Татьяна Замировская: Новый фильтр

Мы не на вашей стороне, говорит Катя, это все ложь, ******, они специально это пишут, чтобы голову вам задурить. Вы как зомби, мозгов нет, всему верите, что вам говорят. Мы не на вашей стороне, мы не с вами, мы не подавали вам знак, а если вам казалось, что подавали, и даже где-то об этом писали, то это был не знак. И вы узнаете сейчас, что это было.

Володя уже знает, что это было: Катины спутники только что сломали ему нос, он это понял, когда попробовал вытереть с лица кровь: нос мягко, как котлета, ушатнулся вслед за рукой куда-то в сторону, и Володя испуганно отдернул руку.

Мы ровно такие же, как вы, немного запинаясь, как по учебнику, говорит Катя. То есть нет, не как вы, говорит Катя. Ровно такие же, как вы говорили о нас — вы помните, как и что говорили? Что вам про нас говорят, напомнить? Фашисты, уроды, нелюди. Выродки, животные, твари. Помните, что вы о нас говорили? Помните, что писали про нас на сайтах своих уродских? Вот все ровно так и есть. Правду писали. Сволочи, фашисты, садисты. Ни перед чем не остановятся. За все будут мстить. Домой придут к вам, двери выбьют и будут убивать вас и детей ваших, если вы их не остановите? Так вы писали? И смотрите-ка — все так и вышло. Пришли домой, двери выбили, и убивают вас сейчас. Видите, правду о нас говорят.

Еще один удар. У Володи выбиты зубы. Полон рот зубов, которые нужно теперь как-то распределить внутри рта. Он думает о том, что как раз собирался удалять восьмерку: а достали ли они до восьмерки? Это надо далеко и глубоко бить. Восьмерку удалить тяжело, она крепко сидит. Большие деньги нужны, чтобы восьмерку удалить. Бесплатно удаляются только передние — раз-два и нету. Легкие зубы, бесплатные.

Это похоже на сон, понимает Володя. Сон, где выпали все зубы и руки в крови.

— Нелюди! — кричит володина жена, пытаясь не пустить Катю и ее спутников в спальню.

— Да, мы нелюди! — безразлично говорит Катя, отталкивая ее. — Я же сразу сказала. Все, что ваши про наших пишут — чистая правда.

Начинается обыск. Катя и ее спутники ходят по квартире, вываливают на пол все книги с полок, сметают с тонких досточек серванта посуду, срывают с кровати постельное белье, спортивно бьют ногами подушки, распахивают шкафы.

— А что вы хотели? — говорит Катя, отталкивая ногой володину жену, пытающуюся отнять у нее планшет и старенький нет-бук, — чтобы мы как люди себя вели? Для этого надо признать, что мы люди. А вы у нас это — забрали. Теперь мы заберем ваши носители информации. Проверим. На кого подписаны, с кем нас обсуждаете, кто вам платит, проверим, и сколько платят. Вам же платят? Вот. И мы знаем, что вам платят. Но немного платят, да? Старая какая-то у вас техника. Не хватает, значит, на новую? Ой-ой, что же вы так дешево продаетесь?

Жена Володи плачет. Когда Катя распахивает очередной шкаф, оказывается, что в этом шкафу сидит дочка Володи.

Дочка Володи испуганно смотрит на Катю. Катя хватает ее за плечо и вытряхивает из шкафа, как старую пыльную книгу. Жена Володи подносит мокрые руки к лицу.

— А с нашими детьми вы что делали? — строго спрашивает Катя. — Помните, что вы делали? Подробно помните? Во всех деталях? Да, это тоже были дети, потому что у них есть родители. Интересно, как вы посмотрите на то, что мы сейчас будем делать с вашими.

— Я чужой ребенок! – громко говорит дочка Володи, — я не из этой семьи. Я тут случайно оказалась.
— Как это случайно? — удивляется Катя.
— Он меня утащил, — говорит дочка Володи. — Маму в тюрьму забрали, с улицы взяли, а со мной что делать, непонятно. Не по улице же таскаться вместе с остальными, вот он и потащил домой, а завтра сдаст в детдом.

— Это правда! — плачет жена Володи. — Это не наш ребенок! Я клянусь вам, она не наша! Не трогайте ее!
— У вас ребенок на аватарке вконтакте, — говорит Катя. — И там еще куча фото с ребенком. И в нашей базе тоже прописано: у вас дочка. Вы кого сейчас обмануть хотите?
— Лицо замазано! — плачет жена Володи. — Лицо у нее на аватарке было замазано, потому что она ребенок! Вот посмотрите, откройте страницу нашу! Лиза у мамы сейчас, я клянусь вам, хотите, мы маме позвоним? Она подтвердит. Я клянусь!

Жена Володи вытаскивает из-под пояса джинс телефон и звонит кому-то, возможно, маме. У нее забирают телефон, швыряют его на пол, бьют телефон ногой, потом этими ногами бьют жену по почкам.

— Так ее, суку, — безразлично говорит дочка Володи.

Володя подходит к дочке и, немного подумав, бьет ее по лицу.

— Теперь понятно, почему вы такими вырастаете, — говорит Катя. — Вы даже своих детей так растите. Чтобы они стали такими же, как вы.
— Это он не поэтому! Это он чтобы доказать, что это не наша дочка! — рыдает жена Володи. — Это он не поэтому!

— Мы забираем ребенка, — говорит Катя. — Какая же вы тварь.
— Так а вы про нас как пишете? — кричит жена Володи. — Твари, нелюди. Вот он тварь, да. И я тоже. А вы чего ожидали? Человеческого поведения? Нет, у нас для вас такого нету.

Володя тоже хочет что-то сказать, но у него полон рот зубов и крови.
— Спасибо, — говорит дочка Володи. — Заберите меня.

Катя просит Володю выплюнуть те зубы, которые мешают ему разговаривать, потом отматывает рукой, как веретеном, пару метров бумажного полотенца, и протягивает Володе руку.

— Вытрись, — говорит она. — Сейчас будем видео с тобой записывать, понял, о чем я?

Один из Катиных спутников включает камеру на своем телефоне и направляет ее на Володю. Володя прикладывает полотенце к лицу и застывает.

— Давай, говори, — командует Катя. — Сам знаешь, что должен сказать. Будешь еще делать, что делаешь?

Володя давится зубами.

— На камеру, давай, — повторяет Катя. — Ты будешь еще это делать? Записываем.

Володя косится на ребенка.
— Мы не сделаем ей ничего, — ехидно говорит Катя. — Мы что, нелюди, что ли.

Володя смотрит на нее тяжелым долгим взглядом.
— А, да, — говорит Катя. — Мы нелюди. Но если это не ваш ребенок, мы не будем ничего ей делать.

Разобравшись с зубами, Володя наконец-то говорит в камеру о том, что он больше не будет заниматься тем, чем он занимался раньше. Володя все понял. Володя просит других Володь тоже сделать так, как Володя, и не делать того, что делал Володя, и чего Володя больше делать не будет никогда, потому что Володя все понял. Он все понял сам, без давления. Надо жить мирной хорошей жизнью. Быть добрым. Вместе строить будущее с другими добрыми людьми.

Катя проверяет записанное видео и заливает его в сеть, как есть.

— Ладно, — говорит она Володе. – Оставим вас так. Тебе уже все равно ******, теперь тебя свои же растерзают, все. А мы тебе уже ничего не сделаем. Видео уже есть, сейчас разойдется повсюду, теперь не так важно.

Катя и ее спутники кладут в сумку всю технику, найденную в Володином доме, и ждут, пока дочка Володи зашнурует ботинки.

— Фамилию помнишь? — спрашивает ее Катя.
— Да, Герасименко.

— Это его фамилия, — говорит Катя. — Ты же как бы не их ребенок, так? Тогда говори свою фамилию. Ну?

Дочка Володи запинается, не может завязать крепкий узел, не может нормально назвать фамилию, и смотрит Кате прямо в глаза.

— Мы отвезем ее в детдом, — говорит Катя. — Вы это понимаете?

Володя и его жена молча кивают.
— Предположим, вы соврали и это ваш ребенок. Вы еще можете сознаться. — уточняет Катя.
— Если это наш ребенок, вы его тем более заберете, — с ненавистью говорит володина жена. — Вы же, мрази, всегда отбираете детей. Я читала, что вы делаете с детьми.

Володину жену еще несколько раз бьют по почкам, на прощание. Мрази — значит, мрази.

Володина дочка смотрит на это с интересом.

— Ты как, нормально? — спрашивает ее Катя, когда они заходят в лифт.
Володина дочка пожимает плечами.
— Я уже привыкла, — говорит она. — Чуть что — сразу в детдом. Идеальное решение.
— Даже дети привыкли, — говорит Катя своим спутникам. — Вот до чего народ довели.

Из сумки звонит разбитый телефон володиной жены, Катя несколько раз сбрасывает его, нажимая на пятно экрана, просвечивающее сквозь ткань. Но телефон продолжает звонить; уже во дворе Катя осторожно, чтобы не порезаться об экран, вынимает его из сумки и отвечает на звонок. На оставшейся половине экрана возникает пожилая женщина в кофте с синими цветочками.

— Юленька? — натужно говорит пожилая женщина.
— Нет, это конфискованная техника, — говорит Катя. — Вы кто?
— Бабушка! — радуется дочка Володи.

— Так это ваша внучка? — холодеет Катя.
— Нет, — отвечает бабушка. — Внучка моя у меня сейчас.
— Докажите это, — говорит Катя.

К экрану подходит девочка, у нее вместо лица размытое пятно.

— Как это так, и у этой тоже лицо замазано, как на аватарке, — говорит Катя.
— Такой блюр в реальном времени, — говорит бабушка, — Эффект такой новый, вы что, не слышали? Дети же. Чтобы лица не было видно.
— Что это за девочка *****, — говорит дочка Володи. — Бабушка, что это ***** за девочка.

Катя швыряет телефон в лужу.

Этот вопрос уже можно не решать.

Когда они садятся в машине, Катины спутники спрашивают:
— Девочку мы забираем?
— Я вспомнила мамину фамилию, — говорит дочка Володи.

Дочка Володи называет фамилию-имя мамы, катины спутники пробивают ее по базе — и, действительно, там есть женщина с таким именем-фамилией, тридцать суток. Но в базе данных не указано, что она мать-одиночка.
— Она не мать-одиночка, — говорит Катя. — Тогда бы ей не дали сутки, матерям-одиночкам не дают.
— Я не зарегистрированная, она от меня отказалась, — отвечает дочка Володи.
— Так где ты живешь? – спрашивает Катя.

Дочка Володи долго думает, и потом неуверенно отвечает:
— У бабушки.
— Это не твоя бабушка, и потом, телефон утонул и разбился, — говорит ей Катя.

Дочку Володи в итоге везут в детдом, потому что непонятно, что еще с ней делать. В машине она засыпает. Катины спутники передают ее в детдом спящую, показывая какие-то справки и удостоверения — стандартная процедура, там уже привыкли, утром разберутся.

В детдоме дочке Володи дают по голове и кричат на нее: снова сбежала к матери, дура, сколько можно, ты ей не нужна, она алкоголичка, она ради выпивки кого угодно продаст, не ценишь ты никого, настоящей истинной заботы не ценишь, тех, кто тебя любит, не ценишь. Чудовище, нелюдь, тварь.

Потом она вылезает из окна и за гаражами Димон из старшей группы показывает ей на своем мобильнике видео, где ее папа во всем раскаивается. У папы изо рта течет кровь и зубы. На заднем плане рыдает ненавистная папина жена, которая родила ему эту безлицую суку. Дочка Володи улыбается — все, что про нее говорили, это правда, она чудовище, она нелюдь, она способна только на ненависть.

Катю ее спутники отвозят домой: впереди еще один бесконечно длинный ноябрьский день. По дороге Катя задумчиво пересматривает залитое в сеть видео, у него уже под сто тысяч просмотров. На видео есть и девочка, но у ребенка замазано лицо. Это такой новый фильтр YouTube, детей нельзя, говорят ей спутники, спецэффект такой новый, ведь это же дети, дети не виноваты ни в чем, им еще здесь жить.

Дома Катя долго-долго снимает с себя тяжелый пиджак, а перед сном идет в ванную и внимательно смотрит на себя в зеркало. Вместо лица у нее — размытие, дымка, блюр. Да, новый фильтр, понимает Катя, и идет спать.

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб” — Личное». Присоединяйтесь