Лейла Слимани: Адель. Новый роман от лауреата Гонкуровской премии

Уже неделя. Адель держится уже неделю. Умничка. Хорошая девочка. За четыре дня пробежала тридцать два километра. От площади Пигаль до Елисейских Полей, от музея Орсе до Берси. По утрам бегала по безлюдным набережным, ночью — по бульвару Рошешуар и площади Клиши. В рот не брала спиртного и рано ложилась спать. 

Но сегодня ночью ей опять снилось это. Влажный, нескончаемый сон, проникший в нее, как дуновение горячего воздуха. Проснувшись, Адель не могла думать ни о чем другом. Встала, выпила крепкий кофе. Весь дом еще спал. Постояла посреди кухни, покачиваясь с ноги на ногу. Выкурила сигарету. В душевой, под струями воды ей хотелось драть себя ногтями, разорвать свое тело на части. Она билась лбом о стекло кабины. Ей хотелось, чтобы кто-то грубо схватил ее и размозжил голову о стену. Стоило закрыть глаза — и она слышала звуки, вздохи, крики, удары. Тяжело дышит обнаженный мужчина, бурно кончает женщина. Ей хотелось стать просто вещью во власти буйной орды, хотелось, чтобы ее пожрали, высосали, проглотили целиком. Чтобы щипали за соски, кусали за живот. Она хотела быть безвольной куклой в саду у людоеда. 

Она никого не стала будить. Оделась в темноте и ни с кем не попрощалась — была слишком взвинчена, чтобы кому-то улыбаться и вести утренние разговоры. Вышла из дома и зашагала по пустым улицам. Спустилась в метро на станции «Жюль Жоффрен». Шла, низко опустив голову, борясь с тошнотой. На платформе по носку ее сапога пробежала мышь. В поезде Адель огляделась по сторонам. На нее смотрел мужчина в дешевом костюме. Волосатые руки, плохо начищенные остроносые ботинки. Он бы сгодился. Как и тот студент, который сжимает в объятиях свою девушку и покрывает поцелуями ее шею. Как и мужчина лет пятидесяти, стоящий у двери, читающий книгу и не замечающий ее. 

Она взяла с сиденья напротив вчерашнюю газету. Перелистала страницы. Заголовки путались, сосредоточиться не удавалось. С досадой положила газету на место. Здесь больше невозможно находиться. Сердце бешено колотилось в груди, Адель задыхалась. Она развязала шарф, провела им по мокрой от пота шее и положила на пустое сиденье. Встала, расстегнула пальто. Рука вцепилась в ручку двери, колени дрожали. Адель была готова выскочить из вагона.

Она обнаружила, что забыла дома телефон. Снова села, стала вытряхивать на сиденье сумку, уронила пудреницу, за лифчик зацепились наушники. Мелькнула мысль, что носить этот лифчик небезопасно. Не могла она забыть телефон. Если забыла, значит, придется возвращаться домой, находить объяснение, что-то придумывать. Да она и не забывала, вот он. И все время здесь лежал. Она стала убирать вещи обратно в сумку. Чувствовала, что все на нее смотрят. Что весь поезд насмехается над ее паникой и пылающими щеками. Адель открыла маленький телефон-раскладушку и рассмеялась, увидев первое имя.

Адам.

Как бы то ни было, терять ей нечего. 

Хотеть — значит уже сдаться. Плотина рухнула. Что толку удерживаться? Жизнь лучше от этого не станет. Сейчас она рассуждала, как курильщица опиума или картежница. Она так радовалась, что несколько дней удавалось противиться искушению, что позабыла, как оно коварно. Она встала, приподняла засаленную задвижку, и дверь открылась. 

Станция «Мадлен».

Адель проталкивалась через толпу, волной хлынувшую к поезду — искала выход в город. На бульваре Капуцинок она бросилась бежать. «Пусть он будет дома, пусть он будет дома». Проходя мимо универсальных магазинов, подумала, не бросить ли эту затею. Здесь можно сесть на метро и по девятой ветке по прямой добраться до офиса как раз к редакционному совещанию. Постояла у входа в метро, закурила. Прижала сумку к животу. Ее заметили стоявшие неподалеку цыганки и двинулись к ней, все замотанные в платки, с выпрашивающими денег плакатами в руках. Адель ускорила шаг. Плохо соображая, пошла по улице Лафайет не в ту сторону, затем вернулась назад. Улица Блё. Набрав код, она вошла в подъезд, взлетела по лестнице так, будто за ней гнались, и постучала в тяжелую дверь на третьем этаже. 

— Адель... — Адам улыбнулся, глядя на нее припухшими со сна глазами. Он был голым. 

— Ничего не говори. — Адель сняла пальто и набросилась на него. — Пожалуйста.

— Ты бы хоть позвонила... Еще и восьми нет…

Адель уже разделась догола. Она царапала ему шею, тянула за волосы. Дразня ее, он возбудился сам. Он сильно толкнул ее и закатил пощечину. Она схватила его член и ввела в себя. Прислонившись к стене, она чувствовала, как он входит в нее. Смятение рассеялось. К ней вернулись привычные ощущения. На душе стало легче, мозг был опустошен. Она вцепилась в ягодицы Адама, направляя в его тело собственные движения — сильные, грубые, все более быстрые. Она пыталась добиться какого-то результата, ей овладела адская ярость. «Еще, еще сильнее!» — кричала она. 

То, что это тело было ей знакомо, мешало ей. Слишком просто, слишком механически. Она пришла неожиданно, без предупреждения, но этого не хватило, чтобы создать интригу, напряжение. Их объятия и недостаточно непристойны, и недостаточно нежны. Она положила руки Адама на свои груди и попыталась забыть, что это он. Закрыв глаза, она представляла, что он принуждает ее.

Сам он был уже где-то не здесь. Стиснул зубы. Перевернул ее. Как всегда, положил правую руку на голову Адель, пригнул ее к полу, левой рукой схватил за бедро. Он проникал в нее мощными толчками и кончил с победным ревом.

Адам склонен терять власть над собой.

Адель оделась и повернулась к нему спиной. Ей было стыдно, что он видит ее голой.

— Опаздываю на работу. Я тебе позвоню. 

— Как хочешь, — ответил Адам.

Он курил, прислонившись к двери кухни. Свободной рукой коснулся свисавшего с члена презерватива. Адель старалась не смотреть на него. 

— Не могу найти шарф. Ты не видел? Серый кашемировый, я очень его люблю.

— Поищу. Отдам в следующий раз.

Перевод: Екатерина Полякова

Больше текстов о сексе, детях, психологии, образовании и прочем «личном» — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Личное». Присоединяйтесь