Фото: Сергей Киселев/Агентство «Москва»
Фото: Сергей Киселев/Агентство «Москва»

Начало дискуссии читайте здесь:

Прежде всего хочу попросить прощения у Артема Нарышкина, если в своей статье я невольно его обидел: судя по тону ответа, его самолюбие было задето, и это меня огорчает. Ни в каких «личных мотивах» я его не обвинял, а всего лишь показал, что главный посыл его материала не имеет отношения к действительности, и аргументы, выдаваемые им за аксиомы, таковыми не являются.

В своем ответе г-н Нарышкин переходит на личности. Он находит в моем тексте «погромный стиль», «накал непримиримости», и даже «эрпэцэшный (какое слово!) официоз». Не буду спорить с его оценочными суждениями, лишь напомню, что я в Патриархии не работаю, официальной должности не занимаю, патриархийного жалования не получаю и всегда выражаю только свое личное мнение. С официозом не выходит никак. Придется остаться непримиримым погромщиком-фрилансером.

Когда я писал первый ответ на статью г-на Нарышкина, я ничего не знал о его отношении к Символу веры и Таинствам (в чем он меня упрекает). Честно говоря, и сейчас не очень знаю: в его «ответе на мой ответ» содержатся довольно противоречивые высказывания. Я лично не знаком с ним, впервые узнал о его существовании из статьи и возражал лишь на то, что было в ней написано. Если г-н Нарышкин на самом деле придерживается иных взглядов, в своем материале он, уж не знаю, умышленно или случайно, их никак не выразил.

Но коль скоро он так обиделся на меня за неверное конструирование его жизненной позиции, то как же он может столь уверенно рассуждать о мировоззрении других людей, огульно приписывая им целые пакеты идей и разнося их по разным сконструированным им лагерям, даже не справившись предварительно об их мнениях и не спросив, согласны ли они к этим воображаемым лагерям принадлежать? Те из них, с кем я успел поговорить, категорически не согласны с наклеенными на них ярлыками. Напомню, что Нарышкин сконструировал и мое мировоззрение, отнеся меня к стану «отрицающих науку фундаменталистов» и приписав мне защиту корпоративных интересов этого самого стана.

Я полностью поддерживаю призыв г-на Нарышкина к читателям самим найти в интернете выступления и публикации упоминаемых им людей («Кураева, Смирнова или Легойды», да и других, в том числе и мои) и самостоятельно оценить их. Так легко можно убедиться, что ни один из них не измеряется придуманной Нарышкиным шкалой «консерватор — либерал», а намного сложнее и многограннее этого искусственного противопоставления.

А теперь постараюсь максимально бегло и сжато, чтобы не утомлять читателей, пройтись по его аргументам. По порядку.

«Дворкин не согласен с тем, что священники и верующие в РПЦ имеют критически разные представления о добре и зле. Однако именно из-за своих взглядов ушли за штат иереи Андрей Федосов (Киберпоп), Федор Людоговский, был запрещен в служении протоиерей Вячеслав Рубской».

Это перечисление имен трех священников предельно четко иллюстрирует принцип фрагментарной (мягко говоря) осведомленности, которую демонстрирует мой оппонент. Три человека, три очень разные истории, но ни одна из них не укладывается в прокрустово ложе вымышленного г-ном Нарышкиным конфликта «либералов» и «фундаменталистов». 

Можно по-разному относиться к блогеру-протоиерею Андрею Федосову, но история с его запретом началась, когда он заявил в видеоблоге, что почитает Ленина и восхищается им как великим революционером и великим государственным деятелем, а за последний год дважды посещал Мавзолей. Для либерала (каким, очевидно, Артем Нарышкин его считает) это несколько странные взгляды. А вот почитание Ленина со священством вряд ли совместимо.

Священник Феодор Людоговский счел, что занятие профессиональным коучингом приносит ему большее удовлетворение, чем священство, и добровольно перестал служить. Безотносительно оценки модного ныне коучинга и его методов — при чем тут либералы и консерваторы?

Одесский протоиерей Вячеслав Рубский (не Рубской) был запрещен за доклад, сделанный им на закрытой конференции. В этом в целом интересном и достойном внимания выступлении он допустил несколько довольно неосторожных высказываний. К сожалению, выступление попало в сеть, а некие «доброжелатели» доложили об этих спорных выражениях престарелому архиерею. Запрет священника с моей точки зрения был несправедливым, неоправданным и незаконным, но и он не имеет никакого отношения к придуманному противостоянию либералов и фундаменталистов.

Уж не знаю, почему г-н Нарышкин избрал портал «Православие.ру» на роль носителя мирового зла, с которым не «могут быть едины в нравственных оценках» 200 священников, подписавших известное письмо. Но вот протоиерей Андрей Кордочкин, чья подпись под письмом стоит одной из первых и на которого Нарышкин ссылается в обоих материалах, имеет на этом портале многочисленные публикации и интервью. Таким образом, громогласно обращенный ко мне риторический вопрос повисает в воздухе.

Еще раз напомню, что, говоря о патриотизме (или отрицании его) у ранних христиан, г-н Нарышкин допускает (теперь уже могу сказать, что сознательно) анахронизм. Не было такого понятия в древнем мире. И патриотизм, и национализм — явления нового времени. Безусловно, в ранней Церкви высказывались разные мнения относительно лояльности государству и воинской службы. Но преобладающим все же было мнение о необходимости государственной власти, удерживающей человечество от впадения в хаос и анархию. Отрицание государства и запрет на воинское служение оставались уделом маргиналов. Тертуллиан, на которого ссылается г-н Нарышкин, в конце концов отпал от Церкви и присоединился к секте экстремалов-монтанистов, отказывавшихся от любых контактов с госструктурами и проповедовавших Третий Завет. Ипполит Римский был ригористом, считавшим, что любой, даже малый грех навсегда отлучает человека от Церкви, и отрицавшим возможность покаяния. Напомню, что в конфликте между ригоризмом и милосердием ранняя Церковь избрала путь милосердия. Когда римским папой был избран вольноотпущенник Каллист, Ипполит ушел в раскол, ибо считал, что человек столь низкого социального статуса не может быть епископом. Таким образом, и Тертуллиан, и Ипполит скорее похожи на обличаемых г-ном Нарышкиным «фундаменталистов-консерваторов», противостоящих «слишком либеральным», по их мнению, тенденциям в Церкви.

Но что точно — нигде в Новом Завете не найти призыва к отрицанию государственной власти и к запрету на службу в армии. Ни Иоанн Креститель, ни Христос, ни апостолы не говорят, что воины, если пожелают быть христианами, должны оставить свою службу. Также невозможно не заметить большое количество ранних христиан-воинов: достаточно пролистать православные святцы и увидеть, сколько там солдат, казенных римскими властями за принадлежность к Церкви. Откуда они брались? Все очень просто: действующие солдаты и офицеры обращались в христианство и принимали крещение. При этом от них в подавляющем большинстве случаев не требовалось оставить службу. Конфликт, приводящий к мученичеству, возникал, лишь когда они отказывались принимать участие в языческом жертвоприношении.

Уже в IV веке, когда христианство существовало в империи на законных основаниях, св. Василий Великий рекомендует воинам, вернувшимся с войны, трехлетнее воздержание от Причастия (в качестве своего рода «духовного карантина»), но не запрещает им воевать. Да, христиане рассматривают войну как зло, но отказ от защиты своих ближних является гораздо большим злом. Мы живем в мире, пораженном грехом, и часто наш выбор колеблется между плохим и худшим. В случае угрозы лишь его жизни христианин может отказаться от сопротивления, и это — высший подвиг. Но отказ защитить слабого или безоружного будет страшным грехом. Государство — это аппарат насилия, но его отсутствие приведет к такому страшному беспределу, который уничтожит всех и вся. Да, Церковь — не от мира сего, но христиане живут в государстве, которое обеспечивает им возможность существования. И поэтому, конечно, они должны его защищать.

Сам Василий Великий бесстрашно обличал гражданские власти и отказывался уступать им в вопросах веры. Но в составленной им евхаристической анафоре молился так: 

«Помяни, Господи, благовернаго и христолюбиваго Государя нашего, которому Ты почел справедливым царствовать на земли: соделай венцом его правления истину и доброту; защити его жизнь Твоим покровом в день брани; укрепи его мышцу, возвыси его десницу, соделай незыблемым его царствование; покори ему все варварские народы, хотящие войны».

Добавлю лишь, что высказывания о важности любви к отечеству и защиты его от врагов содержатся в сочинениях целого ряда раннехристианских авторов, начиная с Иуcтина Мученика (II в.) и далее по списку, приводить который мне не позволяют размеры этого материала.

Моим учителем, научным руководителем и духовным отцом был один из величайших православных богословов XX века протопресвитер Иоанн Мейендорф. Поэтому я не мог не заметить грубого передергивания его слов Нарышкиным, прибегшим к чрезвычайно фрагментарному цитированию.

Вот что на самом деле говорит отец Иоанн:

«Все учения о непротивлении насилию, будучи доведены до логического конца, обращаются лицемерием по причине лицемерного устройства общества. Невозможно рассматривать одну общественную проблему в отрыве от других: так, если человек не хочет никоим образом принимать участие в военном насилии, то он должен также отказаться и от уплаты налогов, и от участия в выборах. Единственной альтернативой общественному существованию может быть монашество, проповедующее полный уход из общества».

Как видим, мнение Мейендорфа — полная противоположность тому, что пытается навязать ему Нарышкин, бесцеремонно выдирая его слова из контекста.

Далее мой оппонент совершает довольно резкую подмену: я возражал на его слова об отношении ранних христиан к государству, он же, уличая меня в нечестной полемике, теперь решил сослаться на пример самого Христа. Ну что же, рассмотрим этот пример.

«…сам Иисус не подавал патриотического примера <…> он исцеляет римского сотника — врага своего народа, и приводит его веру в пример соотечественникам: “Истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры”».

И тут та самая «фрагментарная осведомленность» в очередной раз подводит г-на Нарышкина: приведенный им пример не работает. Во-первых, Христос исцеляет не самого сотника, а его слугу. Во-вторых, этот сотник никак не враг еврейского народа: по свидетельству евангелиста Луки, иудейские старейшины сообщают Христу, что этот офицер «любит народ наш и построил нам синагогу» (ее развалины в Капернауме показывают паломникам до сих пор). Очевидно, что сотник — «боящийся Бога», то есть язычник, уверовавший в Бога Израиля, хотя еще формально не принявший религию евреев. И в-третьих, при чем тут патриотизм? Напомню, однако, что Евангелия свидетельствуют как о несомненной любви Христа к Своей земле и Своему народу, так и о столь же несомненной Его лояльности к Римской империи, уже более полувека управлявшей Его землей.

Еще интереснее ссылка г-на Нарышкина на книгу, соавтором которой является Маркус Борг, единственный представитель «всех библеистов», которые, дескать, знают, что понять слова апостола Павла о покорности высшим властям можно «только в историческом контексте». На самом деле взгляды Борга сильно отличаются от «всех библеистов»: он категорически отказывается верить в Божество Христа.

Приведу лишь одну цитату из его собственного блога (перевод мой, формулировки оставляю на совести автора):

«Иисус из Назарета был целиком и полностью человеком. В нем не было никакой части божества, которая делала бы его хоть как-то отличным от любого из нас. Именно это и значит, когда мы говорим, что он был “истинным человеком”, “полностью человеком”. В нем не было какого-либо божественного суперзарядного устройства». 

Итак, библеист Борг, на которого ссылается Нарышкин, вообще не христианин. Странный авторитет для человека, считающего себя христианином. И как он может пытаться воссоздавать взгляды апостола Павла, во всех своих писаниях доказывавшего, что Иисус Христос является Богом? Вот и «в воссоздании исторического контекста» Борг попадает пальцем в небо:

«…это письмо Павла было написано Римлянам в середине 50-х годов во время беспокойного периода после смерти Клавдия и господства молодого Нерона. Павел призывал избегать мученичества по пустяшным или неадекватным причинам вроде сбора налогов. Это его настолько пугает, что в “риторической панике” он делает некоторые непродуманные заявления, чтобы предотвратить эту возможность».

Странно обвинять в какой-то «риторической панике» апостола Павла, который бесстрашно проповедовал Христа и, в конце концов, сам принял мученическую кончину. Но еще страннее говорить о его призывах избегать мученичества в период, когда гонения от римских властей еще не начались, а вопрос о мученичестве вообще не стоял на повестке дня. Послание к Римлянам было написано задолго до гонения Нерона (64 г.) — самого первого гонения, в котором и погиб апостол Павел. Кстати, даже исходя из принципов римского права оно было совершенно незаконным (это отмечает, в частности Тацит), было ограничено одним Римом с пригородами и завершилось довольно быстро. Закон против христиан, после которого начались регулярные гонения, появился лишь в начале II века, через полвека после кончины апостола Павла.

Утверждение, что следование словам апостола, дескать, приводит к покорности нацистскому режиму, используется автором исключительно для усиления эмоционального накала и навязывания читателю ассоциативной связи «фундаменталист — фашист». Новый Завет четко формулирует, что властям нужно покоряться во всем, кроме принципиальных вопросов веры и нравственности. Те, кого г-н Нарышкин относит к «фундаменталистам», придерживаются именно такого мнения. Оно же сформулировано и в Социальной концепции РПЦ.

Относительно римо-католической юридической теории искупления. Безусловно, во время господства у нас западного «школьного» богословия, она вошла во все тогдашние учебники догматики, но с начавшимся в XX веке «возвращением к отцам» стремительно отходит на задний план. Безусловно, есть еще в Церкви ее сторонники, но они встречаются как среди тех, кого Нарышкин относит к «либералам», так и среди «консерваторов». Однако противников ее абсолютное большинство среди всех перечисленных моим оппонентом имен.

То же самое можно сказать о столь важном для г-на Нарышкина вопросе перевода богослужения на русский язык. Тут не место обсуждать эту весьма второстепенную проблему. Замечу только, что такая реформа не поддерживается большинством церковного народа, равно как и подавляющим большинством подписантов «Письма 200» (для Нарышкина один из главных признаков принадлежности к лагерю «либералов»). Целиком и полностью за русский язык только свящ. Георгий Кочетков, но он никаких писем не подписывал и, как мы видели, не соответствует нарышкинским признакам «либерала». У него абсолютно своя программа, и никого из перечисленных моим оппонентом «либералов» он своими единомышленниками не признает.

Хотя г-н Нарышкин пытается навязать мне некое антибиологическое мировоззрение (напомню, не зная моих взглядов на этот счет), я не буду вступать тут в малоинтересный для меня вопрос противостояния креационистов и эволюционистов. Отмечу только, что сторонники обоих направлений примерно в равной пропорции встречаются среди тех, кого мой оппонент относит к «либералам» и к «консерваторам». Кстати, равно как и принимающие/отвергающие такие действительно паранаучные практики, как гомеопатия, остеопатия и проч.

Таким образом, повторю главный посыл моего первого ответа. Выдуманное Артемом Нарышкиным «противостояние либералов и консерваторов в РПЦ» не имеет отношения к действительности и не соответствует даже критериям, сформулированным самим автором идеи. Вопреки утверждению моего оппонента, в Церкви есть терпимость к инакомыслию. В ней существует реформаторская группа кочетковцев, считающих себя интеллектуально и духовно «элитными христианами». В ней можно найти и фундаменталистов (это не синоним консерваторов), царебожников, инэнэнщиков, цифрофобов, но это все маргинальные течения, не составляющие единую партию, якобы контролирующую всех остальных. Никто из священников, подписавших «Письмо 200», не подвергся репрессиям. Буквально нескольким пришлось выслушать устные выговоры епархиального начальства — и это всё. Все служат на своих местах. Среди активных священников и мирян Церкви, безусловно, есть разномыслия, споры, противоречия, но нет разделения на два непримиримых лагеря «с критически разным представлением о добре и зле».

Собственно, это и дает мне основание возражать Артему Нарышкину.