История защитника коренных народов, который сбежал в США от российских спецслужб
«Я не планирую умирать, если это случится, то будет ложью», — говорит на видеозаписи удэгеец Павел Суляндзига и объясняет, что российские спецслужбы собирались его арестовать, а затем инсценировать его самоубийство. Он не стал публиковать эту запись, сделанную в 2017 году, а отдал копию жене на случай ареста.
Через несколько месяцев Суляндзига уехал в Нью-Йорк на сессию ООН — и больше в Россию не возвращался. Вместе с ним в США переехали жена и четверо детей, еще двое родились уже там. Семья попросила политического убежища у американских властей.
Молодость в Красном Яре
Павел Суляндзига рос в удэгейском селе Красный Яр Приморского края, окруженном со всех сторон тайгой и удаленном от ближайшего города на 90 километров. Он закончил Хабаровский педагогический институт с дипломом учителя математики и вернулся в село с мечтой создать школу для одаренных удэгейцев. Школа так и не появилась. Зато в 1982 году Павла признали лучшим учителем-комсомольцем региона.
«Тогда я не имел отношения к активизму и политике, — вспоминает Павел. — Просто однажды решил на встрече партийного бюро рассказать об удэгейцах, которым не достались охотничьи участки — их разобрали сотрудники милиции и богатые жители района. Коммунисты сказали: поешь, пляшешь, в футбол играешь, вот и занимайся этим. В итоге включилась машина, и они начали на меня давить, распространять слухи. А село маленькое, меня избегали другие учителя, даже продавцы в магазине».
Вскоре Павла вызвала партийный секретарь Галина Фатиева. Она показала 89 заявлений от жителей села, в которых говорилось, что он приходит в школу пьяным, бьет детей и оскорбляет родителей. В конце разговора Фатиева спросила: «А теперь что вы скажете в свое оправдание?» Павел не стал оправдываться и ушел.
Он решил уехать в удэгейское село Агзу на самом севере Приморского края, куда можно добраться только вертолетом, и объявил, что будет «помогать другим удэгейцам, раз его помощь здесь не нужна». Вечером к нему пришла учительница, которая сказала, что жители села поддерживают его, но боятся говорить об этом открыто. В итоге Павел все же остался в Красном Яре, пошел на выборы председателя сельского совета и победил. Так началась его политическая карьера.
Схватить за рукав Ельцина
В 1991 году удэгейцы вышли на митинги против южнокорейской корпорации Hyundai, которая планировала начать промышленную заготовку древесины возле их поселка. Протест возглавил Павел Суляндзига. Он же решил сообщить о ситуации Борису Ельцину, которого ждали во Владивостоке.
По слухам, депутаты Верховного совета тайно провезли Павла в багажнике своей машины на летное поле, где собирались встречать политика. На самом деле он пригнулся на заднем сиденье, а затем подошел как можно ближе к трапу. Как только Ельцин вышел из самолета, Суляндзига схватил его за рукав. Он уговорил президента встретиться и 40 минут рассказывал ему о противостоянии с Hyundai. Позже в Красный Яр приехала комиссия из Москвы. Проект решили заморозить, пока не будет найден компромисс с удэгейцами. Через несколько месяцев компания сама отказалась от вырубок.
На волне популярности после протестов карьера Суляндзиги пошла в гору. Он стал советником по коренным народам в правительстве Приморского края, участвовал в обсуждении законов, которые защищают права аборигенов. В 1996 году он впервые выступил в ООН — одетый в национальный костюм, сбиваясь от волнения, заявил, что «коренные народы, государство и бизнес — антагонисты, а их отношения обречены на вечную борьбу».
В 1997 году Павел переехал в Москву, где занял пост вице-президента в Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. В это же время правозащитой стал заниматься его младший брат Родион. «Мы были в эйфории, — вспоминает он. — Пришла какая-то непонятная рыночная экономика. Десятки северных колхозов и совхозов, специализирующихся на оленеводстве, пушном и морском промысле, превратились из миллионеров в убыточные хозяйства. Мы помогали им — организовывали семинары в регионах, возили людей на стажировки в Канаду, где им объясняли, что такое бизнес-план и маркетинг».
Если представить жизнь Суляндзиги в виде графика, он будет выглядеть так: в 90-х и начале нулевых он был на пике успеха — вошел в рабочую группу ООН по транснациональным корпорациям и другим предприятиям в аспекте прав человека, а также стал членом Общественной палаты. После 2012 года кривая пошла резко вниз. Павел связывает это с тем, что защищал интересы семейно-родовой эвенкийской общины «Дылача», в отношении учредителей которой завели уголовное дело о незаконной добыче нефрита. Община ликвидирована по решению суда. Позже ее учредитель Михаил Степанов застрелил иркутского юриста Дмитрия Васькова, который написал обращение в прокуратуру о неправомерной деятельности «Дылачи».
Суляндзига часто говорил об этой истории: заявлял о дискриминации эвенков и инициировал слушания в Общественной палате. Журналисты со ссылкой на него писали, что речь идет о «рейдерском захвате», инициированном структурами «Ростехнологий» — по их данным, к закрытию общины мог быть причастен бывший генерал ФСБ Валерий Халанов.
«Он сказал, что сотрет меня в порошок»
В 2012 году служившего в армии сына Суляндзиги перевели в Цхинвал из воинской части под Дмитровом. Павел считает, что так спецслужбы хотели ему отомстить за заявления о «Дылаче» и возможной причастности ФСБ к «рейдерскому захвату». «На Кавказе все напичкано спецслужбами. Знакомые военные предупредили, что на базе сын будет в безопасности, но за ее пределами может случиться что угодно. Эти полгода стали самыми страшными в моей жизни, потому что спецслужбы могли спланировать провокацию, а в Цхинвале любые инциденты списывают на боевиков», — говорит Павел.
Сын вернулся домой из армии невредимым, но отношения Павла с властью стали еще более напряженными. Он выступал с резкими заявлениями — например, о «современном крепостном праве в отношении коренных народов» на Конгрессе народов России. В 2012 году Минюст приостановил на шесть месяцев работу Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, где работали братья Суляндзига. Павел вспоминает слова представителя министерства на заседании: «Понаехали в Москву. Сидели бы у себя в тундре». Тогда чиновники разного уровня намекали им, что пора «уступить дорогу». Суляндзига покинули ассоциацию, иначе ее угрожали закрыть.
В 2013 году политический оппонент Павла, депутат Госдумы и член фракции «Единая Россия» Григорий Ледков обвинил его в сепаратизме — за идею создания на земле коренных народов зон, свободных от военного присутствия.
Еще через год пограничники в Шереметьево не выпустили из страны Родиона Суляндзигу, вырвав страницу из его загранпаспорта. Активист собирался лететь в Нью-Йорк, чтобы модерировать круглый стол на Всемирной конференции коренных народов. В то время в правительстве решили отдать приоритет промышленникам в любых конфликтах с коренными народами, а разговоры об их правах стали нежелательными, считает Родион.
В 2015 году Центр по содействию коренным народам, в котором работали братья после ухода из ассоциации, признали иностранным агентом из-за финансирования структурами Еврокомиссии. Спустя год в список иноагентов попал фонд Павла «Батани». Самого Суляндзигу заподозрил в шпионаже замминистра регионального развития Максим Травников (сейчас — начальник Управления президента по вопросам госслужбы и кадров). Ни одно из обвинений так и не доказали в суде.
«Травников был от правительства на нашем съезде народов Севера, — говорит Павел. — Он пытался цензурировать доклады участников и просил допускать только тех, кто хвалит правительство. Я объяснял, что люди со своими проблемами едут с огромных территорий, куда чиновники не заезжают по полгода, и просил дать им высказаться. В итоге мы не пошли на его условия. Потом на одном из совещаний я в очередной раз говорил о проблемах аборигенов, после чего вышло распоряжение президента о том, что их нужно решить. Спустя полгода я понял, что ничего не сделано. Написал письмо Путину, Травникова как ответственного лишили премии и сделали выговор. После этого он сказал, что сотрет меня в порошок. И заявил, что я имею отношение к западным спецслужбам».
Дело о хищении
Пенсионерка Надежда Селюк, проработавшая с Суляндзигой 15 лет в Приморской ассоциации коренных народов, считает, что отъезд Павла связан не с правозащитной работой, а с тем, что его заподозрили в хищении семи миллионов рублей. Уголовное дело завели в 2017 году, а вскоре политик покинул Россию. Сейчас, по словам Селюк, дело «подвисло» — его не расследуют, но и не закрывают.
Обвинения связаны с деятельностью компании «Тернейлес», которая вырубает лес в Приморье, в том числе на территории удэгейцев возле села Агзу. «Когда бизнесмены заходили туда, местные жители были против, но Павел помог компании получить землю в аренду. Он ввел жителей в заблуждение. Несколько женщин подписали документы, когда большинство мужчин были на охоте. Я думаю, что у Павла в этом деле был коммерческий интерес. Ситуация довольно парадоксальная, потому что в Красном Яре, своем родном селе, он, наоборот, говорил о спасении леса», — рассказал председатель Союза коренных малочисленных народов Приморского края Валентин Андрейцев.
В качестве компенсации компания «Тернейлес» переводила деньги на развитие культуры коренных народов в Приморском крае. Но, по словам Селюк, они сразу отправлялись в Москву — в фонд «Батани».
«Я пыталась поговорить с Павлом и спрашивала его: "Почему вы нам ничего не оставляете?” Он стал избегать меня, не брал трубку, — рассказывает Селюк. — Я сообщила в прокуратуру. Они завели дело и посчитали обвиняемой меня тоже — потому что деньги уходили в течение нескольких лет, мол, я подписывала документы и все знала. Сейчас от меня отстали, так как возраст уважаемый, 65 лет. Во время последнего допроса я уже начала кричать на фээсбэшников матом. Сказала им: "Если надо написать что-то, напишите уже, что я умерла". Я жалею, что так получилось. Может быть, если бы знала, не пошла бы в прокуратуру».
Суляндзига обвинения в хищениях отрицает, но подтверждает, что уехал в 2017 году из-за намерений силовиков его арестовать: «Со мной связался знакомый-госслужащий и сказал, что меня хотят посадить в СИЗО по приказу ФСБ, а затем найти мертвым с запиской — якобы надоело жить. Другие знакомые говорили о прослушке в квартире и пересказывали наши домашние разговоры. Жена боялась за детей и просила принять меры, потому что невозможно жить как на пороховой бочке. Я понял, что кольцо сжимается, — так и принял окончательное решение о переезде».
Павел утверждает, что с 2017 года сотрудники спецслужб не связывались с ним ни разу, поэтому он не знает деталей заведенного на него уголовного дела. Суляндзига считает преследование следствием его правозащитной работы и уверен, что попадет в тюрьму, если вернется в Россию. Позиция силовиков по этому поводу неизвестна, чтобы получить официальный ответ от ФСБ, нужно ждать 30 рабочих дней.
Изгой
Представители коренных народов воспринимают Суляндзигу неоднозначно. Его главный оппонент Григорий Ледков назвал Павла «дурачком с ютуба», отказавшись разговаривать со «Снобом». Общественник из Приморского края Валентин Андрейцев считает, что Павел «создает образ борца за справедливость, но на самом деле он не герой».
«На жертву режима Павел точно не тянет, впрочем, как и на опасного шпиона, — резюмирует сотрудник приморской природоохранной организации, который знаком с политиком. — Он благодаря своему происхождению в свое время попал в международную политику, притом на самый серьезный уровень (ООН), и, что греха таить, со временем начал использовать его в своих интересах. Но у него есть и безусловно положительные поступки. Павел с самого начала выступал за сохранение природы Бикина и многое сделал для того, чтобы об этом услышали на самом верху».
По мнению Павла Суляндзиги, государство могло им воспользоваться: «Мне кажется, в 90-х и начале нулевых чиновникам было важно показать, что в России тоже думают о правах коренных. Они хотели, чтобы в перспективе я выполнял их волю, но до этого не дошло. При этом не отрицаю, что активно сотрудничал с властью. Мы работали с региональными чиновниками, с администрацией президента, получали государственные гранты. До определенного времени во власти были люди, которые мыслили стратегически и готовы были меня слушать, в том числе воспринимать критику. Потом кто-то ушел, кто-то стал подходить ко всему с позиции "я начальник — ты дурак". Я понял, что все бесполезно и что надобность во мне отпала».
Павел живет в окрестностях Портленда больше двух лет. Он читает при помощи переводчика лекции о коренных народах в Боудин-колледже и планирует создать новую организацию, которая будет бороться за права аборигенов России с территории США. В свободное время он пишет стихи:
Здесь, на чужбине, многое близко,
Все радует глаз, и рядом семья,
Дети счастливы, у них все отлично,
Но не нахожу себе места я.
«Жалко его, хоть и кинул меня под каток. Остаться без родины, без флага в его возрасте (сейчас Павлу 57 лет. — Прим. ред.)», — вздыхает Селюк. Она говорит, что не злится на Павла, потому что «он сам себя наказал».
Многодетная семья Павла живет по американским меркам небогато — в бесплатном жилье, предоставленном гостиницей, где работает жена удэгейца. Однажды Павел ходил в церковь за гуманитарной помощью, потому что не хватало денег не продукты. Политическое убежище ему пока не предоставили, но в Россию он возвращаться не собирается: «Я до недавнего времени жил как в командировке — казалось, что скоро она закончится и я вернусь домой. А сейчас понимаю, что пора начинать строить новую жизнь». Впрочем, американское гражданство он тоже оформлять не хочет, потому что считает себя гражданином России.