Танец мозга, или Премьера в театре «Практика»
Работать в жанре театра абсурда в России трудно: действительность иной раз затмевает самые затейливые драматургические ходы. Но вот Дмитрию Данилову это удалось — во многом благодаря игре в обманки и смысловым инверсиям. Именно поэтому его пьесы (а их пока всего три) нарасхват. И новый этап жизни театра «Практика» неслучайно начался со спектакля «Человек из Подольска Сережа очень тупой», поставленного по двум пьесам Данилова.
Это мог быть первый, долгожданный проект Дмитрия Брусникина и его «Мастерской» в своем наконец-то театре — не случилось. 9 августа Дима трагически рано ушел. Спектакль выпустила Марина Брусникина — режиссер, чьи умные, тонкие и безупречно интеллигентные постановки на разных сценах Москвы уже хорошо известны. Здесь она — в союзе с художником-постановщиком Саввой Савельевым — предстает в совершенно новом качестве. Как и все брусникинцы: теперь они за все отвечают сами. Так совпало, что в этом году самые талантливые и многообещающие из молодых — «Театр.DOC» Михаила Угарова и Елены Греминой и Мастерская Дмитрия Брусникина — в одночасье осиротели, став взрослыми.
Зрителям на спектакле раздают браслеты разных цветов, служащие пропуском в разные залы: сначала они смотрят одну пьесу, потом другую. Сбивающие с толку, мастерски сделанные тексты и там и тут упакованы в инсталляции: комнаты со стенами из белых квадратов, напоминающие отсеки космического корабля, операционную или пыточную. Последнее точно подходит: Данилов производит над своими героями странные и безжалостные опыты, то помещая их в отделение полиции с сумасшедшими полицейскими, то запирая в квартире с тремя инфернальными курьерами, похожими на посланников нечистой силы. Главное то, что каждый раз он обманывает ожидания зрителей, азартно играя смыслами, настроениями и оценками.
Вот «Человек из Подольска», арестованный ни за что и подвергающийся издевательскому допросу. Мгновенно возникающие ассоциации с полицейским беспределом определяют тему: насилие, унижение личности, тоталитарное государство — и тут автор, посмеиваясь, делает крен в совершенно другую сторону. Странные, действительно похожие на обитателей дурдома полицейские не только говорят абсолютно правильные в сущности вещи, но и раскладывают, как психоаналитики, жизнь парня из Подольска по полочкам: скучный неудачник, ненавидящий и свой город, и свою работу, и себя самого. Капитан полиции Марина дает ему задание: побродить два часа по Подольску и полюбоваться его красотой. Потом обещает проверить, как получилось. Насилие из социального становится экзистенциальным: нельзя силой заставить человека совершать, казалось бы, правильные, благие поступки. Невозможно заставить любить Подольск и презирать Амстердам. Или возможно, но только как для человека в клетке, уже перекодированного системой на какую-то иную, не свою жизнь.
Полицейский заставляет героя разучивать «танец мозга»: ритмично двигаться в нелепой позе, выкрикивая нелепые же словосочетания «ай-ло-ле» или «ай-пэи». Обескураженный поначалу парень втягивается в безумие и вопит и прыгает громче своего учителя. Прекрасная сцена: у нас сегодня полстраны танцует «танец мозга» под включенный телевизор и не понимает абсурда происходящего. Тексты Данилова так и хочется подвести под критику системы, но они гораздо богаче и изощреннее, что особенно очевидно становится в пьесе «Сережа очень тупой».
Здесь надо сделать отступление и заметить, что все театральное действо — особенно «Подольск» — получилось ярким, живым и энергичным, визуально и музыкально впечатляющим, действительно на стыке театра и современного искусства, предполагающего более активное участие зрителя. Даже жалко, что зрителей вовлекают в игру только в антракте, разучивая с ними гимн Москвы и все тот же «танец мозга» (он у всех почему-то особенно хорошо получается), а не во время действия. Заявленного «музея нового чувственного опыта» все же пока маловато, хотя брусникинские актеры в эти игры точно могут и готовы играть. Мечтал же создатель мастерской о театре без труппы, о новых технологиях и, главное, о том, чтобы его театр был открыт самым рискованным и сумасшедшим на первый взгляд проектам. Теперь все это надо претворять в жизнь, и логично, что роль художника не просто как сценографа, но как организатора принципиально нового театрального пространства возрастает.
