Тайцы с дрынами, танцы со сколопендрами и обворованный военно-морской флот США. Обсуждение фильма «Хеппи-энд»

Саша Щипин: Евгений, вы человек достаточно молодой. Мы с вами просто почти ровесники, поэтому мне нравится думать о нас как о молодых людях.

Евгений Шелякин: Лично мне кажется, что я уже недостаточно молодой.

Саша Щипин: Не расстраивайте меня. В любом случае, после «Вечной жизни Александра Христофорова» это уже второй фильм, где главный герой значительно старше вас. Почему так получается?

Евгений Шелякин: Здесь все очень просто: если история меня зацепила, я за нее берусь. Именно так было с этим фильмом. Вася прислал мне сценарий, написанный Костей, в 11 вечера, а часа в два ночи — сценарий немаленький — я написал Васе СМС: «Читаю, наслаждаюсь, мне очень нравится. Думаю, что я в деле». Как-то так — если опустить весь мат.

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Саша Щипин: Восторженный мат?

Евгений Шелякин: Восторженный, конечно. Отвечая на ваш вопрос: я не знаю почему. Видимо, так совпало. А может быть, я берусь за такого рода истории, потому что меня это волнует на бессознательном уровне. Что касается конкретно этого материала, то для меня он стал большим подарком. Думаю, для любого режиссера такая тема — огромный подарок, потому что у каждого из нас есть завершенные или незавершенные отношения со своими родителями. И всегда ловишь себя на том, что хочешь сказать родителям больше, чем сказал на этот момент... (У Евгения Шелякина звонит телефон.)

Василий Соловьев: «Сейчас, мам! Ну, просил же!»

Евгений Шелякин (сбрасывает звонок): Прочитав сценарий, я понял, что как раз на эту тему могу высказаться, потому что переживал что-то подобное тому, что происходит с сыном главного героя.

Василий Соловьев: Было огромное количество обстоятельств, которые подтолкнули нас к этому фильму. Когда этот сценарий попал к нам в руки, в нем было столько любви, столько чувства и чего-то очень важного, что мы не смогли оторваться.

Саша Щипин: Константин, в титрах фильма написано, что это фантазия об отце и брате. А какое отношение имеет к этой истории брат?

Василий Соловьев: Просто Константин — очень скромный человек. Поэтому в сценарии фигурирует не он, а его брат.

Константин Чармадов: Брат с момента нашего переезда из Грузии в Россию стал опорой нашей семьи: это он перевозил сюда родителей и содержал всю семью. Брат старше меня на 12 лет, и мое уважение к нему беспредельно — как и уважение всех наших родственников. В первом варианте сценария роль брата была немного другой, но это всегда была фантазия на тему папиной старости. Я хотел бы, чтобы он встретил ее именно так. У него всегда была мечта: вырастить нас, выйти на пенсию и поливать свой огородик. Но ему удалось прожить так всего два года: потом началась война, разруха, отсутствие света и газа. Однажды его чуть не задавили в очереди за хлебом. Это все было в Грузии, в Тбилиси. А здесь он уже доживал без друзей, без соседей, без тепла. Нас всех это очень мучило. Ему не надо было думать о хлебе насущном, рядом с ним было несколько сиделок, но у папы не было того, что ему действительно было нужно. И мы ничего не могли с этим поделать — он медленно угасал. Наверное, отсюда у меня и возникла идея, что папе было бы лучше, если бы он закончил жизнь именно так, как в фильме.

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Вопрос из зала: На фестивали вы ездили? И будете ездить?

Евгений Шелякин: Мы были на кинофестивале в Выборге. То есть сам я не смог поехать, но картина была в прошлом году в Выборге и завоевала там целых два приза. За сценарий и еще какой-то приз с интересным и благородным названием.

Василий Соловьев: Выборг вообще славится названиями своих призов. Этот назывался «Приз “Золотая ладья” за I место в зрительском конкурсе “Выборгский счет” в рамках XXVII Фестиваля российского кино “Окно в Европу”». На самом деле, это просто означает, что за нас проголосовали зрители.

Евгений Шелякин: Мне тогда написала одна моя знакомая, кинокритик: «Поздравляю, у тебя “Золотая ладья”». Это звучало как: «Поздравляю, у тебя сын». Но я почитал, что это за приз, и понял, что это очень здорово.

Вопрос из зала: Фильм шикарный — просто масса впечатлений, масса эмоций. Поэтому всем артистам и всей команде огромное спасибо. Особенно за сценарий.

Евгений Шелякин: А где вопрос?

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Вопрос из зала: Когда будет вторая серия?

Евгений Шелякин: Только ради удовлетворения зрительского любопытства мы сейчас сядем, хорошенько выпьем и напишем вторую, третью и четвертую серию. Шесть сезонов будет. Кстати, хочу сказать, что здесь сейчас нет нашего третьего соавтора сценария: его зовут Павел Усачев, и он прекрасный сценарист. Но, если серьезно, у таких историй, конечно же, не может быть продолжения. Наверное, в этом и заключается их прекрасность. (Даниэлу Овруцкому.) Хотя я не знаю — может, ты не согласишься.

Даниэл Овруцкий: Я подумаю.

Евгений Шелякин: Режиссер монтажа сказал, что подумает. Это значит, что все пока не завершено.

Саша Щипин: Я хотел бы назвать еще одно имя, которое пока здесь не звучало: оператором-постановщиком этого фильма была Ксения Середа. Если кто не знает, это девушка, которая сняла «Кислоту» и «Дылду».

Евгений Шелякин: Ксения — фантастический оператор-постановщик. Когда мы снимали, ей было двадцать три года. Наверное, вы уже заметили, что камера с плеча оператора не опускалась. Там было два или три кадра, снятые со штатива, но все остальное время Ксения носила камеру на себе. Как мы, например, снимали в море? У нас есть игровая лодка, где сидят или стоят артисты, и другая, с которой мы снимаем. Они подплывают друг к другу практически вплотную, и Ксения, чтобы сделать какой-то хороший кадр, встает одной ногой на одну лодку, другой — на вторую и вот так снимает. А там морское течение, волны, и лодки начинают потихоньку расходиться. Они, конечно, закреплены — мы же не идиоты, — но все равно какой-то люфт есть. А она держит камеру весом двадцать пять килограмм и еще контролирует себя, чтобы не упасть. (Василию Соловьеву.) Сколько стоит камера?

Василий Соловьев: Лучше не знать.

Евгений Шелякин: Камера стоит «лучше не знать» и еще чуть больше. В общем, вы представляете себе самоотверженность этой девушки. Еще мне очень понравилась фраза Миши Гомиашвили, который сказал: «Я первый раз сталкиваюсь с тем, что, когда снимают крупный план и камера тебя облизывает, ты совершенно ничего не чувствуешь по этому поводу. Как будто ее просто нет». Представляете, каким профессионалом должен быть оператор, как он должен быть подкован? Он должен быть просто всемогущ для того, чтобы вообще не обращать на себя внимание артиста. Я думаю, Ксения заслуживает отдельных аплодисментов. (Аплодисменты.)

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Вопрос из зала: Какая сцена в фильме была самой сложной? На какую понадобилось больше всего времени?

Василий Соловьев: Естественно, на сцену, где делают массаж Анастасии Сомовой. Михаил Гомиашвили сначала очень долго с ней репетировал, а потом еще было столько дублей! Говорил: «Не получается, нужно еще».

Евгений Шелякин: Даже, казалось бы, простые сцены было непросто снимать. Потому что, например, замечательные тайцы в массовке — это реальные тайские рыбаки. И однажды у них произошел инцидент: кто-то кому-то что-то не так сказал или тронул какую-то лодку, которую не надо было трогать. И прямо во время съемки эти пятьдесят человек, которые только что весело кричали: «Эй, Сенафон!», начали жестко драться, схватив какие-то дрыны. Очень было страшно. Там вообще опасность на каждом шагу. У нас на каждой смене обязательно должен был присутствовать змеелов. Когда мне сказали об этом, я сразу заподозрил неладное, но потом думаю: ладно, пусть будет змеелов. И вот, когда Настя репетировала сцену, где она с девочками танцует на песке босиком, я в опасной близости от них увидел сколопендру. Знаете, что такое сколопендра? Это такая сороконожка сантиметров 30–35 длиной и крайне ядовитая — более ядовитая, чем некоторые змеи. Я аккуратно подхожу к директору, директор не менее аккуратно подходит к змеелову, и тот начинает эту сколопендру отгонять — незаметно, чтобы не вызывать никаких подозрений. В общем, девушек удалось не спугнуть. А одного из наших каскадеров медузы покусали. Когда мы снимали в море, они проводили в воде часа по два. И через день-два кожа распухла, температура под сорок — выяснилось, что это даже не укусы, а просто ожоги от продуктов жизнедеятельности медуз. Представляете: если их продукты жизнедеятельности такие ядовитые, то какие же сами медузы? Но, слава богу, все обошлось.

Саша Щипин: Кстати, о сложных трюковых сценах: чьи руки так ловко режут морковку в кадре?

Евгений Шелякин: О, это классный вопрос. Конечно же, актер все делал самостоятельно, но иногда ему помогал звукооператор. Его зовут Андрей, и он, по счастливой случайности, закончил кулинарный техникум. Мы пробовали разные руки. Там было много людей из разных стран, и мы нашли руки, очень похожие на руки Ксенофонта, — это были руки владельца какого-то бара. Но, когда он снял рубашку, оказалось, что рукав закрывал татуировку со свастикой. Мы подумали, что это, наверное, будет излишняя подробность, и все-таки отдали предпочтение рукам Андрея, тем более что он понимает по-русски.

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Саша Щипин: А чьи руки вращают огненные шары, когда девушки устраивают фаер-шоу?

Анастасия Сомова: У нас не было дублеров — мы сами все делали.

Саша Щипин: Долго репетировали?

Анастасия Сомова: Примерно месяц. Но огни мы зажгли, только приехав на съемки, потому что в Москве была зима и нельзя было тренироваться на улице. У меня-то уже был опыт: когда мне было лет восемнадцать, я путешествовала автостопом и делала фаер-шоу, то есть это немножечко основано на реальных событиях. А вот девчонки первый раз попробовали танцевать с огнем уже на съемках в Таиланде. Мы немного потренировались в Москве, а когда приехали в Таиланд, у нас оставалось примерно три недели до съемок этой сцены. То есть за три недели нужно было научиться крутить настоящие огни.

Саша Щипин: А что в этом прекрасном Таиланде, который мы видим на экране, создано руками художника-постановщика?

Татьяна Зинченко: Все, что вы видели, все живое и натуральное.

Василий Соловьев: А тогда что там вообще художники делали, если Таиланд и так красивый?

Саша Щипин: Да, за что вам продюсер платил деньги?

Татьяна Зинченко: Ничего не делали. Бамбук рубили в джунглях. Если помните, в гостинице у Ирины во дворе есть такие зонтики с фонариками. Это мы придумали. Решили, что нам срочно нужен бамбук, и вместе с нашим водителем пошли его рубить в джунгли. Вообще это там запрещено, но мы достаточно быстро все сделали и никто не пострадал. Еще мне запомнилось, как мы снимали гекконов, сидящих на стене. Вы не представляете, сколько времени мы обсуждали, как их снимать. Ребята перед съемкой поймали гекконов, привезли на съемочную площадку, сделали для них специальную стенку из пенопласта, но никто не подумал, как их заставить там сидеть неподвижно. Мы уже думали, что придется заказывать компьютерную графику, но тут мимо проходит наш водитель Бэнк, берет банку с гекконами, зажигает сигарету, пускает туда дым, и ящерицы от шока замирают. После этого их можно доставать, сажать на стенку, и они будут там сидеть сколько надо.

Евгений Шелякин: В общем, Бэнк подсказал офигенный лайфхак. Если у вас будут проблемы со съемкой гекконов в Таиланде или на Бали, обращайтесь. Пожалуйста, еще вопросы! Можете, например, спросить, были ли у нас проблемы с тайской полицией, и я отвечу: не было!

Василий Соловьев: Зато у нас были проблемы с военно-морским флотом США.

Евгений Шелякин: Да, мы амбициозная команда — не размениваемся на мелочи.

Василий Соловьев: Если помните, в одной из сцен Ксенофонт видит в кафе, как тайцы встают, когда начинает звучать гимн. Это очень трогательно и позволяет прочувствовать, как тайцы относятся к своему королю и к своей стране. Мы взяли какой-то вариант гимна, юрист все проверил — сам гимн является народным достоянием, на это исполнение тоже открытая лицензия. В общем, можно пользоваться. И, когда уже начался прокат, Sony — это прокатчик нашего фильма — нам пишет: ребята, а у вас права на гимн не очищены. Его играет оркестр US Navy, и теперь мы должны им денег, потому что в США на это исполнение свободная лицензия, а в остальном мире — нет. И я понимаю, что на нас просто надвигается война, поскольку мы украли музыку военно-морского флота США. Начали звонить, искать какие-то контакты, и в конце концов они нам прислали официальное письмо: «Господи, да берите и пользуйтесь! Удачи вашему фильму!» Так что это первый российский фильм, которому официально пожелал удачи военно-морской флот США.

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий