существует ни монстров, ни святых: просто кто-то воняет, а кто-то пахнет вкусной едой.