Марина Москвина: Изголовье из травы. Отрывок из книги

Дорога в Токио 

Вначале было слово, и слово это было Япония. (О Господи, помоги написать вторую фразу, ибо первая мне просто напросто приснилась.) Я проснулась от этих слов и увидела, что плыву над ночными холмами в черном небе среди знакомых созвездий, но расположенных под иным, непривычным углом, и вспомнила, что я в Японии. Полночным автобусом еду в Токио из древней японской столицы Нара. 

Хотя мне всегда казалось, что это полностью нереальная страна, из моей детской книги сказок с корявой черной веткой, усыпанной белыми цветами, нарисованной на картонной коричневой обложке.

Там есть история, как у одной семьи не было детей. В один прекрасный день, работая в огороде, они услышали голос: «Я ваш сын. А вы мои мать с отцом. Отнесите меня домой, положите в кровать, окружите заботой, жизнь ваша наладится, мечты исполнятся, и все будет — лучше не придумаешь». Смотрят, а это — тыква на грядке. Они стали ее всячески лелеять, радоваться, что небо послало им такое сокровище, но только не понимали, как их родной сынок, когда вырастет, будет баюкать их одинокую старость?

Однажды он им велел пойти к императору и смело сватать за него императорскую дочку. Те: «Как? Ты простая тыква! Тем более, из совсем не знатной и неимущей семьи!» Он настаивал. Они, бедолаги, пошли. Кончилось все благополучно.

Не уступая обывательскому сознанию, он не стал суетиться и превращаться из тыквы в принца. Дочка императора влюбилась в него прямо так. Они поженились.

Естественно, в конце концов, он стал японским императором на радость своим уже совершенно ополоумевшим от этих событий родителям.

Да, это была страна, лежащая за пределами наших представлений о мире, за гранью действительности, обитель сновидений. Лишь только раз в жизни я приблизилась к ней территориально — в студенческие годы меня взяли на работу поваром в геологическую экспедицию в Хабаровский край. Мы жили на краю Земли в глухой таежной деревне, затерявшейся среди сопок, три дома, две семьи, один магазин, где продавали все — от водки до трусов, причем многие товары там были японские. Кажется, мы выменивали их диковинные одежды и предметы быта на леса Дальнего Востока, Сибири и Урала.

До сих пор я храню волшебный набор, подаренный мне бородатыми геологами на совершеннолетие: изготовленные в Японии из перламутровой пластмассы расческа, щетка и зеркало с розовой пластмассовой ручкой.

Соседка тетя Зоя расхаживала по двору в японской мохеровой кофте, кормила в таком виде кур, поросят, доила корову. Муж тети Зои, дядька Матвей, сидел вечерами на крыльце, курил беломорину, любовался закатом — в широких самурайских штанах.

Вообще, в тех краях вовсю веяло Японией, хотя между нами и ею пролегали озера, бескрайняя тайга, цветущие сопки, Приморский край, горы СихотэАлинь, Татарский пролив и, конечно, пролив Лаперуза.

Недосягаемая, в любом случае — недосягаемая!.. Я в этом окончательно убедилась, когда много лет спустя, уже корреспондентом радио, приехала в Центр управления полетами — взять интервью у космонавтов Сереброва и Викторенко.

На циклопическом экране по гигантской карте мира плыл яркий светлячок — космический корабль. Он миновал Южную Америку, прошел Атлантический океан, коснулся европейского континента и... бип! бип! Центр управления полетами ожил. Космонавты Серебров и Викторенко прибыли в зону радиовидимости. Оператор, который вел связь, окликнул космонавтов:

— «Витязи»! Как слышите? Как чувствуете себя? Какое давление?

— Хорошо слышим! Хорошее давление, праздничное! (Было Первое Мая). 

Меня представили космонавтам. Я задаю свои вопросы. Напоследок спрашиваю, не встречались ли им во время полета неопознанные летающие объекты.

— Хоть бы кто-нибудь, — отвечают Сан Саныч и Сан Степаныч, — мимо пролетел. Мы уж не мечтаем, чтобы вошел, следы оставил. Они все куда-то ездят в хорошие места на Земле... Да, кстати! — спохватываются «Витязи». — А как там с поездкой в Японию??? Визы достали??? — серьезно так спрашивает космонавт Викторенко.

Ответить им не успели. Космический корабль уже летел над Тихим океаном. Среди бело-голубых, желтых, красных звезд бороздили просторы Вселенной «Витязи», и вся наша Галактика простиралась перед ними.

Но чего-то им все же не хватало.

Как выяснилось, это была Япония.

«Тишков плюс один»

Не зря так волновались «Витязи» о визе в Японию. Достать ее чрезвычайно трудно.

Уже у нас с Лёней почти лежали в кармане билеты, благородно предоставленные «Аэрофлотом» журналу «Вояж», лишь оставалось назвать число, и оно готово было в любую минуту сорваться с губ — 25 апреля, начало цветения сакуры!..

Но этот план кренился и стонал в связи с неторопливой вдумчивостью, обстоятельностью и подозрительностью японского представительства.

Во-первых, в японском консульстве все сообщения для нашего народа висят на стенках исключительно на японском языке. Поэтому как-то не сразу нам стало ясно, что «приглашение» здесь принимают только на японском. Нашей подружке из американского посольства в Токио пришлось немало попотеть, чтобы, в конце концов, методом проб и ошибок, прислать нам приемлемый японский вариант.

Нести документы ни в коем случае не следовало в обеденный перерыв или в какой-нибудь общенациональный праздник. (Особенно, не приведи бог, в день рождения японского императора. Хорошо, что он появился на свет зимой.)

— Когда вы отправитесь сдавать документы, — советовал мужу моему Лёне знаток непостижимого японского характера Евгений Кручино из Общества дружбы России с Японией, — идти лучше мужчине, они как-то к женщине относятся без благоговения. Вступая в разговор, старайтесь там ни с кем не встретиться взглядом, японцы избегают смотреть в глаза, им это кажется агрессивным.

— Куда ж мне ему смотреть? — простодушно спрашивал Лёня.

— Глядите на подбородок! — терпеливо отвечал Евгений Кручино. — И не вздумайте жестикулировать! Все наши жесты у них считаются неприличными. Например, поднятый большой палец у русского значит «хорошо», а у японца это означает «возбужденный мужчина»...

— Близко к японцу лучше не подходить, они даже от своих стараются держаться подальше, — продолжал он. — Их много, а места в Японии мало, они ценят простор. О том, чтобы хлопать японца дружески по плечу, вообще не может быть и речи, у него это вызовет только омерзение. Сколько раз я об этом предупреждал, не счесть! — вздыхал Евгений Николаевич. — Нет! Все аккуратно наступают на те же грабли: хлопают японца по плечу, тормошат, прижимают к сердцу... На праздничные презентации являются в черных галстуках — а японцы на похороны черные галстуки надевают...

— Но даже если вы все сделаете правильно, — печально добавил он, — то в любом случае попадете в неудобное положение, потому что у нас — пятки вместе, носки врозь, а у них наоборот. Просто положитесь на судьбу и сдавайте свои документы. Их отправят в Токио, там будут под микроскопом исследовать в Министерстве иностранных дел, пройдет немало времени, пока они решат, впускать вас с Мариной в Японию или не впускать. И если один раз откажут, не впустят уже никогда.

— Причем крайне редко японец вам скажет «да» или «нет». Скорее он произнесет нараспев: «ма» или «мама», что в переводе означает: «Нуу, как бы это сказать...», «Пожалуй, что да...» или: «Более или менее...» Мудрый ястреб прячет свои когти, — подвел итог Евгений Кручино. — А Япония — это кочерга в вате. Даже если вам и дадут визу, то с такой важностью и не скоро, что вряд ли вы застанете цветение сакуры.

Лёня встал, пожал ему руку и отправился в японское консульство.

Вернулся он оттуда встревоженный.

— Кажется, я совершил роковую ошибку, — сказал он. — В графе «место работы» я просто указал, что я художник, а ты писатель. Наверняка, это вызовет у них подозрение. В Японии все люди где-то служат. Даже если ты простой сочинитель японских трехстиший хайкай, ты ходишь на работу, у тебя есть начальник, заведующие отделами, куча сослуживцев, профсоюз и четкое разделение труда… Один про зиму сидит пишет свои три строчки полный десятичасовой рабочий день, другой про осенние хризантемы, третий воспевает цветущую сакуру... Может, даже у них конвейер: один одну строчку сочиняет, другой другую, третий — третью! Боюсь, что «свободный художник» в их представлении — какой-то праздный, бесхозный бродяга, а впустить в страну две такие сомнительные личности — да это просто посеять смуту среди населения.

— А мне всегда казалось, — говорю, — что там, в Японии, каждый второй художник, каждый третий — каллиграф, святой отшельник, мастер дзэн, постигший в самом себе сокровенную природу Будды, и буквально каждый без исключения — великий поэт...

— Нуну, — сказал недоверчиво Лёня.

И пока наши документы находились во взвешенном состоянии, мы с трепетом ловили в Интернете все новости из Японии о весеннем цветении сакуры. Оказывается, начав цвести в конце апреля, сакура волной расцветает по всей Японии с юга на север, и каждый день по радио сообщают, где расцвела сегодня сакура и где уже отцвела. Короче, она везде уже отцвела, когда нам сказали:

— ТИШКОВ ПЛЮС ОДИН? Приходите, есть виза.

— Что значит «Тишков плюс один»? — удивленно говорю я.

— Скажи спасибо, что не «Тишков минус два»! — заметил философски наш сын Серёня.

Рушились привычные декорации, путь, по которому легко было идти день за днем, заметала пурга, все предвещало чудеса, а мой муж Лёня, вернувшись домой с билетами и визами, принес под мышкой «Книгу самурая». 

— Вдруг я на узкой тропинке встречу самурая? — сказал он с опаской. — Я должен знать, что делать: смотреть в глаза и выхватывать меч, или смотреть на подбородок и отойти в стороночку?..