Иллюстрация: AKG Images / Cameraphoto / East News
Иллюстрация: AKG Images / Cameraphoto / East News

При упоминании «неверности» в разных уголках мира я получала множество ответов: чувства людей разнились от горького осуждения и покорного смирения до осторожного сочувствия и откровенного энтузиазма. Женщины в Болгарии считали неверность мужей досадным, но неизбежным аспектом брака. В Париже эта тема оживляла разговор за любым ужином, и я замечала, что огромное количество людей успело побывать по обе стороны баррикад. В Мексике женщины с гордостью говорили об увеличении числа женских измен как форме социальной борьбы с шовинистической культурой, где для мужчин всегда считалось нормальным жить «на два дома», la casa grande y la casa chica — один для семьи, а другой для любовницы. Неверность повсеместна, но наше понимание измен — то, как мы определяем неверность, как страдаем от нее и как о ней говорим, — неразрывно связано с конкретным местом и временем, в которое разворачивается драма.

На американском рынке неверность подается с примесью осуждения и приятного возбуждения. Обложки журналов смакуют похабщину, в то же время проповедуя святость. Как культура мы достигли практически безграничной открытости в сексуальном отношении, но в вопросах неверности непримиримыми остаются даже отъявленные либералы. Любопытно, что наше упрямое неодобрение сдерживает порывы к неверности, не показывая, насколько часто они возникают. Мы не можем остановить измены, но при этом соглашаемся, что их быть не должно.

Дилемма собственничества

Полли связалась со мной, находясь по другую сторону Атлантики. Почти три десятка лет она была уверена в безупречной порядочности своего мужа Найджела, пока с удивлением не обнаружила, что даже он не властен над кризисом среднего возраста, который заявил о себе романом с молодой женщиной по имени Кларисса. «Да я готова была жизнью поклясться в его верности!» — говорила мне Полли. Но гордый отец четверых детей не считал свой роман интрижкой на стороне — он был влюблен и всерьез рассматривал возможность бросить Полли ради новой жизни. К его огромному сожалению, темноглазая любовница решила, что у него слишком уж много багажа, с которым ей не справиться. Найджел был подавлен, но в то же время почувствовал некоторое облегчение. Он решил вернуться домой и положить конец тому, что теперь называет «временным помешательством».

На первой встрече с этой британской парой, обоим партнерам которой было уже под пятьдесят, я гораздо больше узнала о любовнице, чем о них самих. Полли говорила о ней без остановки.

«Хотела бы я выбросить эту женщину из головы, — рассказывала она. — Но я все время представляю те сцены, что он описывал в своих письмах к ней. Пусть он скажет ей, что это было просто дурацким физическим влечением. Я представляю, как она кичится тем, что было между ними, уверенная, что это гораздо важнее его связи со мной. Думаю, ему нужно прямо сказать ей, что он любит меня и не любит ее. Может, это избавит меня от страданий». Я слышу ее боль, но в ее требованиях проскальзывают и нотки ревности.

Когда я указала на это, Полли почувствовала себя изобличенной. Она не стала ничего отрицать, но ей явно было стыдно. Ревнивец понимает, что он не вызывает сочувствия и что его муки скорее подвергнутся критике, чем найдут понимание. Именно поэтому сегодня почти не говорят о ревности, которую Пруст однажды назвал «демоном, что нельзя изгнать». Современный словарь измен полон «травм», «навязчивых мыслей», «флешбэков», «одержимости», «бдительности» и «сопутствующих ран». Рассматривая измены, мы легитимизируем романтические страдания, но при этом лишаем их романтической сущности.

Я заверила Полли, что ее ревность естественна и ее не стоит стыдиться. Признать свою ревность — значит, признать любовь, соперничество и тягу к сопоставлению, а все это обнажает нашу уязвимость. И хуже нам становится, когда мы показываем эту уязвимость человеку, который нас ранил.

Я попросила Полли рассказать мне больше о своих чувствах. «Порой мне кажется, что я утешительный приз», — призналась она. Женщина своего времени, она хочет большего. «Я хочу, чтобы она знала, что он вернулся, потому что любит меня, а не потому что чувствует себя виноватым или обязанным и не потому что она его бросила».

И вот перед нами встает дилемма собственничества. Желание обладать и контролировать одновременно представляет собой и неотъемлемый элемент страсти, и извращенную форму любви. С одной стороны, мы хотим обязать партнеров возвращаться к нам. Однако мы не хотим, чтобы они возвращались из чувства долга; мы хотим чувствовать себя избранными. И мы понимаем, что любовь, лишенная свободы и возможности добровольной капитуляции, перестает быть любовью. И все же нам страшно давать ей эту свободу.

Дилеммы разоблачения

Нэнси регулярно флиртует с одним из отцов, приходя на футбольные матчи своего сына, и этот флирт пробудил ее давно заснувшую чувственность. «Я благодарна, что он открыл аспект моей личности, не имеющий ничего общего с ролью матери, жены или прислужницы. Еще больше я благодарна за то, что не стала реализовывать свои желания», — говорит она. Муж Нэнси наслаждается ее вновь обретенной эротической энергией. Но она гадает, стоит ли рассказать ему о «воображаемой измене»? Нэнси твердо уверена, что честность предполагает полную прозрачность.

Разве в подобных обстоятельствах неверному партнеру не лучше сохранить все в тайне и в одиночку справиться с ситуацией? Порой правда лечит, а признание бывает единственной адекватной реакцией на случившееся. Обсуждая со своими пациентами плюсы честности, моя коллега Лиза Шпигель использует простую и эффективную формулу, предлагая каждому задать себе три вопроса: честно ли это? Пойдет ли это на пользу? Гуманно ли обо всем рассказать?

Правда может быть необратимо разрушительной и даже агрессивной, когда ее сообщают с садистским удовольствием. Не раз я наблюдала, как честность приносит больше вреда, чем пользы, и затем задавалась вопросом, может ли ложь в некоторых случаях защищать нас. Для многих это просто немыслимо. Однако я также слышала, как узнавшие обо всем супруги восклицали: «Лучше бы ты мне не говорил!»

На тренинге для психотерапевтов участница, работающая в хосписе, обратилась ко мне за советом.

— Что мне сказать смертельно больному пациенту, который хочет перед смертью признаться жене, что всю жизнь ей изменял? – спросила она.

Я ответила:

— Хотя я понимаю, что ему этот «разговор начистоту» кажется искренним выражением глубокой любви и уважения, он должен осознать, что сам, возможно, получит облегчение перед смертью, но его жене придется жить с этой тяжкой ношей. Когда он упокоится с миром, она будет месяцами ворочаться в постели и не спать по ночам, проигрывая в голове все новые и новые истории, страсти в которых будут кипеть сильнее, чем в реальных изменах. Такое ли наследство он хочет ей оставить?

Порой в молчании проявляется забота. Прежде чем сознаться в своих грехах пребывающему в неведении партнеру, задумайтесь, о чьем благополучии вы заботитесь на самом деле. Правда ли ваше признание столь бескорыстно, как кажется? Что вашему партнеру делать с новой информацией?

Я видела обратную сторону этой ситуации у себя в кабинете, когда пыталась помочь вдове смириться с двойным горем: она потеряла мужа, болевшего раком, и одновременно лишилась своего представления об их счастливом браке, после того как он признался ей в своей неверности на смертном одре. Уважение не всегда заключается в том, чтобы рассказывать все, ведь порой проявить уважение — значит подумать, каково партнеру будет принять это знание. Взвешивая все за и против, не думайте в терминах «или-или» и не прибегайте к абстракциям — лучше представьте, как именно пройдет разговор. Где вы будете говорить? Что скажете? Что увидите на лице партнера? Какую реакцию получите?

Вопрос «сказать или не сказать?» становится еще тяжелее, когда социальные нормы делают людей особенно уязвимыми. Пока в мире существуют страны, где женщины, которые лишь подозреваются во взгляде на сторону, могут быть забиты камнями и похоронены заживо или где гомосексуалистов лишают права видеться с собственными детьми, необходимую степень честности и прозрачности нужно определять в контексте каждой конкретной ситуации.

Книга Эстер Парель «Право на лево. Почему люди изменяют и можно ли избежать измен» опубликована издательством «Эксмо»