Твист на банке из-под шпрот. Рассказы

Елена Шальнова. «Тайный гол»

Мила Андреевна жила этажом выше. Она была последней женой заслуженного поэта страны. Почетное звание. Тяжелое бремя. Поэта я не засталано видела его многочисленные портреты в квартире, слишком просторной для одинокой дамы.

Я обожала соседку. За свободомыслие, за революционные взгляды на искусство, и литературу, и жизнь вообще… просто за все. Нас сблизили пороки. Мы вместе курили. Она научила меня крутить самокрутки, утверждая, что чистый табак не приносит никакого вреда. Вместе мы пили коньяк, сплетничали и делились любовными приключениями. Помню, у Милы Андреевны случился роман с бездомным художником, гением и несчастным человеком. Он отказывался оставить свою коробку под мостом, воссоединиться и переехать в ее хоромы. Пришлось расстаться. Она очень переживала и уехала в Америку. Потом в Тибет, Сингапур, Японию, Корею, Индию и Новую Зеландию, Мексику… даже не помню, куда еще.

Только в Великобритании не была, визу не дали. 

В канун своего восьмидесятилетия она окончательно вернулась и начала писать книгу. Я зашла к ней по-соседски, поздно вечером, с коньяком и самокрутками.

Дверь в квартиру, как всегда, была открыта. Посреди бумаг и фотографий, в прекрасном настроении, восседала Мила Андреевна.

Мемуары?

Не совсем…

Про жизнь с поэтом?

Ни в коем случае, дорогая моя! Я полжизни была ≪жена поэта≫, потом ≪вдова поэта≫. Бывает, меня называют ≪милочка≫, но я прямо слышу строчную букву в нисходительном тоне. Никаких воспоминаний про гениев! Напишу про путешествия и приключения. Про

тех, кто был знаком со мной, а не женой-вдовой поэта.

Про тебя напишу.

Про меня неинтересно…

Будет очень интересно. Слушай, сделай одолжение, давай сыграем в футбол на площади у посольства

Великобритании?

Уже ночь…

Поздний вечер, собирайся. У меня есть мяч. Можно было отказаться, но если честно, запустить мяч в ворота этого особняка было моим тайным желанием много лет. Большие чугунные ворота с причудливым растительным орнаментом, который из-вивается и получается такое дупло, в которое хочется заглянуть.

…Мила Андреевна сделала пас, охрана при входе в посольство выпрямилась. Но волноваться нечего — старушка и взрослая женщина робко пинают по футбольному мячу в центре города. Через пару минут появился полицейский и свистнул в свисток. С этого момента невинная шалость превратилась в настоящее футбольное сражение. Полицейский свистел, сначала робко, потом все сильнее, потом предпринял попытку отнять у нас мяч. Безуспешно. Мила Андреевна и я были одной командой, сражались мы самоотверженно. На нашей стороне были численное преимущество и азарт. На стороне полицейского —хорошая физическая подготовка. Он завладел мячом, потом, видимо, поддался инстинкту, ловко и сильно пнул по нему и попал. Попал! Точно в ворота. Чугунные прутья издали глухой, почти колокольный звон. Мы замерли, охранники переглянулись, они все еще решали, присоединиться или наблюдать. В следующий миг сработала сигнализация. Мила Андреевна закричала ≪Гол!≫и начала прыгать…

Меня увезли в участок. Суд, штраф и пятнадцать суток. Милу Андреевну в больницу. ≪Вдову поэта≫нельзя в участок.

Она ушла через год, успела написать воспоминания о приключениях и хороших людях. Но футбольной истории в книге нет, пришлось изъять по просьбе моего мужа. Он считает, пусть лучше этот гол останется в тайне, тем более забил его полицейский. Жаль, что не я.  

Ксения Крушинская. «Барсетка»

Из школы домой в тот вечер Макс шел на автопилоте. Не отрываясь от экрана айфона, залипал в инстаграме. На этот раз, правда, не в Маринкином. Макс внимательно изучал странички блогеров, силясь понять, что за загадочная вещь ≪фэнни пэк≫— поясная

сумка. Самая модная сумка сезона и, как выяснилось на большой перемене, Маринкина заветная мечта.

Макс плохо помнил, как добрался до двери квартиры — кажется, пару раз налетел на прохожих и один раз чуть не врезался в столб. Только в прихожей он, наконец, расстался с гаджетом, бросив его на трюмо. Настроение было — мрачняк. Самая дешевая ≪фэнни

пэк≫стоит пять тысяч, а у него в кармане пятьсот рублей, и это на две недели. А Маринкин день рождения — вот он. Через два дня.

— Сын! Ужин стынет! — прервал безрадостные размышления голос матери из кухни.

Макс помыл руки, плюхнулся за стол, во главе которого уже восседал отец — бородатый, чинный, благообразный. Есть хотелось жутко, но как всегда пришлось ждать: сперва надо было послушать молитву, которую торжественно, как пономарь на службе, читал отец. ≪Ему бы попом быть! — пронеслось в голове у Макса. — Живем как в церкви≫. Стены квартиры Макса и правда походили на церковные: тут и там — и даже на кухне —с них настороженно смотрели Христос и святые. Только свою комнату Макс трогать не разрешил: там по-прежнему висели постеры ДжейЗи и Фараона, за что от отца периодически влетало.

О том, что отец Макса Юрий Борисович —истовый православный, знали все друзья семьи и соседи. Последние были в курсе хотя бы потому, что не так давно у них в доме, по инициативе Юрия Борисовича, побывал священник: освящал подъезд, неодобрительно косясь на окурки и презерватив, валявшиеся у мусоропровода. В тот день Макс краем уха услышал перешептывание старушек на скамеечке:

— Юрка-то из сто седьмой ишь как в Бога уверовал!

— Ну, он-то понятно почему. Грехи замаливает.

Макс не понял, что они имеют в виду, и очень быстро выкинул это из головы. Мысли были заняты другим: грядущими экзаменами, репетиторами. А теперь еще и Маринкой,  внезапно нахлынувшей любовью, ее днем рождения и этой чертовой ≪фэнни пэк≫.

—Ма! —Макс, особо ни на что не надеясь, попытался закинуть удочку, когда после ужина они с матерью остались на кухне вдвоем —она мыла посуду, он грыз корочку ≪Бородинского≫. — Ма, дай денег. Тысяч пять нужно.

Мать подняла голову от раковины, решительным жестом закрутила кран:

—Сынок, какие пять тысяч, ты чего? Мы тебе за репетитора по математике только заплатили! Тебе…Тебе вообще зачем?!

— Сумку хочу подарить Марине на день рождения, — Макс внимательно рассматривал узор на клеенке, покрывавшей кухонный стол. — Фэнни пэк.

— Фэнни… как?

Макс вышел из кухни, в прихожей взял с трюмо айфон, вернулся, сунул под нос матери:

— Вот такую сумку. Которую на поясе носят. Сейчас так модно.

Мать пару секунд, сощурившись, внимательно разглядывала фото из инстаграма блогерши Кьяры Ферраньи. Затем ее лицо вдруг просветлело, словно из-за туч в смурной ноябрьский день выкарабкалось тусклое солнце:

— Так это ж барсетка!

Торопливо обтерев руки полотенцем, мать вышла из кухни. Макс несколько минут прислушивался к странным шорохам и скрипам, доносившимся из комнаты. Наконец мать вернулась — почти вбежала — обратно, неся в руках небольшой черный предмет, который тут же сунула Максу:

— На! Держи. С антресолей достала.

Макс сперва подумал, что у него глюки. Хорошенько проморгался, но картинка осталась прежней: перед ним была самая настоящая ≪фэнни пэк≫. Черная, кожаная, на молнии. Совсем как новенькая — только пыль стереть, и заблестит.

— Это отца твоего. В девяностые носил. Он про нее не любит вспоминать, — тут она вдруг перешла на шепот: — Хотел выкинуть, но я сберегла. Девочке своей можешь подарить, я лично не против.

Когда вечером дня Х Макс позвонил в дверь Маринкиной квартиры, оттуда уже  доносились шум голосов и бодрый рэп.

— Ма-а-акс! — раскрасневшаяся, пахнущая сладкими духами Маринка повисла у него на шее и затянула в прихожую. Сердце Макса заколотилось в ритме новой речевки Фэйса. Он снял рюкзак, порылся внутри, достал оттуда сверток с черной кожаной ≪фэнни пэк≫:

— С днем рождения, Марин!

Маринка развернула целлофан, взвигнула, подпрыгнула:

— Почти как у Кьяры!

Повертев подарок в руках, она потянулась к молнии на сумке. Макс вздрогнул, вспомнив, что не успел проверить, есть ли что у отцовой барсетки внутри. Но ему тут же стало смешно: ≪Да что там может быть? Просвирка засохшая?≫

— Ого! А эт-то что такое?!

Макс увидел, что она достает из нутра сумки два блестящих металлических цилиндрика:

— Гильзы! Я знаю, я в тир ходила! — Маринка протянула ему ладонь, на которой сверкали цилиндры. — Откуда?!

Макс не знал, что ответить, но в этот момент, кажется, наконец-то понял, что значит ≪грехи≫и почему некоторые так старательно завешивают стены портретами святых. Он пожал плечами:

— Не знаю.

— Дурак! —хихикнула Маринка.

Макс притянул ее к себе, крепко обнял и впервые в жизни по-настоящему поцеловал.