Курица и травести. Как репетируют первую оперу «Современника» «Птица Феликс»

На авансцене классический струнный квартет Courage Quartet — пара скрипок, альт и виолончель. Музыканты на специальной площадке медленно погружаются в оркестровую яму. На сцене появляется старик со слезящимися глазами и сигаретой в руках. Это пожилой князь Феликс Юсупов в исполнении Рашида Незаметдинова. Он закуривает и запевает ностальгическую песню о своей резвой юности. В главном зале театра «Современник» идет репетиция новой постановки «Птица Феликс». Операторы выстраивают свет и звук. Все служащие театра порядком уставшие. Скоро премьера.

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

На сцене действия и исторические эпохи сменяют друг друга с невообразимой скоростью. Выходишь из зала — классицизм, возвращаешься — уже барокко. За 12 эпизодов актерам нужно успеть рассказать историю рода Юсуповых со времен Ивана Грозного до 1920-х годов, когда Феликс Юсупов с супругой жили во Франции.

Молодые актеры репетируют свои выходы в седых париках: кто-то с завитым каре, кто-то — с помпезными прическами XVIII века. Одна из артисток обиженно спрашивает режиссера: «Почему все красивые, а я как женщина, которую играет Стоянов?» Все смеются. А мне теперь трудно смотреть на парики, не думая о «Городке».

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Главная сцена этого прогона — разговор Екатерины Второй (Татьяна Лялина) с князем Юсуповым (Михаил Маневич). Юная императрица весело гоняется за воздушным змеем и встречает Юсупова. О том, что действие происходит летом, говорят расстеленные пажами зеленые ковры — имитация лужаек. Екатерина и князь поют о своих чувствах.

«Птица Феликс» — опера, потому что написана в партитуре. Но в постановке использованы разные формы выразительности, а в центре оказываются взаимоотношения героев, что приближает ее к жанру музыкального драматического спектакля. «Опера очень прогрессивный жанр, — говорит режиссер. — Но ее создание — сложнее и дороже, чем драматическая постановка. Оперный театр по масштабу сродни заводу, колоссальную роль играют цеха, производство декораций, костюмов. Иногда в этой механизации пропадает жизнь. Мне интересно немного другое — когда музыка дополняет происходящее на сцене и аккомпанирует действиям героев, а не наоборот».

История спектакля началась весной 2020 года, когда драматург Михаил Чевега прислал композитору Александру Маноцкову свою пьесу о роде Юсуповых. «Я не знал, как это писать, и даже советовал им других композиторов, — говорит Маноцков. — В опере музыка контролирует текст, а тут был очень поэтический и сильный текст, который сам диктовал музыку. Но в какой-то момент я понял, как это сделать. У Чевеги очень музыкальный язык, и я решил написать оперу по принципу поп-музыки — взять какие-то узнаваемые мотивы и создать что-то новое. В “Птице Феликс” главное место занимает текст».

Автобиографию графа «Мемуары» прочли почти все причастные к постановке. В своей книге Юсупов в шутливой и простой манере описывает всю свою жизнь: о том, каким страшненьким он был в детстве и как стал красавцем, как привез домой белого медведя, пил с греческим принцем, о бисексуальности, гибели брата и убийстве Распутина. В спектакле Феликс (его играет Степан Азарян) оказывается в центре сюжета не как основной представитель рода, а как наиболее близкий к нашему времени потомок. Его ироничная интонация красной нитью проходит через весь спектакль: и в сцене с Екатериной, и в сцене муторного убийства Распутина, и в травести-сценах с молодым Феликсом. «Мы не переделываем хронику и не беремся за достоверную трактовку. Наша история не столько о Феликсе, сколько — его глазами», — объясняет Олег Глушков.

Феликс Феликсович был эксцентричной личностью. Он примерял женские наряды, притворялся кокеткой в столичных ресторанах, играл в театре. Феликс любил быть в центре внимания, интриг и слухов. В спектакле о его личной жизни не говорится, но показана страсть к перевоплощению. Сцена переодевания Феликса и его брата Николая занимает в постановке особое место. У одного только графа — пять платьев. Братья веселятся и вспоминают разные истории: например, как Феликс в костюме тетки ушел в бар и как его все искали.

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

В «Птице Феликс» много переодеваний, на 15 артистов приходится 35 костюмов — для полуторачасового спектакля это много. В некоторых сценах на перевоплощение дается всего полторы минуты.

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Пока режиссер увлечен расстановкой актеров на сцене, мне удается пробраться за кулисы. Здесь висят военные мундиры, сложены парики, огромные винтажные шляпы. Молодой Феликс отдыхает на диване, а пожилой, задумавшись, стоит в коридоре. Екатерина поправляет парик и выбирает диадему, которая не будет спадать во время сцены с князем. В это время на авансцене из оркестровой ямы поднимается платформа с музыкантами.

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Фото: Владимир Яроцкий

Все эпизоды постановки объединяют темы противоречивой России, жестокости власти, любви и ненависти. «Постановка охватывает большой исторический период, и нам нужно было создать не только общую для всех сцен атмосферу, но и единую визуальную концепцию. Для этого мы выбрали три ключевые детали: пол, курица и паровоз. Паровозы играют большую роль в перемещении героев во времени и пространстве. Изображаются они по-разному: иногда завуалировано, только рельсами на полу, а в некоторых эпизодах фанерные вагончики едут по вертикальному периметру сцены, — говорит художница и сценограф Маша Левина. — А вздыбившийся паркет — это волнующаяся Русь, большой русский холм. Мы делали этот пол два месяца».

Апофеозом спектакля станет сцена Великой субботы в далеком Париже, спустя несколько лет после революции. По холмам паркета бежит фанерная курица на крутящихся ножках. По замыслу авторов, это символ России, которая все время от чего-то куда-то убегает. «Курица — это такая “Птица Феликс”, которую мы заслужили», — смеется Левина.

«Холмы — это наши страданья. Холмы — это наша любовь», — писал Бродский. «Холмы — это наша Русь, по которой бежит курица», — говорят создатели «Птицы Феликс».