Айлин Майлз: Инферно

поэты делают деньги

Я люблю литературу, потому что это деньги, которые можно сделать самой. Я думала об этом в метро, держась за теплый поручень. Вот и все. Поэты делают деньги. Раньше я этого не понимала.

Айлин, это Аттилио Виола. Он ни слова не сказал. Опустил подбородок и посмотрел мне в глаза. Кажется, я уже говорила, зубы у него были плохие. На нем был костюм. С каким-то золотистым отливом. Ботинки у него были темно-коричневые, остроносые, со шнурками. Привет, Ай-лин. Он сказал это очень осторожно, как будто мы участвовали в шоу знакомств. Это мой друг, Фредди. Вот видишь, Рита схватила меня за рукав. Они милые. Ага, ответила я. Радовало только то, что Рита хотя бы не лесбиянка. Я была не против всего этого, для меня это ничего не значило, но лесбийский секс — это было бы уже слишком. Незадолго до этого я ходила на собеседование, хотела устроиться массажисткой. В смысле, да, это то же самое, что сказать: хотела стать шлюхой. Опять-таки я думала, что это только на время. И я думала, что в любом случае это лучше, чем быть чьей-то девушкой. Лучше, чем позволять кому-то решать все за тебя. Иногда он будет платить за тебя, но в основном ты просто будешь ему принадлежать. Если ты сама не могла разобраться, что тебе делать, можно было решить, хорошо, буду чьей-нибудь девушкой. 

Администратором в массажном салоне была блондинка, которая показалась мне шведкой и была похожа на Фэй Данауэй. Я уже переоделась в купальник, и еще на мне были босоножки на каблуках, с тонкими ремешками. Мне казалась, что я очень белая и выгляжу непристойно, но при этом я почувствовала, что я молодая. Мужчины приходили и садились там в своих костюмах. По двое. Дважды они показывали на меня женщине за стойкой. Можно нам ее? Как смотреть на человека, который говорит такое. Делаешь вид, что не смущена. Как бы прячешься внутрь себя. Вот это я и делала. Нет, она пока учится. Учусь? Из фойе их отводили в отдельные комнаты, а потом она сказала: пойдем. Она взяла меня за руку. На ней было черное платье, и ее светлые волосы были зачесаны назад, она выглядела как леди. Мы зашли в маленькую комнатку. Айлин, это Дон. Он лежал на специальной кровати, вроде операционного стола. Привет, Айлин, сказал он и потянулся взять меня за руку. Она качнула головой вправо. Почему бы тебе не пройти туда и не подготовиться. Я посмотрела вниз. На мне был мой темно-красный купальник. Такие носили танцовщицы. Это называлось «майо». Тогда в Нью-Йорке многие жили в лофтах, и эти люди делились на два типа: художники и танцовщицы. В смысле эти девушки одевались как танцовщицы и работали официантками, чтобы брать уроки. Мне это было понятно, и какое-то время я одевалась так же. Я просто думаю, что мода — это невидимость. Если хочешь попасть вон туда или побыть тут, просто натяни форму и скользни в толпу. 

Как-то вечером, примерно в то же время, я стояла перед зданием Метрополитен-оперы. Роберт Уилсон — это тот парень, который ставил эти длинные спектакли с танцорами. Люди хвастались, как долго они отсидели на Уилсоне. Один парень, с которым я познакомилась в кофейне внизу, сказал, что он ходил на «Иосифа Сталина». Его глаза загорелись. Спектакль шел двенадцать часов. Я могу это понять и думаю, что это все здорово, но я все-таки католичка и неподвижного сидения с меня уже хватило. Я знаю, что заведомо победила в этом соревновании, так что могу просто ничего не говорить. 

Итак, я пошла в Мет (без денег), потому что на этот раз Роберт Уилсон написал оперу. Я не то чтобы очень люблю оперу, но моя семья любит. Это долго, и ты просто сидишь там, упражняешься все в той же способности. Но каким-то образом опера напоминает мне о моей семье. Я просто сижу там, в мире, и думаю о них, таких величественных в своем горе. Так много фрагментов моей жизни складываются вместе. Обычно я чувствую, на что мне надо сходить. Так было с Патти Смит или с Брюсом Спрингстином, например. Просто читаешь о чем-то и понимаешь, вот, это для меня. Дома всегда играла музыка. Так что я пошла. 

Денег у меня не было вообще. У меня был друг, Ральф, и у него был абонемент на танцевальные представления, так что я обычно ходила с ним, бесплатно. Ральфа в тот вечер я найти не могла, но и пропустить это не могла. Я отправилась в Мет. Я помню, что видела очень много затылков. Толпа вливалась внутрь. Большая красно-синяя штуковина висела, покачиваясь, перед входом в зал. Я не знала, на что рассчитываю, я думала о ярмарках у нас в городе, у меня всегда хорошо получалась пролезать вперед. Эй ты, куда, кричал какой-нибудь мальчишка, когда я проносилась мимо. Можно было просто пользоваться тем, что все считают девчонок трусихами. Редко кто полезет драться с девчонкой. 

Так что я просто позволяю толпе нести меня ко входу в театр. Вон там Энн Уолдман с матерью. В шляпах, подобранных для совместного выхода. На обеих были шляпы винного цвета, с полями. Обе оглядывались по сторонам, стоя плечом к плечу. А еще Эдвин Денби, с которым я тогда уже была знакома. Знаменитый маленький человечек с маленькой седой головой на маленькой белой шее. Возможно, они пришли вместе.

Бархатные канаты разомкнулись, и все стали протискиваться в зал. Была осень, и все были в замше и в свитерах, у женщин были длинные ярко-рыжие волосы. Люди с зализанными назад волосами оборачивались, здоровались, целовались, толкались. Я была одной из них.

Рита сказала, что мы идем выпить. Есть место, называется «Фрайдис», оно в другом отеле. У них там дискотека. В отеле? Ноги у меня были свинцовые, но в тот вечер я была девочкой, так что я продолжала шагать и улыбаться.

В массажном салоне я стояла одна в крошечной комнатке, обернувшись полотенцем. Я не могу выйти. Как это будет, я выйду и такая привет. Я все время слышу о том, как мужчины чувствуют себя униженными армией или что-то такое. Им стоило бы попробовать побыть женщиной. Я зашла, придерживая полотенце. Она сказала, окей, милая, но глаза у нее блеснули, как будто она испугалась. Я слишком долго не выходила. Дон лежал на столе, у него глаза тоже заблестели, но, могу поспорить, он был в предвкушении. Айлин новенькая, Дон, так что мы показываем ей, как тут все делается. Она чмокнула его в щеку, как будто они были старыми друзьями. Надеюсь, ты не против. Привет, Айлин, сказал он еще раз, подтверждая, что не против. 

У него был такой маленький член, отросточек. Кажется, почти все они маленькие. Она взяла его в свою сильную руку и сказала, Айлин, положи свою руку на мою. Мы дрочили ему вместе. Ааа, стонал он, как хорошо, думаю, он изображал, что ему делают массаж. Скоро мы с этой женщиной вошли в ритм. Я была слева от нее, как ее маленькая медсестра. 

Мы стояли бедро к бедру и работали как насос. О, да, да, закричал он. И тогда она взяла его член в рот. О нет, подумала я. Это было как будто у меня мозги вывернулись наизнанку. Я не могу отсасывать кому-то, чтобы заработать на жизнь. Я  не могу. Я должна идти, сказала я. 

Я сейчас, Дон, сказала она. Что-то не так? Она прижала меня к маленькой двери, которая отделяла эту комнату от соседней. Все в порядке, просто мне нужно идти, я не могу этим заниматься. Она сказала, о, детка, и обвила меня руками. Я стояла там в полотенце. Тебе что, нравятся девушки, спросила она, прижимая меня к себе. Да, мне нравились девушки. 

Аттилио все оглядывался на меня и улыбался. Мы шли вверх по какому-то переулку в районе Пятидесятых из одного бара при отеле в другой. В конце концов он схватил мою руку и мы пошли вместе. Все это сопровождалось английским начального уровня. Он засунул руку в карман пиджака и вытащил пачку сигарет. Будешь? Я зажала эту сигарету в зубах, она погнулась, а его зажигалка на бензине сильно пахла. Он все крутил ее, вжик-вжик, даже распахнул пиджак, и я просунула голову внутрь, чтобы зажечь сигарету. Чего ради? Никакого удовольствия эта сигарета мне не принесла. 

Рита упивалась своей способностью выглядеть как ни в чем не бывало. Они с Фредди весело смеялись. Она, наверное, уже была в его пиджаке и они держались за руки, просто парочка на свидании. Коммивояжер и шлюха. Они здорово смотрелись. Я помню, как в детстве смотрела в окно бюро путешествий. Там висел плакат с женщиной на пляже, у нее на шее была гирлянда из цветов. Было похоже на Гавайи. Я никогда не понимала, была ли это женщина, которой они продавали путевку, женщина, у которой все получилось, или это была женщина, которая достанется тебе, если ты купишь билет. Я была как билет, который Аттилио нашел на улице во время поездки в Нью-Йорк. Не могла бы я отряхнуть его билет. Вот, как новенький, я сияла как мальчик-посыльный. Только женщина, которая думает так же, как я, может продавать себя, свою задницу, и думать, что она занимается критикой культуры. Или, что еще более странно, что она мужчина. Я стану мужчиной, если буду писать. И это воздаст мне за каждый шаг по направлению к месту под названием «Тьюздис» — «Тьюздис» в моих мужских руках станет литературой. Каждый маленький шаг был монеткой. Дзынь, дверь распахнулась. Это было искусство. 

Дзынь, и мы внутри. Когда я была маленькой, я часто лежала на спине в кровати в своей комнате. Придумывала шутки. Думаю, шутки были первой хорошей вещью, которую я делала. Что одна крошка сказала другой крошке? Ничего, глупый, крошки не разговаривают. Выражение папиного лица. Пошутить и увидеть такое лицо значило войти внутрь. Все двери мира на мгновение распахивались настежь. Мужчина в Мете поднял бархатный канат, и вслед за Энн и ее матерью, за Эдвином и еще миллионом классно выглядящих людей толпа увлекла меня в зал, где происходило важное и актуальное.

Летом женщины в нашем районе выходили на крыльцо и сидели на ступеньках, мне было лет одиннадцать-двенадцать. Женщины с детьми, кудрявыми волосами и плохой кожей, женщины с грустными глазами, миссис Голд, первая еврейка, с которой я познакомилась, — этих женщин я пыталась рассмешить. Возможно, в этом было что-то мужское, в этих попытках пробить их грусть и замкнутость, быть девчонкой, которая шутит, и не такая уж немолодая женщина подносит сигарету к своим накрашенным губам в неподвижной летней жаре Новой Англии и говорит, ну дает. Ты просто счастливый билет, Айлин. Ей нужно было посмеяться. А я должна была ее рассмешить. 

В кровати я лежала на спине и представляла, как рассказываю шутку. Казалось, что дело в плотности. Слова нужно было так хорошо подогнать друг к другу, чтобы еще до того, как поймешь, что они значат, происходило что-то противоположное. Шутка всюду оказывается первой, потому что нарушает правила, слова значат не то, что должны. Они были отличные, эти шутки, как пощечины. Я слышала, границу со стороны Мексики пересекают выключив фары, на заднем ходу и на большой скорости. Люди, перед тем как засмеются, всегда выглядят так, как будто их ударили, и именно эту реакцию мне больше всего нравилось вызывать — без насилия. Я бы никогда не ударила человека по лицу. И все же я хотела, чтобы на мгновение оно открылось только для меня. 

Всю ночь я работала, билась за точное слово. В коричневой темноте слышно было, как напротив спокойно дышит моя сестра в своей кровати «голливуд». Гудение дома, масляный радиатор, который может взорваться. Стонет, затихает, начинает по новой. Дьявол трясет мою кровать, когда я закрываю глаза. Я представляла их, обычно целый класс детей, они бросались чем-то или, наоборот, были тихие и спокойные, и внезапно вместо какого-нибудь дурацкого фильма перед ними оказывалась я со своей шуткой. Которую только что придумала. Или с песней. Детство — это когда ты вечно не можешь заснуть, а завтра никогда тебе не принадлежит. Ты встаешь утром, чтобы делать еще что-то, что придумали для тебя взрослые: маленький пальчик ребенка хочет подняться вверх: я придумала. Ты говоришь, что хочешь стать мусорщиком, когда вырастешь, или бродягой, — просто потому что лицо у монашки было такое ласковое, когда она тебя спрашивала, что тебе захотелось врезать ей за всю ее отвратительную кроткую ложь. За то, что говорит о боге, пока тебе не захочется блевать. Я буду бездомной, отвечала я, опустив голову, чтобы не получить пощечину. Было даже здорово стоять одной в темно-коричневых коридорах и зябнуть в тихий день, примерно за год до того, как убили Кеннеди, и все тогда казалось вечным. Все говорили, что мы, может, даже полетим на Луну, и мы полетели. А потом, ну и что из этого, я постарела. 

Перевод Юлии Серебренниковой