Два секса

Раз. И все-таки Ксю

Нас познакомила Катя У., выпавшая на пару осенних месяцев. За это время я потерял девственность и обосновывался в новой реальности. Прошло два месяца после Полины, мне хотелось новую девушку — доказать, что секс не был случайностью. Считал, что есть уже достаточный опыт, умею кое-что в постели. Хотел ли я любви? Конечно. Готов был влюбиться без остатка в ту, которая даст. Я осознавал слабость чувств перед телом, и это меня даже возбуждало.

Школьные пьянки не давали желаемого. На одной я смог зайти довольно далеко, и одноклассница пустила меня в трусики, но дальше нет. Мы шли за руку по домам, спина болела от подъездных ступенек, где мы лежали, опьянение уходило и мне становилось все противнее, что я вообще с ней связался; бросил руку и сказал, что больше ничего не хочу и вообще от нее неприятно пахнет. А назавтра она от обиды мстительно кричала на весь класс, что у меня маленький член — всего каких-то 15 сантиметров, девчонки недоуменно смотрели на меня и краснели.

Да и вообще много с кем мутил одновременно. В этих бедовых поисках был рад самостоятельности: зато без руководящей Кати, которая меня сватала то за Настю, то за Олю, то еще за кого-то там со двора. Она ушла в колледж, а я остался в школе. И в ноябре она позвонила. Мы встретились, я рассказал ей про первый секс, про одиночество, про то, что дрочу по пять раз в день, и она сказала:

— Есть вариант. Встретишь меня у колледжа? Я вас познакомлю.

— Как зовут?

— Ксюша.

— Жопа большая?

— Тебе понравится.

Ксю жила на Рижке с одиноким отцом и старшим братом. Отец вроде бы даже домогался ее, и она избегала появляться дома, когда он был пьян. Но тут моя память сбоит и, возможно, лжет. Ксю дышала развратом и доступностью. Фанатка ЦСКА в черной одежде и с шарфом клуба. Короткая стрижка, выштукатуренное лицо, проколотый нос, синтетическая одежда, лишний вес, дешевые духи и прокуренный голос. Если она даст мне, я закрою глаза на все. У нее была очень худая подруга, такая же развратная, в сложных отношениях; меня пугала ее наружность: привыкший видеть во всем тайнопись неотвратимого, я находил на ее лице печать скорой смерти. Но почему бы не потерпеть ее компанию полчаса, если после мы поедем трахаться с Ксю? Ради приличия погуляли пару дней, дождались выходных, и она приехала ко мне.

Шел бесснежный ноябрь.

На этом поэтичность наших ******** заканчивается. Мы закупились вином и водкой, пришли ко мне. Она спросила, не краснея:

— Что будем делать?

— Хочешь, кино включу?

— Какое?

Да какая разница?

— «Лабиринт Фавна» смотрела?

— Нет. Давай.

Мы залпом осушили полбутылки вина, легли смотреть и сосаться. Через минут пять лежали полуголые: одетые сверху, обнаженные снизу. Я был напорист, она отвечала. Мне нравился ее темп. Кажется, у меня получалось производить впечатление опытного самца. Когда дело дошло до гениталий, она сбавила скорость. Тогда я решил добавить алкоголя для решительности. Фавн что-то втолковывал девочке про подземный мир, а я исследовал пьяной рукой ее неизведанное, мягкое тело. Большая задница, отсутствие поясницы, жир на лопатках, шея и плечи в маленьких прыщиках, маленькая грудь, чье присутствие обеспечивает лишний вес. Меня все устраивало. Оставалось войти, но она все тянула.

— Презик есть?

На этот раз я был готов, по волшебству вытащил его из-под подушки и промаялся, чтобы разорвать упаковку. Тут подоспела Ксю, надела и взгромоздилась сверху, но член начал падать. Снова-здорово. Мы пососались и потерлись гениталиями письками. На заднем плане общались фашисты-офицеры. Член вновь встал, но при попытке входа упал. Тогда она сорвала презик и сделала то, о чем я даже не смел просить: взяла его в рот. Тело вдавило в кровать, я вперился в потолок и ликовал: она сосала мой член! Прям как в порно! Было больновато, головку задевал проколотый язык. Она не останавливалась, я положил руку ей на голову. Потом с видом отличницы взяла новый презерватив и надела на воспрявший орган. Но все повторилось: в презервативе член отказывался функционировать. Тогда она сорвала его и вставила так. Нам было ***** ваще.

Шумел испанский лес, когда вошел в нее. Я кончил в нее раз, потом еще раз и, возможно, еще, когда мы перешли на водку с соком. Где-то я слышал, что от этого бывают дети, но тогда желание наслаждения было сильнее страха залететь. В последний раз, когда я трахал ее сзади, она уже засыпала и даже захрапела. Мне стало немного обидно за себя, но я съел это чувство, толкнул ее в плечо, она пробормотала что-то несвязное, и я смог закончить. «Лабиринт Фавна» пришлось пересматривать — в другой уже раз.

Утром потрахались еще, и она уехала. Я ждал того же ощущения, что и после секса с Полиной, но оно почему-то не приходило. Это что же: значит, у меня теперь есть девушка, с которой можно заниматься сексом? Это — очень — круто! Вечером встретился с Катей и доложил о результатах. «С тебя бутылка вина», — ответила она.

А в понедельник позвонила Ксю, сказала, что есть риск залететь, и она этого очень бы не хотела. Я тоже не хотел.

— Что нужно сделать?

— Нужны деньги на таблетку. 500 рублей.

Я попросил у мамы денег на какой-то аудиодиск и отдал их Ксюше.

— А как таблетка-то называется?

— Постинор.

Круто. В следующем треке уже заюзал новое слово.

Мысль о том, что у меня потенциально могут быть дети, пугала и давала +100 к самооценке.

Резко похолодало. В будни мы встречались на Рижке, шли мимо ее дома в Фестивальный парк, садились на скамейку, бухали коктейли, сосались и лапали друг друга. Один раз даже попробовали потрахаться, но было очень уж холодно. Мои руки грелись в ее растянутых джинсах. Рассказывал ей *********** истории о своей романтической и циничной натуре. Она вздыхала: встречаюсь с поэтом = не такой, как все. Курили. Ксю рассказывала про бывших. Я не спрашивал, сколько их было, чтобы не нарваться на встречный вопрос. По выходным по обыкновению накидывались у меня дома и много трахались под фильмы с Эдвардом Нортоном. С презервативом и без. Научила вытаскивать член. Через пару недель предложил анал. Сказала, что не пробовала, но почему бы и нет. О смазке не подумали. Вскрикнула, и я больше не стал. Больше всего боялся сделать женщине больно. И никогда не делал ничего против воли. Но у Ксюши были парни, которые ее били, и один из них — самый последний бывший — никак не покидал ее, до сих пор названивал и предлагал вернуться. Несмотря на теплоту в ее джинсах, руки скоро краснели от холода, а через пару часов я и весь промерзал насквозь. Провожал ее до подъезда, включал в наушниках Лок-Дога, Дядю Женю или Mr. Hyde и бежал к метро. Подземное тепло принимало меня, заполняло кости, смешивалась с музыкой — вот, я чувствовал — движение жизни.

Не могу вспомнить, признавались ли мы друг другу в любви? Может, только по пьяни? Мне даже вспоминается совестливое чувство поутру о том, как в порыве страсти признавался Ксю в любви, хотя на самом деле не чувствовал, и поэтому не знал, как быть с этой ложью на трезвую голову. И я не знал, где правда: ведь слышал же: пьяными люди говорят то, чего боятся сказать трезвыми. Может, я правда любил ее и понимал это, только выпив? И кто тянул за язык? Ксю давала и без признаний. Или это была моя благодарность? Попытка хоть как-то очеловечить наши потребительские отношения? А меня радовало обладание ее многоопытным телом, нравилось, какой я с ней: романтичный поэт, многообещающий рэпер, красноречивый парнишка из благополучной семьи, с грустинкой рассуждающий о судьбе и смерти и верящий в домовых и леших. Она смотрела мне в рот, а я засовывал руки ей в штаны.

И еще меня бередили ее бесконечные рассказы о сексе с двенадцати лет. Помню, что первый секс был по принуждению, чуть ли не со стороны близкого родственника, а потом понеслось: одноклассники, старшеклассники, парни из соседних школ и с района, знакомства по интернету. Я все же спросил-таки у нее: сколько их было?

— Ты точно хочешь знать?

— Да.

— Не знаю точно, но больше тридцати.

Больше тридцати за три года…

— А сколько было самому старшему?

— Тридцать шесть.

Эти цифры были такими нереальными, что мне даже не стало больно за нее. Только историю с первым насилием я долго переживал внутри. Связал ее с беспорядочной половой жизнью Ксю. В этом был глубокий трагизм. И я думал стать ее защитником, последней крепостью в этом аттракционе телесной щедрости. Но другая мысль охладила порыв: если их было так много и так недавно, значит, я тоже в этом списке, такой же, как они, пользуюсь ее телом, взамен рассказываю сказки. Чего я стóю для нее? А главное — для самого себя?

Иногда, гуляя по району, встречали на прогулках ее знакомых — обычно каких-то нариков и просто криминальных чуваков, — и я никогда не знал, спала она с ними или нет. Временами рассказывала, что да и налегке припоминала пару-тройку смешных историй. Меня изъедала ревность, но я закусывал губу. Сейчас-то Ксю была моя.

Где-то месяц спустя, когда рассказы исчерпались, а события стали самовоспроизводиться, я заскучал и все больше времени уделял рэпу. Если знал, что потрахаться не получится и придется опять шататься по району, говорил, мол, надо писать трек. Так продолжалось несколько недель, а потом Катя напела, что Ксюша переспала с бывшим, и он ее сильно избил, когда узнал про меня. Стало не по себе, хотя Катя и успокоила: она не сказала ему, кто я (кто-то).

Написал Ксю, предложил встретиться. Динамила пару дней, потом согласилась. Опухшая скула почти затянулась, замазала. Сделал вид, что не заметил.

Мы не виделись неделю, соскучился. Она смотрела подстреленной птицей, но не подавала виду, что была с бывшим. Не знала, что я знаю. Увез ее домой говорить. Хотелось психологической мести: так остро переживал первую измену.

— Давай не будем бухать сегодня? — предложил. — Хочу, чтобы мы были трезвыми.

Она обрадовалась.

Мы попили чай и пошли в комнату. Я запомнил, что свет шел из коридора сквозь размытые стеклянные двери. Мы лежали в полумраке и говорили. Она хотела меня, но я не давал:

— Давай поболтаем. Мы всегда так мало говорим, когда трахаемся.

Я настроился на философский лад и начал иносказательно рассуждать о том, каково это — обманывать людей и как гадко на душе от предательств, и самому себе противен, и стыдно перед другим. Рассуждал о том, как желаю ей, в ее тяжелой жизни, счастья и что мог бы стать ее спасителем. Говорил долго. Ксюша слушала и дрожала. Ее поражало, что я так тонко почувствовал ее, каким-то инстинктом начал вытаскивать из нее все черное. Наконец она расплакалась. Я спросил:

— Ты чего, Ксюш? Вспомнила, как кому-то изменяла?

Она молчала и плакала в меня. А я ее жалел. Ей было так стыдно. С этим чувством вины я мог делать что хочу. И она наверняка хотела, чтобы я жестко *** ее, отшлепал до чрезмерной красноты. Хотя бы так искупить вину. Ах, это сладкое и одновременно горькое чувство власти. Ксю вцепилась в меня, защебетала слова любви, впилась губами, но я был беспристрастен (или как подумал тогда — «неумолим») и оставил ее наедине с чувствами. Просто выставил за дверь.

Звонила еще и писала в аську, но я говорил, что со мной что-то произошло, хочу побыть один. И так и не оттаял. Не мог простить обиду, хотя она ничего не обещала и даже не клялась в любви. Да и я сам — не любил ее, но делить ни с кем не желал.

Катя назвала это чувством собственничества и пристыдила. Она рассказывала, как Ксю мучается по мне и ни с кем не встречается. Я был удовлетворен.

У меня никого не появилось, и через пару месяцев мы еще пару раз перепихнулись с Ксю. Она сказала, что полюбила меня после расставания, не выхожу у нее из головы. Говорила, что после меня у нее никого не было. Я не поверил. Мысли были такие: я дал тебе единственный шанс, но ты его потеряла, и теперь расплачиваешься за собственную ошибку.

Так и не рассказал ей, что знал про измену.

У Ксю была любимая книга — «Мастер и Маргарита». Она читала только ее, и прочла на тот момент почти сорок раз. Жила с отцом, все домашнее хозяйство тащила на себе. Ее брат был наркоманом. Мать давно умерла. Уже тогда Ксю где-то подрабатывала.

Я вспоминаю о ней и ее судьбе и не уверен, называл ли вообще ее когда-нибудь «Ксю».

* * *

Через несколько лет я сдам анализы на ВИЧ, гепатит и другие болезни. И буду, не считая одной плевой инфекции, чист. Только в те несколько дней ожидания результатов я пойму, как сильно мне повезло не расплатиться за подростковую беспечность. Ведь у Ксю до меня было так много неизвестно каких партнеров, и не со всеми она предохранялась. Уже в 15 я мог заболеть и поставить на всем крест. Но что-то меня вновь уберегло.

Два. Аист

Как познакомились с Аистом… наверное, на кухне у ТТ. Стояла ноябрьская осень или ранняя зима. Мы, возможно, фристайлили. А может, опять накурились. Она была его давнишняя подружка, могла забежать после шахматного кружка.

Милая, умная и девственная армяночка, укутанная в три слоя темной одежды, клетчатая арафатка на шее, забранные волосы. Младше года на два, то есть ей было 13–14, отказывалась от сижек и алко, не материлась. Меня сразу привлекла ее фигура, даже запрятанная под кофтами, опытный охотник разглядел огромную грудь, размера четвертого-пятого. И как всегда — купился на большую задницу. Попросил аську и начал неспешно подкатывать. Скоро стала со мной откровенна. Узнал, что у нее не было отца, что они с мамой недавно еще снимали квартиру в Кузьминках, а теперь переехали в подмосковную новостройку. Живет она грустно, отношений нет, но мечтает стать для будущего парня лучшей девушкой на свете. До Кузьминок ехать около двух часов, но шахматную школу и друзей не оставляет. Дважды в неделю она здесь.

Я быстро добился ее чувств. Не потому, что умел подбирать ключи, а просто такие бесприютные, нелюдимые девушки всегда в зоне риска, их легко охмурить, они наивны и влюбчивы, а еще обаятельно грустны. Меня всегда такие цепляли, их слабость позволяла мне быть силой, в которой они нуждались. Да и такому трогательному подростку, коим я был, придумать влюбленность труда не составило. Я готов ездить к ней в это Новоподрезково хоть каждый день, если она согласна бесконечно любить меня и отдаваться полностью. Избалованный Ксю, я уже намечтал секс с Аистом, с ее большим, чистым и девичьим телом. Это казалось таким легкодоступным…

Пытаюсь как-то синхронизировать эти две истории, накладывались ли они хотя бы в какой-то момент друг с другом? Мог ли я ездить в гости к Аисту в тот перерыв между сексами с Ксю? Это все точно было после Полины во время 10-го класса, но границы чувств затерлись. Я вспоминаю, как выхожу со станции «Петровско-Разумовская» и иду пешком до ж/д станции по сухому асфальту, по теплому солнцу мимо людей в легкой одежде: может быть, с Ксю я познакомился раньше, в конце сентября, когда было еще тепло? Или эти мои воспоминания — уже-весеннего периода, когда никакой Ксю не существовало. Тогда что я делал с Аистом целую зиму? Кажется, что история, рассказанная ниже, будет наполовину вымыслом, хотя все факты я помню отчетливо вплоть до некоторых реплик. Просто не могу уложить в хронологию. Все еще больше запутывается из-за других параллельных и скоротечных чувств. Память, ты заставляешь чувствовать беспомощность.

Во-первых, была Катя У., которая не переставала флиртовать со мной, хоть и встречалась с Никитой. Я мечтал вообще вычеркнуть ее из жизни, как злого гения моих подростковых фантазий, но она держалась рядом; это память не отпускала, вызволяя страстные подъездные и дискотечные образы, нашептывала:

— А что ты скажешь на это, Артем? Или это не ты? Кто дрочил сотни раз на видео и фото ее попы, сделанные втихаря на уроке физкультуры? Кто лапал ее пьяную и голую? Кто впервые в жизни поцеловался с ней по пьяни зимой в подъезде? Кто это был, а, Артем?

Во-вторых, другая Катя, с которой я все прогуливался по району. Последняя наша встреча случилась как раз в 10-м классе, уже после Полины. А еще «лунный цветок» — таджичка Айгуль, тоже с Кузьминок, с ней быстро сложились глубокие чувства, но после первого свидания и прощального поцелуя она взяла и исчезла. Появилась в аське спустя несколько месяцев. Думаю, родные запретили видеться со мной.

В-третьих, бессчетные девушки с определенным типом фигуры, которых выискивал в метрополитене и оборачивался-оборачивался, мимолетно рассматривая уходящие вдаль бедра. Или пристально изучал, когда ехали в одном вагоне, и временами даже преследовал по карте подземки. Пару раз доходило до того, что доезжал до какой-нибудь «Измайловской» (хотя мне на «Бабушкинскую») и провожал до подъезда, смотрел на захлопывающуюся дверь, представлял поднимающийся лифт и следил, на каком этаже загорится свет. Стоял-фантазировал на окно и уезжал. На что я надеялся? Что девушка обернется и скажет: «Я заметила, как ты следил за мной, хочешь в гости?» А я просто не мог подойти и познакомиться. И сейчас тоже не смог бы. Меня всегда удивляли эти бесстрашные пацаны, которые запросто. Впрочем, об этом уже избыточно высказался Голливуд.

Добавить к этому порноактрис, о которых мог вспомнить в самый неподходящий момент, что влекло за собой отказ идти к школьной доске. Или вот сюжеты эротических фильмов Тинто Брасса, которые могли заставить задуматься.

И в этих одновременных мыслительно-чувственных потоках сегодня легко запутаться, хотя тогда, конечно же, все истории были разведены в отдельные русла. И никогда не соприкасались. В одной этой возможности — одновременно чувствовать разное к разным девушкам в секрете от них — таилось темное самодовольство. Оно пожирало меня и компенсировало отсутствие секса и нормальных отношений.

Электрички до Новоподрезково ходили с большими интервалами. И если опаздывал, то следующей ждать час, а то и два. Я придумал проезжать ее непопулярную станцию мимо, чтобы вернуться с другого конца.

На станции не было полноценного перрона, люди спрыгивали на гравий и шли по рельсам. Она встречала или ждала дома, глядя в окно на станцию. В первый раз долго не решалась пригласить, обсиживали скамейки, пока не напросился в туалет. Боялась, что узнает мама. Потом страх прошел. Вместе принимали душ в душевой кабине, целовались, она дрочила мне, но всегда не до конца. В себя не впускала. Тоже боялась. И я не мог настаивать. Да и не знал: каково делать это в первый раз. А скорее всего, просто боялся брать ответственность. От алкоголя строго отказывалась, знала, к чему приведет. Пили чай. Аист делилась обычными историями из школьной жизни. На ее глупых одноклассников мы смотрели как взрослые. Квартиру заполняли звуки электричек. Когда она доводила меня до сексуального изнеможения, прекращали и расставляли шахматные фигуры. Аист всегда выигрывала. Ближе к вечеру звонила маме узнать, во сколько та вернется домой. С закатом солнца уезжал, вбегая в последний вагон электрички. Интернет не ловил до самой Москвы, так что было время обдумать все и решить, чем брать крепость в следующий раз.

Меня хватило на пару недель. Потом, как в «Обломове», испортилась погода, появились другие варианты, дóма ждали новые треки. Ко мне Аист приехать не могла: не успевала бы к семи добраться до дома. Я устал тратить столько сил и не получать взамен желаемого.

Точно уже не скажу, как слился. Наверняка придумал какую-нибудь отмазу или просто написал:

Аист, я много думал и понял что хочу серьезных

отношений а ты пока не готова к ним…

Она ответила что-то вроде:

Блин! Ну не бросай меня сейчас. Я уже почти готова,

правда. Я тоже много думала. Дай мне еще шанс… :(((

Но я же играл в благородного рыцаря:

пойми, я не могу тебя принуждать к тому, чего

ты не хочешь по-настоящему

Хотя по факту, понимал, что не люблю ее и банально не хотел нести такую ответственность. Знал, что это ненадолго.

Для Аиста разрыв был ударом. Удалила страницу ВК, долго не заходила в аську, а потом написала слезное сообщение. Почувствовал себя сволочью, но внутри принял решение. Все с Аистом было как-то сложно: 14-летняя девственница, армянка (а это двойная ответственность), еще и живет далеко. А я искал легких путей. Но они не находились, и кроме перепихона с Ксю мне ничего не светило. Так что день рождения в конце ноября встретил «в активном поиске».

Видимо, Аист сжала зубы, потому что перестала мне писать. Через пару месяцев я ежедневно палил ее стену «ВКонтакте». Она выкладывала счастливые фотки с бутылкой водки, с какими-то чуваками на заднем плане, писала посты про то, как счастлива, и прикрепляла фотки с сиськами в лифчике. Меня одолевали смешанные чувства. С одной стороны, радовался этим изменениям: так она казалась понятней и доступней, и я одергивал себя, чтобы не написать первым. С другой стороны, ревновал ее к новой жизни без меня — со мной она не бухала, не фоткалась для соцсетей, а дальше я даже думать не хотел: как быть, если она уже переспала с другим? Одновременно с этим я понимал, что все это показуха для меня — хочет зацепить, дать понять: смотри, чего лишился, вот я какая, я изменилась, и такая я — не для тебя, дурачок. Демон ТТ дразнил меня: говорил, что сам переспал с ней.

В итоге весной написала. Сказала, что не может забыть и каждый день все полгода думала обо мне. Что просит всего одну встречу, чтобы доказать… у нее есть для меня кое-что… дам ли я ей шанс?

Конечно же, дам.

Мы встретились в Москве, помолчали, потомились, поговорили по-взрослому, поцеловались, признались друг другу в допущенных ошибках.

— Что за сюрприз ты подготовила?

— Завтра узнаешь. Приедешь ко мне?

Договорились прогулять школу, чтобы провести вместе целый день. В полдень я уже сидел в электричке. Было жарко. В кармане лежали презервативы.

Мы не стали оттягивать момент и сразу разделись. Долго целовались. Я ждал инициативы. Она прошептала:

— Я лишилась девственности ради тебя.

— Что-о? Зачем?

— Подумала, тебе так будет проще со мной переспать.

— Когда?

— Месяц назад.

— С кем?

— С одним парнем, я специально много выпила и почти ничего не помню.

Я был в шоке.

— А о каком сюрпризе ты говорила?..

— Это и есть тот сюрприз. Теперь ты можешь переспать со мной, я готова для тебя.

Какое-то время пролежал молча. Почувствовал, как ей стало страшно: вдруг я не приму ее подарок? Чудовищно. И, может быть, это накладывало на меня даже бóльшую ответственность, чем если бы сам лишил ее девственности. И я принял ее подношение. Но не из благородства, а потому что просто хотел трахаться. У меня не было секса уже несколько месяцев, если не полгода. Мы долго целовались, трогались, потом она забралась на меня… и началась какая-то несуразная возня. Аист совсем не понимала, что нужно делать, я кое-как надел презерватив, член предательски начал падать. Пытался ей намекнуть на минет, она не понимала намеков, а попросить напрямую не решался. В итоге я кое-как в нее вошел и попробовал двигать ее на себе, а она лежала на мне большим, тяжелым бревном и стонала. Я много слышал шуток про бревна, но познал смысл образа только в ту минуту. Меня мгновенно начало раздражать все: потное немытое тело, кислый запах кожи и волос, огромные груди, между которыми постоянно собиралась пыль, еще этот дебильный презерватив! И вообще: что я забыл в этой подмосковной дыре? Зачем поехал — чтобы что? Потрахаться? И это все мои устремления в жизни? История с Полиной меня ничему не научила — снова здорова. Я поскорее кончил. Аист слезла, и меня придавило одиночеством. Я хотел исчезнуть, аннигилировать.

Сидели на кухне и тяжело молчали. Кажется, ей тоже было плохо. То есть плюс ко всему добавилось оглушающее чувство вины. Секс прояснил все: мы не пара, а я самовлюбленный мудак. Вышел от нее и полчаса ждал электрички, в надежде, что она не смотрит на меня в окно и не рыдает. Она не смотрела, но наверняка рыдала.

После длительной паузы Аист писала мне: через год, через два, через три. Через пять лет:

Помоги мне забыть тебя....... я не знаю как...... но это надо сделать......

Я ответил:

тебе с этой просьбой надо к другому молодому человеку

Переписка обрывается 2015 годом, я написал первый. Она похвасталась крепкими отношениями, сказала, что «пора бежать☺ до новых встреч».

А я отрезал: «Это вряд ли».

И все-таки мы еще один раз встретились. Буквально только что.

* * *

Сексуальный опыт наталкивал на вопрос: почему секс не может существовать в отрыве от мыслей и чувств? Почему не получается просто трахаться и получать или не получать удовольствие? Зачем нужно обязательно чувствовать что-то сверх физиологии? Ведь снимаются же люди в порно и не умирают от этого. Это я такой необычный, думалось мне, или это они делают вид, что все равно?

Беда была в том, что я видел в сексе утилитарное предназначение, но не согласен был на роль обычного потребителя. Мне хотелось чувствовать, то есть проживать сексуальный опыт. Для этого нужны сильные любовные чувства, а у меня их не было. Я имитировал их, они рассеивались, и я делал вывод, что несовпадение в постели сильнее чувств. Потом я попадусь в обратную ловушку, когда чувства буду ставить выше тела, но та история не для этой книги. Дихотомия: чувства и разум, чувства и тело — занимала меня больше всего. И никто не мог разрешить этого вопроса. В такой момент в моей жизни появились книги.