Иллюстрация: Маша Млекопитаева
Иллюстрация: Маша Млекопитаева

Секс-колумнисты, начиная от Норы Эфрон и заканчивая такими культовыми фигурами, как Анка Радакович и Кэндис Бушнелл, в разные времена становились теми, кто во многом определял тон разговоров о сексе и отношение к нему в обществе, образовывая без учебников, задавая неудобные вопросы и разрушая табу. «Для мужчин главный вопрос в сексе — попытка понять, что думают женщины. Мы снимаем покрывало таинственности с этого вопроса. Мы нашли лучший способ говорить о сексе, чем советы журнала Playboy. Большая часть наших читателей находятся в том возрасте, когда их сексуальная идентичность еще только формируется, и Анка для них — друг, который подсказывает, как думают женщины», — писал главный редактор мужского журнала Details Дэвид Кипс.

Я ищу вдохновения у классиков жанра, но нахожу вопросы. Среди 25 самых известных секс-колумнистов за последние 50 лет только четверо — мужчины, причем двое из них пишут гей-колонки, и еще двое — условные советы из журналов «Плейбой» и «Пентхаус». Получается, что в последние 50 лет мы смотрим на секс в основном глазами женщин, оцениваем его с позиции женщин и исходя из их желаний.

Что значит этот факт? Что женщины проще и легче говорят на табуированные темы? Что соображения мужчин о сексе никого не интересуют? Что женщины присвоили себе единоличное право голоса? Или это временное отклонение маятника, результат сотен лет женского молчания?

Если природа нашего желания фундаментально разная, верно ли это — смотреть в основном через женскую оптику? Если природа нашего желания фундаментально одинакова, то «это не про секс, это про власть» касается не только мужчин?

В последние годы мы наблюдаем череду скандалов и открытий, которые определяют новые рамки допустимого. На прошлой неделе серия таких секс-скандалов вокруг имен нескольких известных медийных персон прошла и в России. И хотя большинство разумных современных мужчин осуждают насилие над женщинами, зачастую они понятия не имеют, как подойти к теме, которая лежит в сердце всех этих скандалов: мужское сексуальное желание, либидо.

Канадский писатель Стивен Марч, автор книги The Unmade Bed: Messy truth about men and women in the 21st century («Незаправленная кровать: неприятная правда о мужчинах и женщинах в XXI веке») и ведущий подкастов о современном отцовстве, касающихся таких непростых тем, как порнография или секс после родов, рассказывает, что большинство мужчин не думают на эти темы и не обсуждают их: «Я часто беру интервью у мужчин, и это первый раз в их жизни, когда они обсуждали настолько личные темы с другим мужчиной. (...) Мы публично обсуждаем нарушение мужчинами норм сексуального поведения, не касаясь природы мужчины и природы секса. Просто назвать мужское либидо агрессивным — не выход».

Секс был и остается сложной темой для идеологического регулирования, потому что не вписывается ни в какие идеалы. Либеральные силы долго боролись против морализаторства, пуританства, стыда и запретов в сексе, и все это теперь возвращается в нашу реальность, только в других областях, но с тем же упоением морального превосходства и использованием стыда в качестве инструмента контроля.

«Кризис, в котором мы находимся, фундаментальный. Может ли здоровая сексуальность существовать в условиях неравноправия мужчин и женщин? Как мы можем создать равноправный мир, если считаем, что мужское либидо по сути жестоко?» — спрашивает Марч.

Мнения на эту тему расходятся. Радикальные феминистки рассматривают практически всю существующую культуру с точки зрения «реализации мужского либидо». Андреа Дворкин в своей книге Our blood: prophecies and discourses on sexual politics («Наша кровь: пророчества и дискурсы сексуальной политики») пишет: «Для мужчин трансформация начинается в том месте, которого они боятся больше всего: с идеи вялого пениса. Мужчинам придется отказаться от своих обожаемых эрекций и начать заниматься любовью так, как это делают женщины между собой. Я утверждаю, что мужчины должны отказаться от своих фаллоцентричных личностей, привилегий и власти, которые выдаются им с рождения на основании анатомии, и истребить в себе все, что они ценят, как по-настоящему “мужское”. Никакие реформы, никакое одинаковое количество оргазмов не принесут результата».

Менее радикально настроенные феминистские авторы не столь категоричны. Так, например, психотерапевт и писатель Эстер Перел в одном из своих подкастов говорит: «Часто задается вопрос: “Является ли мужская сексуальность по сути своей насильственной и агрессивной?” Более того, часто этот вопрос даже не задается, все уверены, что так и есть. Но я с этим не согласна. Я думаю, что мужская сексуальность постоянно вынуждена соотноситься со своим животным началом и потому она полностью обусловлена и завязана на реакцию сексуального партнера, которая позволяет определить, где находится область насилия, а где — область удовольствия. Именно ответ женщины, реакция женщины, удовольствие женщины подтверждают мужчине, что он не совершает насилие».

Если задуматься о таком биче женской сексуальности, как забота о мужском эго и фальсификация оргазма, о самой сути явлений проституции и порнографии, в которых мало заинтересованная в сексе женщина должна изображать удовольствие, возможно, Эстер Перел права: многие сотни лет мужчины использовали социальную власть, чтобы чувствовать себя состоятельными в сексе, а женщины использовали власть в сексе, чтобы добиться социальной власти.

Харассмент и принуждение — это удел сексуальной несостоятельности, а не суть мужского либидо. Мне бы хотелось в следующих колонках поговорить об этом подробнее, и поговорить об этом с мужчинами. Потому что, несмотря на феминистские убеждения, поддержать революцию вялых пенисов я не готова.