Обсервация на теплоходе и карантин в поезде. Рассказы очевидцев об эпидемии холеры 1970 года

«Принято решение отозвать из отпуска всех медицинских работников и привлечь студентов к противоэпидемической работе — проведению подворных обходов с целью выявления больных с острыми кишечными заболеваниями и контактами с ними. Для проведения обходов было привлечено 2500 медработников, 4500 сандружинников и 7000 активистов Красного Креста. Организовано 200 прививочных пунктов, на которых прививалось население холерной вакциной. На середину августа было привито 147 268 человек и декретированные контингенты — более 300 000 человек». Из статьи Попова В. Ф. «Эпидемия холеры в СССР в 1970 г.»

«Почти каникулы»

Николай (имя изменено по просьбе героя), 73 года

Я учился на шестом курсе в Краснодаре на врача-терапевта. В первый день занятий декан объявил нам, что завтра вечером мы отправляемся в Новороссийск из-за вспышки холеры.

Для нас это стало почти каникулами. В начале учебного года приезжаешь и думаешь, что сейчас опять будем учиться, времени ни на что не хватит, и вдруг бах — поехали: у тебя появляется масса свободного времени.

Нас отвезли на Малую землю — так назывался район Новороссийска, который находился на западном берегу реки Цемес. Поселили в пионерский лагерь. В городе никакой паники не было, он жил своей обычной жизнью: люди пили пиво, ели мороженое, ходили в кино. Мы по вечерам ходили на танцы. Единственное — нельзя было купаться, пляжи были закрыты.

Прибывших студентов распределили по бригадам. Сначала я попал в группу для дезобработки. Мне выдали резиновый костюм, сапоги и респиратор. Мы обрабатывали дезраствором из пульверизаторов машины на въезде в Новороссийск. Дорога была перегорожена, метрах в 50 от нас стояла группа милиционеров, затем военные. Бригадиры занимались обработкой машин по 12 часов в день. Водители возмущались, не хотели разгружать машины для обработки. К ним подходили милиционеры и подчеркнуто строго требовали возвращаться туда, откуда они приехали.

Новороссийск быстро закрыли — въезд и выезд из города был запрещен. В городе был первый случай заражения, но его быстро выявили. На дорогах от Новороссийска поставили посты военных. Они ловили жителей окрестных горных поселков, которые пытались убежать из закрытого на карантин города.

Потом мы работали в поликлинике. Эта работа показалась мне нудной и противной. Я брал соскоб из заднего прохода у местных жителей в маленькой комнатке. После работы выходил на улицу и говорил: «Лица, лица, лица! Как же приятно вас видеть».

Потом начались обходы дворов. Работа тоже скучная, но терпимая: бригад было много, мы ходили по улицам, брали анализы у каждого строго по списку, нельзя было пропускать ни одного дома. В Новороссийске было много кавказцев, так что во время обходов некоторые мужья ревновали своих женщин, зубами скрипели. Поэтому с нами ходили милиционеры — они объясняли, что мы берем анализы у каждого местного жителя в связи с эпидемией.

«Интенсивные транспортные связи Астраханской области с другими регионами страны способствовали быстрому распространению инфекции. С 30 июля по 5 августа множественные завозы инфекции из Астрахани наблюдались в Волгограде, Саратове, Ртищево. Инфицирование заболевших было связано с купанием в Волге или при контакте с заболевшими родственниками в Астраханской области в период с 27 по 30 июля… В третьей пятидневке августа зарегистрированы вспышка холеры на буксире “Академик Чебышев” в Саратовской области в Балаково, связанная с инфицированием экипажа членами команд других судов, следовавших из Астрахани, и документированный завозной случай инфекции в Вольске у матроса теплохода “Пионер Татарии”… В Волгограде 1 сентября с танкера “Таймыр”, вышедшего из Астрахани 30 августа, снято 10 инфицированных холерой. Распространение инфекции в бассейне Волги произошло в короткие сроки и по времени совпало с пиком заболеваемости холерой в Астраханской области. Одновременно инфекция из Астраханской области распространилась в порты, расположенные на побережье Каспийского моря… В Астраханской области в 1970 г. самоходный рыболовный флот насчитывал 549 судов, совершавших рейсы в дельту Волги и в порты, расположенные на побережье Каспийского моря. В период с 26 по 31 июля 1970 года из Астрахани в Махачкалу прибыло 18 нефтеналивных, 5 рыболовецких, 7 сухогрузных судов». Отрывок из статьи «Закономерности распространения холеры в бассейне Волги в 1970–1973 гг.». Авторы: Кологоров А. И., Кедрова О. В., Пахомов Д. А., Васенин А. С., Грачева И. В., Раздорский А. С., Сафронов В. А. Российский научно-исследовательский противочумный институт «Микроб».

«Выйти в город нам разрешили только один раз»

Людмила Тарасова, 59 лет

Когда мне было десять лет, мама отправила меня с друзьями семьи в круиз на теплоходе Москва — Астрахань — Москва. Мы должны были стоять в Астрахани три дня, но простояли неделю из-за того, что в городе началась эпидемия холеры.

Еще на подходе к городу взрослые стали волноваться: они ходили толпой к капитану, а потом рассказывали, что в Астрахани бушует страшная болезнь, из-за которой люди становятся черными, распухают и умирают. Взрослые просили развернуть теплоход, но у капитана не было разрешения. Как я поняла, в области вспышка холеры была каждый год, но только в селах и маленькая, а тут она началась в самом городе.  

Выйти в город нам разрешили только один раз — за продуктами. Я помню, как мы шли по пыльным мостовым. Мужчины в грязных пиджаках и женщины в цветочных платьях торопливо бегали из магазина в магазин. Мы тоже заглянули в одну из лавок и сразу вышли — полки были пустыми, и мы отправились на рынок. Рынок оказался шумным, несмотря на эпидемию. Мы купили копченую рыбу.

Когда мы вернулись к теплоходу, у трапа стояли матросы и капитан. Они проверяли по спискам, в какой каюте живут пассажиры. Потом трап убрали, а теплоход отбуксировали на рейд. К нему только причаливали лодки с провизией. К еде из-за эпидемии пассажиры относились осторожно: нельзя было есть овощи и фрукты, даже мытые. Мы питались только кашами, макаронами и консервами. 

Заразиться холерой можно, если пить зараженную воду или заглотить ее во время купания. Поэтому взрослые запретили детям пить холодную воду из-под крана. Мы ели купленную на рынке рыбу, пить хотелось жутко, а вода была только горячая и хлорированная. Ее кипятили и остужали — она становилась горькой.

Стояла жуткая жара +45. Купаться нам не разрешали, а корабль раскалился так, что нельзя было притронуться к перилам. Мы залезали на них босиком: пятки горели от металла, краска трескалась и прилипала к ногам. Сидели в душных каютах, набирали холодную воду и обливались ею прямо там, стоя на полотенцах, потом закутывались в мокрые простыни, которые на теле становились горячими.

Матросы на корабле были очень серьезные, но нам, детям, они с улыбкой говорили, что мы скоро пойдем домой —  именно «пойдем», а не поплывем. Они играли с нами в шашки и шахматы.

В последний день стоянки в 11 часов вечера наш корабль зажег все огни и сильно загудел, на палубе грянула музыка. Было так громко, что я зажала уши. Мы тронулись с места и поплыли. Наши пассажиры кричали, что мы возвращаемся домой. С двух ближайших кораблей в воду бросились несколько одетых мужчин, я испугалась и заплакала. Потом я увидела спасательные шлюпки — их подобрали. Взрослые говорили, что они хотели уплыть с нами, потому что боялись заболеть.

Мы быстро вернулись в Москву, потому что на нашем теплоходе не оказалось заболевших. Всем пассажирам сделали анализы.

Когда я повзрослела, отучилась на медсестру — возможно, это путешествие на теплоходе и стала причиной выбора профессии.

«Введенный карантин, однако, оказался неэффективным: железнодорожный вокзал, морской порт и аэродром продолжали функционировать. Сплошной линии оцепления карантинной зоны не существовало. Между тем паника в городе усиливалась, началось повальное бегство приезжих: в аэропорту, на вокзале люди штурмовали самолеты и поезда. У всех на устах было пугающее слово холера, хотя местные власти в речах, по местному радио и в прессе твердили о неких острых кишечных заболеваниях (ОКЗ). Эта грубая ложь, впрочем, никого не могла успокоить». Глава «Желтый флаг над Одессой» из книги документальных очерков Дмитрия Урсу «Одесса в европейском научном и культурном пространстве».

«Мы приехали на станцию в чистом поле»

Екатерина Сташуль-Носова, 67 лет

В 17 лет я впервые поехала одна к родственникам из Карелии в Одессу. Я отдыхала в семье моего дяди. В один из августовских дней он вдруг сказал, что мне срочно нужно возвращаться домой. В городе началась вспышка холеры, но от него я это слово не слышала. Наверное, он просто не хотел меня пугать.

Мы приехали на вокзал, люди суетились у поезда: перешептывались и много плакали, ожидая посадки. Мой дядя волновался из-за того, что я возвращаюсь домой одна. Потом вышел проводник, и все ринулись в поезд. Меня занесло в вагон людским потоком, из-за чего я не успела попрощаться с дядей, а только помахала ему рукой из окна. Я чувствовала, что произошло что-то страшное, и начала плакать.

Я нашла свое место в вагоне и села. Никто из соседей тоже не произносил слово «холера», а взрослые отвлекали детей от беготни и волнения вокруг. Мы поехали, но спустя какое-то время поезд остановился, а затем его отправили на заброшенную  железнодорожную ветку. Мы приехали на станцию в чистом поле: до сих пор перед глазами зеленая трава и страшная жара. Повсюду были милиционеры и медработники, от них я узнала, что в городе эпидемия. Меня затрясло, я опять заплакала. Наш поезд превратился в обсервационный пункт. Нам объявили, что пять дней мы будем соблюдать карантинные меры и жить в своих вагонах. Всех пассажиров переписали по фамилиям.

За чистотой следили строго: вагоны дезинфицировали, стоял сильный запах хлорки. Медики брали анализы, измеряли температуру, напоминали, что надо мыть руки. Все пассажиры профилактически пили тетрациклин. Приезжала машина с водой и полевой кухней на прицепе, кормили всех бесплатно. Гулять разрешали только у своего вагона. За нашим здоровьем строго следили медики. Мы могли бы простоять и дольше, но зараженных пассажиров не выявили.

В поезде я подружилась с семьей из Ленинграда — родителями и их сыном Леней. Они поддерживали и успокаивали меня. С Леней мы стали друзьями и после карантина еще долго переписывались: он присылал мне открытки с артистами и марки для моей коллекции. Теперь это знакомство из памяти не вырвать.

«Несмотря на карантинные меры, некоторые люди ухитрились обойти кордон. Например, из Одессы местные жители умудрялись на лодках по лиманам за 25 рублей вывозить желающих бежать из карантинной зоны. Закрыть все тропинки было почти невозможно, поэтому Всесоюзная чрезвычайная противоэпидемическая комиссия обратилась к генеральному штабу с просьбой разработать план, чтобы был действенный контроль за соблюдением карантина». Из статьи «Эпидемия холеры в СССР в 1970 г.» Попова В. Ф. «Научный центр экспертизы средств медицинского применения» Минздравсоцразвития РФ.

«Это выглядело как побег из концлагеря»

Владимир Беспоясный, 70 лет

В конце августа я возвращался домой из строительного отряда. Мне нужно было добраться до села Васильевка, которое находится в 28 километрах от Одессы. Руководители отряда и рабочие-студенты не знали, что в городе начался карантин — никто нас не предупредил, что там эпидемия, я даже не знал, о какой именно болезни идет речь.

Я добрался автостопом до блокпоста в районе села Каменка. С собой у меня был только студенческий билет. Я сказал пограничникам, что возвращаюсь с подработки, но они меня не пустили. Как оказалось, нельзя было пересекать карантинную зону.

Я узнал, что дорога оцеплена, но есть другая, и о ней знают только местные жители. В оцеплении стояли солдатики, метрах в 50 друг от друга. Между ними был натянут провод — если к нему прикоснуться, сигнал поступал на ближайший блокпост. Также дорогу освещали прожекторы.  

Местные парни подсказали мне, как можно перебежать через оцепление. Но никто из них не захотел меня сопровождать, и я решил пройти кордон самостоятельно ночью. Выглядело это как побег из концлагеря. Я бежал, а прожектор разворачивался в мою сторону три раза — все эти разы я падал и прятался за свой чемодан.

Я знал, что сигнальный провод уже рядом, поэтому стал продвигаться медленнее, но все же напоролся на него. Меня сразу же заметил и остановил рядовой. Он сказал, что нужно идти к прапорщику и выяснять, что делать со мной дальше. При этом меня никто к прапорщику не сопроводил. Я сразу прикинул, что между часовыми где-то 50 метров, пошел вдоль провода, через 20 метров нащупал его, переступил и побежал. Я знал, что у них есть собаки, и молился, чтобы их не спустили на меня.

Я добрался до села Щербанка, а нужно было добраться до Васильевки — там был мой дом. Помощников не нашлось, и я решил пойти домой пешком. Пришел в четыре часа ночи, мама была в шоке: худой, обросший, с длинными волосами. Она рассказала, что началась эпидемия холеры и что все пьют тетрациклин.

Город был в двойном окружении. Одессу полностью оцепили, было привлечено огромное количество войск. Наружный кордон был огромной длины — это я точно знаю. Кому сильно пекло выехать из Одессы — уезжали на такси, таксисты брали за это большие деньги. Водители знали, в каких местах можно проехать, чтобы не заметили военные. Лазейки находили: внутренний кордон находился на территории предприятия, но не все выходы были закрыты.

По телевизору говорили, что в Одессе от холеры умерло где-то 50–60 человек (по официальным данным, их было всего семь. — Прим. ред.). Тогда же появился анекдот — одесситы такой народ, что не может без анекдотов:

«Умирает мужчина от холеры в больнице и говорит медсестре:

— Сестричка, когда я умру, скажи, что умер от сифилиса.

— Зачем?

— Ну так я умру как настоящий мужчина, а так как засранец».

Подготовила Карина Борзенкова