Как меня посадили
«Таша, простите, но я должна отвести вас в тюрьму аэропорта. Пройдите за мной с вещами».
За девять часов до этого мой самолет Тель-Авив — Москва собирается совершить посадку в аэропорту Домодедово. Мой первый визит в Россию, моя первая литературная конференция и первые встречи с читателями в Москве, Санкт-Петербурге и Ульяновске. Впереди десять дней встреч, вопросов, ответов, перелетов, переездов, четырех гостиниц и бесконечного стресса. Как же я волнуюсь! Сердце уходит в пятки, тошнит, может, ну его?! Сейчас куплю билет обратно и вернусь в Тель-Авив, и не будет всех этих переживаний?!
Паспортный контроль. Моя очередь. Милая девушка-пограничник:
— Ваша цель визита?
— Литературная конференция. Я писатель.
— Вас пригласили?
— Да, вот приглашение.
Она берет приглашение, читает, снимает трубку, звонит куда-то, что-то говорит тихо туда, положив трубку возвращается ко мне:
— Не переживайте, простая формальность. Сейчас все проверят и вас отпустят. Минут пятнадцать, не больше.
За мной приходит женщина в форме, берет меня, мой паспорт и отводит в зону таможенного контроля к выходцам из Средней Азии. Мужчины, женщины, дети… Мама с годовалым ребенком спрашивает у пограничника, когда их выпустят, кричит, ее дочь плачет. Объясняет, что ребенок голодный. К ней подходит парень в форме, они о чем-то говорят минуту, потом она достает бутылку детскую, наливает туда воду из пластмассовой бутылки, отдает пограничнику. Парень куда-то уходит с детской бутылкой, возвращается через три минуты, мама делает глоток из бутылки и просит еще немного нагреть, он снова уходит. Наконец-то младенец успокоился, мама кормит дочь детской сухой смесью, разбавленной теплой водой.
Примерно каждые пятнадцать минут приходит женщина в форме с паспортами, вызывает по фамилии людей и куда-то их забирает. Проходит два часа. За мной так никто и не пришел. Я подхожу к ней, когда в очередной раз она приходит за другими:
— Когда меня выпустят? Два часа я здесь и не понимаю почему! Мое имя…
— Ждите! — говорит она сухо, громко, как будто гавкает, как злой пес, и уходит, забрав с собой двух мужчин и женщину.
Еды нет, воды нет. Воду пью из-под крана в туалете. Есть кресла, четыре розетки, две из которых не работают, мы по очереди заряжаем свои телефоны. Очередные мои восемь попыток узнать что-либо заканчиваются дежурным: «Ждите!»
Наконец-то спустя шесть часов ко мне выходит начальник пограничной службы:
— Таша, мне очень жаль, что вам пришлось так долго ждать. В списках пограничной службы нет вашего имени. Организация, которая пригласила вас, своевременно не загрузила на сайт «Госуслуг» рабочее приглашение.
— Что делать?
— Связывайтесь с ними. Пусть еще раз загружают на сайт приглашение. Пусть связываются с ФСБ. Будем надеяться…
— Будем надеяться?
— Пятница, шесть вечера… Да, будем надеяться…
Полчаса назад написала пост в Facebook о моем заточении в аэропорту. Телефон обрывается — звонки и сообщения от организаторов, литературного агента, друзей, семьи. Пытаемся связаться с ФСБ, еще раз загрузить приглашение на сайт «Госуслуг», дозвониться до посольства Израиля в Москве…
Чтобы не думать, я начинаю мечтать о сигарете, кофе, стейке и о том, как попаду в свой гостиничный номер в центре Москвы с мягкой кроватью, белым халатом — подарок одного из моих читателей!
Ровно в восемь вечера приходит начальница пограничной службы:
— Сочувствую вам, понимаю, что вы не виноваты, но я должна отвести вас в тюрьму аэропорта.
Как море расступилось перед Моисеем, так земля ушла из-под моих ног.
— Должна вам сразу сказать — лучше не надейтесь. В воскресенье в 11:00 утра вас депортируют обратно в Израиль самолетом El Al. Мы, конечно, сделали бы это сейчас, но самолеты авиакомпании El Al не летают в субботу (шаббат). Так что просто потерпите, а в воскресенье вернетесь домой.
— Вы хотите сказать мне, что я прилетела в Москву для того, чтобы посидеть в тюрьме аэропорта и вернуться домой?
— Вы будете спать на самой удобной кровати! — она думает, меня это обрадует и я забуду о депортации.
Мы входим в тюрьму аэропорта. Решеток нет, но есть нелегалы, надсмотрщики и… вода! Кроватей я не вижу, лишь кресла — сидеть на них удобно, но спать невозможно, поэтому люди спят на полу.
— Вот ваша кровать, — говорит мне начальница.
Передо мной железный, как в морге, стол, а на нем картонки говенного цвета.
— Кровать? Это кровать?
— Да, самая удобная. И новые картонки — спать на них теплее.
Я смотрю на нее и понимаю — она не шутит, не издевается, а искренне хочет мне помочь.
Начальница уходит. На кровать я не ложусь, сажусь в кресло. И рыдаю.
Тюрьма расположена рядом с зоной таможенного контроля, где туалет, я помню. Встаю, направляюсь к выходу.
— Вы куда? — спрашивает у меня надсмотрщик.
— В туалет.
— Сядьте. За вами придут.
— В смысле — придут?
В туалет меня ведут под конвоем. Девушка в форме, сопровождающая меня, стоит прямо возле кабинки. Я стесняюсь справлять нужду при ней, поэтому не справляю.
Десятки звонков и сообщений, сотни комментариев. Девяносто девять процентов людей говорят мне прекратить все попытки связаться с ФСБ, посольством Израиля и другими. Говорят покупать билет и лететь в Тель-Авив через Стамбул. Ближайший самолет через пару часов.
Прилететь в Россию, чтобы просидеть в тюрьме аэропорта и улететь обратно в Тель-Авив? А как же мои читатели в Москве, Санкт-Петербурге и Ульяновске? Как же конференция? А десять дней с вопросами, ответами, перелетами, переездами и гостиницами? Улететь? Просто взять и улететь? Да идите вы на …! Сейчас 20:00, пятница, у меня есть время до воскресенья 11:00 утра.
Моя кровать — старый сломанный офисный стол, потому что под столом одна-единственная розетка. Мой телефон не замолкает. Друзья, новые знакомые, семья, организаторы подключают все свои связи… Пограничная служба, консулы в посольстве Израиля, адвокаты, известные люди со связями. Всю ночь они делают звонки, отправляют письма. Никто не верит, но все же, наверное, верят, раз не спят и пытаются мне помочь.
Спустя двадцать часов моего пребывания в аэропорту выясняется, что я не могу въехать в Россию согласно Распоряжению №635 (Распоряжение Правительства РФ от 16.03.2020 N 635-р (ред. от 08.09.2021) «О временном ограничении въезда в Российскую Федерацию иностранных граждан и лиц без гражданства и временном приостановлении оформления и выдачи виз и приглашений»), вопрос нужно решать с консульством и правительством.
Консулы уже на связи, но правительство! Как до них добраться?
Мимо проходит незнакомый мне пограничник, смотрит на меня.
— Как же ты нам надоела!
Я не понимаю его, но девушка-надсмотрщик объясняет мне, когда он уходит:
— По поводу вас все время звонки, наши устали. Уже все хотят, чтобы вас поскорее освободили.
Вместе со мной женщины из Кыргызстана, Узбекистана… Мама с пятилетним сыном уже тридцать часов здесь. Их называют нелегалами. Иногда нелегал — это просто человек, которому не хватило одной бумажки. Нелегал — человек, который хочет хорошей жизни себе и своим детям.
Ночью пятилетний мальчик два раза падает с «кровати». Мы останавливаем ему кровь из носа — когда он падал, ударился. Я даю его маме свой телефон, и она в Telegram первый раз за все время здесь говорит со своим мужем. Она дает сыну трубку, мальчик на экране видит своего отца и… улыбается. Впервые я вижу его улыбку.
Я узнаю, что к «операции» по освобождению меня, после поста в Facebook моего друга режиссера Евгения Корчагина, подключился министр культуры России, мне звонят консулы из израильского посольства, обнадеживают, но хороших новостей нет.
К нам приводят еще одну женщину. Матлюба из Таджикистана. Она прилетела в Москву к своему сыну, но ее не впустили в Россию, завтра депортируют. Она привезла ему грецкие орехи, курагу, изюм, курут, яблочный домашний сок, таджикские лепешки… Все это она начинает раздавать нам, я подхожу к ней:
— Матлюба, ты знаешь, вероятность маленькая, но, возможно, меня выпустят отсюда и я попаду в Москву. Собери сумку для сына, и я ему передам.
В какой-то момент мы — незнакомые люди, которых посадили вместе в одну «клетку», — становимся если не семьей, то хотя бы небезразличными друг другу людьми. Они меня кормят (в тюрьме кормят один раз в день продуктами, которые мне запрещены — лактоза и глютен, я не ем их вовсе), а я даю свой телефон, чтобы каждая позвонила мужу, детям, маме… Я не понимаю, что они говорят, но их улыбки и смех не нуждаются в переводе.
В этом месте у меня появился рефлекс. Каждый раз, когда к нам приходил очередной пограничник, я смотрела в его руки. Как правило, у них в руках были паспорта. Он входит, называет имя человека и говорит: «С вещами на выход!» Но каждый раз это были паспорта с зеленой обложкой, мой паспорт — с синей.
Суббота, семь часов вечера, впереди ночь, а до самолета Москва — Тель-Авив осталось не так уж и много. Если за тридцать часов у нас ничего не получилось, почему сейчас должно произойти чудо?
Я вижу пограничника, смотрю в его руки, паспорт… с синей обложкой. Он проходит мимо меня, идет к девушке-надсмотрщице. Я медленно встаю и иду за ним. Он молчит.
— Что? Не томи! Ты за ней пришел? — обращается к нему девушка. — Так это вас хотят выпустить? — спрашивает у меня пограничник. — Я не знаю. Вы мне скажите.
Он смотрит на меня молча секунд пять и серьезным голосом:
— Я бы не выпускал. — Снова замолкает, потом немного улыбается, насколько ему позволяет его должность, и говорит: — С вещами на выход!
Меня начинают обнимать Матлюба и другие женщины. Мы хохочем, кто-то даже плачет.
— Э-э-э, что происходит? Я сказал — с вещами на выход! Или вы хотите здесь остаться? — говорит он мне.
— Ну, чего ты, в самом деле! Подожди немного… Пусть попрощаются, — заступается девушка-надсмотрщица.
Утром я просыпаюсь в гостиничном номере милого отеля в центре Москвы. Надеваю гостиничный халат белого цвета, делаю себе кофе и закуриваю сигарету — курить в номере нельзя, поэтому всего две затяжки.
В обед я встретилась с сыном Матлюбы и отдала ему мамину передачу.
Сейчас есть немного времени погулять по городу, а вечером — моя первая встреча с читателями в Москве.
Как же я волнуюсь! Сердце уходит в пятки, тошнит, может, ну его?! Сейчас куплю билет обратно и вернусь в Тель-Авив, и не будет всех этих переживаний?!
Ха-ха!
Нет уж! Не дождетесь!
P. S.
Мне хотелось найти того одного, главного человека, который помог мне, а сейчас понимаю, он не один, все это случилось благодаря тому, что таких людей были сотни. Спасибо каждому за мою свободу!