Воодушевляющий роман о примирении. Сара Морган: «Наше худшее Рождество»
— А тортик будет? — Таб пританцовывала, держась за руки обоих родителей. Они переходили дорогу.
— Едва ли, — ответила дочери Элла.
— А печеньки?
— Не думаю.
— Бабушка плохо кушает?
— Бабушка не ест сладкое.
— Почему?
— Потому что не все люди едят сладкое.
— Почему они не едят сладкое?
Вопросы, словно мячики в теннисе, перелетали с одной стороны на другую. Что? Почему? Когда? Зачем?
Саманта с интересом слушала, как Элла готовила дочь к чаепитию. Откуда у нее столько терпения? Сама она, хоть и обожала Таб, через пять минут вопросов теряла терпение. Хотелось кричать от раздражения и умолять племянницу замолчать. Все. Тайм-аут.
Именно нехватка терпения заставляла задуматься, что быть матерью — не ее судьба. И хочет ли она иметь детей?
Элла тем временем продолжала:
— Бабушкина квартира не предназначена для детей, поэтому ты должна вести себя хорошо и быть аккуратной. Никаких догонялок и пряток.
— Почему?
— Потому что ты можешь что-то сломать или разбить.
— И бабушка будет ругаться и кричать?
Элла покачала головой:
— Нет. Бабушка никогда не злится и не кричит. По крайней мере, я не видела.
Майкл не произнес ни слова. Саманта невольно задумалась, о чем он размышляет. Сложившаяся ситуация должна казаться ему очень странной.
Разговор закончился, лишь когда они подошли к зданию, где располагалась квартира Гейл. Саманта посмотрела на сестру, та слабо ей улыбнулась. Похоже, они обе думали об одном и том же : последний их визит сюда закончился печально. Рано или поздно им все же придется об этом поговорить. Невозможно игнорировать вечно такой серьезный и долгий разрыв в отношениях.
Табита вытянула голову и посмотрела на вход в Центральный парк.
— Можно мне покататься в карете с лошадьми?
— Нет.
— Почему?
— Это для туристов.
— Кто такие туристы?
— Люди, которые здесь не живут, а просто ненадолго приезжают.
— И мы здесь не живем.
Саманта не представляла, как у сестры хватает сил, ведь вопросы Таб были бесконечными. Впрочем, как и ее обаяние, проявившееся в полной мере, когда она улыбнулась швейцару у входа.
— Я пришла в гости к бабушке.
— А где живет ваша бабушка, мисс? — Швейцар отменно сыграл свою роль, и вскоре они все стояли у дверей квартиры Гейл.
— Не забудь, Таб, что я тебе говорила, — вполголоса произнесла Элла, — ничего не трогай.
Таб подпрыгивала от нетерпения, прижимая к груди подарок, который сама и упаковала.
— Интересно, у бабушки есть елка?
— Нет. Бабушка не празднует Рождество.
— Почему?
«Хороший вопрос, — подумала Саманта, — считает это легкомыслием и пустой тратой денег».
Элла проявила бóльшую тактичность.
— Не все люди празднуют Рождество, и на то много разных причин.
— Мы могли бы купить ей елочку.
Элла не успела ответить. Дверь распахнулась, на пороге появилась Гейл. Она была в черном и выглядела очень хрупкой и бледной.
— Мама? Все хорошо? — спросила Саманта и нахмурилась.
— Разумеется! Почему должно быть иначе?
«Потому что у тебя была травма головы и потеря сознания».
— Все же ты недавно выписалась из больницы.
— Я была там недолго. Чувствую себя отлично, но спасибо, что беспокоишься.
Саманта решила не настаивать. Мать никогда не признавалась в слабости, не станет и сейчас.
Переступив порог вслед за Эллой, она принялась разматывать шарф. По спине побежал холодок, она невольно вспомнила тот злополучный день. Как скоро им удастся уйти сегодня, чтобы не показаться невежливыми?
Она принялась медленно снимать обувь, но внезапно услышала восторженные крики Таб.
— Елка! Елка! Мамочка, смотри! А ты говорила, что у бабушки не будет елки.
— Вижу, милая.
Голос Эллы звучал совсем слабо. Саманта поспешила войти в гостиную и едва не упала в обморок.
Строгая и сдержанная обстановка квартиры, ставшей однажды сценой для взаимных оскорблений, изменилась настолько, что теперь походила на картинку из зимней сказки. Если бы Саманта не увидела мать, точно решила бы, что ошиблась этажом.
Центральное место в гостиной было отведено огромной елке, на ее лапах лежал снег, мигали серебряным светом бесчисленные лампочки, подсвечивая красивые игрушки и конфеты. На этом чудеса не заканчивались. Книжные шкафы были украшены светящимися гирляндами, под елкой громоздились подарки, завернутые в блестящую бумагу. На белоснежном диване — роскошный меховой плед и декоративные подушки разных размеров.
Саманта не поверила глазам. Потянулась, чтобы их потереть, но вовремя вспомнила о туши на ресницах. Это не сон? Один из гостей прыгает от радости и разглядывает огни? Слово «радость» никогда не ассоциировалось у нее с поездкой к матери на каникулы.
Сюрпризы, однако, и на этом не закончились. На диване, развалившись на подушках, лежал огромный игрушечный олень с замысловатым красным бантом на шее.
Его вытянутая морда и покосившиеся рога показались Саманте самыми прекрасными на свете. Таб, очевидно, думала так же, потому что бросилась к оленю и с такой силой обняла его, что чуть не раздавила.
Саманта посмотрела на сестру, та растерянно пожала плечами.
— Правда? — Гейл стояла в центре комнаты, и Саманта перевела взгляд с племянницы на мать.
Ей кажется или она действительно взволнована?
— Он самый лучший на свете. Бабушка, он твой?
— Он твой, если тебе так нравится.
— Мой? — Таб подпрыгнула и повернулась к Элле. — Мамочка, он мой!
— Да, — выдавила из себя Элла. — Он… замечательный, мама. Я удивлена… Но почему ты…
— Я не каждый день приглашаю внучку на чай, хотела, чтобы день стал особенным.
Почему же внучка для нее важнее детей?
Саманта переступила с ноги на ногу, внезапно ей стало стыдно за собственные мысли. Это праздник для Таб. Она сама беспокоилась, что чаепитие у бабушки расстроит малышку, поэтому должна радоваться неожиданному стремлению матери всех порадовать. Надо оставить прошлое в прошлом, сейчас важно лишь то, что мать приложила такие огромные усилия.
Таб сползла с дивана, не выпуская оленя — почти с нее ростом — из объятий, и посеменила к Гейл.
— Спасибо, бабушка. — Она высвободила одну руку и обхватила ногу Гейл.
Та несколько мгновений стояла неподвижно, затем неуверенно погладила малышку по голове.
Саманта заметила слезы в глазах Эллы, и сердце сжалось. Да, мать всех удивила, но она не советовала бы ей доверять. И сама не доверяла.
После приступов нежности случаются моменты гнева — их мать всегда была такой, они с сестрой отлично это помнят.
— У меня есть кое-что для тебя в кухне, — Гейл обратилась к Таб. — Хочешь посмотреть?
— Да. Но и Рудольф пойдет. — Таб последовала за бабушкой в кухню, а трое взрослых остались стоять в центре комнаты, удивленно переглядываясь.
— Ничего не понимаю, — Элла тряхнула головой. — Только посмотрите на это… — Она окинула взглядом гостиную.
— Я вижу.
— Ты могла себе представить, что она на такое способна?
— Нет, конечно, с какой стати?
Их мать никогда в жизни не делала ничего подобного.
— Я была уверена, что она не представляет, как наряжать елку.
— М-м-м… И олень… Вы когда-нибудь видели более несерьезный, бесполезный, экстравагантный…
— И великолепный подарок, — добавила Элла. — Восхитительный. И нет, я не видела. — Она повернулась к Майклу. — Это не наша мать. Она всегда дарила нам полезные подарки, которые способствовали развитию нужных для жизни навыков.
— Что ж, значит, она несколько изменилась, — Майкл, как всегда, старался быть тактичным.
— Но почему? — Элла не сводила взгляд с мужа. — Почему сейчас?
— Потому что хочет провести с нами Рождество. — Саманта наклонилась, чтобы рассмотреть ближайшую к ней гирлянду, и заметила крошечный ценник. — И она понимает, что действовать надо через внучку. Потому так и расстаралась. — Разумеется, мать сделала все это для Таб.
Майкл задумчиво кивал.
— Даже если так, разве это важно?
Саманта оторвала ценник и смяла пальцами.
— Возможно, нет. Но она, определенно, не сможет продолжать в таком духе. Что тогда будет? — Сердце сжалось при мысли о том, как будет разочарована Таб. Саманта всей душой любила племянницу и не могла позволить кому-то ее обидеть. — Я посмотрю, как там Таб.
Саманта быстро прошла в кухню и увидела малышку, держащую в руках человечка из пряничного теста в глазури.
— Тетя Сэм, это тебе… — Таб толкнула пальчиком фигурку, та скользнула по столу, оставляя за собой капельки глазури. — Попробуй.
Саманта послушно откусила кусочек.
— Очень вкусно. — Действительно восхитительно. — Где ты их купила, мама? — Надо будет прихватить с собой коробку в офис, сотрудники будут в восторге.
— Нигде. Сама испекла.
Саманта вовремя подхватила выпавший изо рта кусочек.
— Сама? Сама вот это испекла?
— Да. Я, конечно, немного утратила навыки, но, по моему, получилось вкусно.
Утратила навыки? Формулировка предполагала, что раньше мама готовила часто. Саманта попыталась вспомнить, когда та пекла что-то вместе с ними или хотя бы для них, но не смогла.
У Таб вышло положить в рот только половину, остальное осталось на столе, а что-то упало на пол. Зная патологическую страсть матери к чистоте, Саманта ждала, когда та взорвется или возьмет тряпку и начнет убирать крошки. Но нет, ничего подобного не произошло.
Саманта взяла нож и соскребла самую большую лужицу глазури.
Таб подхватила кусочки шоколада и сделала глаз пряничному человечку.
— Мы с мамочкой тоже печем, — сообщила она. — И ты пекла со своей мамочкой?
Пауза показалась невероятно долгой.
— Да, — наконец произнесла Гейл, — да, пекла.
Нож выпал из рук Саманты и приземлился на пол.
— А что тебе нравилось печь больше всего? — не унималась Таб и приделала человечку третий глаз. — Я люблю делать кексики.
— А я делала пряничных человечков, таких как эти.
Со своей мамой. Бабушкой Саманты.
Наверное, если бы мать принялась голой танцевать прямо в кухне, дочь была бы меньше удивлена.
О родителях матери ей было известно только то, что те умерли, когда она училась на первом курсе колледжа. Однажды она нашла фотографию Гейл с матерью и отцом, но все вопросы были мгновенно пресечены, а фотография исчезла.
Таб с усердием продолжала начатое.
— Я хочу испечь их с тобой, а не просто украшать глазурью.
— Это легко можно устроить. Ты очень красиво все сделала, молодец. Хотя у этого парня три глаза.
— Я хотела, чтобы он лучше видел.
— Интересная мысль. — Гейл добавила глазури в том месте, где она стекла на стол. — Может, добавим цвета?
— Я хочу сделать ему красную шапочку.
— Тогда давай делать. Саманта, — Гейл подняла глаза на дочь, — красный пищевой краситель в шкафу. На верхней полке. Ты нам не поможешь? Саманта?
Та подчинилась, двигаясь словно робот, достала бутылочку и протянула матери.
— Полагаю, ты сама справишься, — сказала Гейл, протягивая краситель Таб, и та с радостью его взяла.
Саманта немного расслабилась. Поведение матери стало более привычным, она всегда заставляла детей делать все самостоятельно.
Ты никогда ничему не научишься, Саманта, если я все буду делать за тебя.
Она вздрогнула, когда Таб вылила столько красителя в глазурь, что картина стала напоминать место преступления.
Гейл же широко улыбнулась:
— Красивый цвет. Молодец!
— Мне нравится красный, — кивнула Таб, намазывая глазурь на голову пряничного человечка. — А почему у тебя одежда черная, бабушка?
— Потому что я деловая женщина и люблю выглядеть строго.
— А почему сейчас ты не на работе? — Таб задумалась и откусила кусочек пряника. — Черный — очень грустный цвет. Тебе никогда не хотелось стать похожей на русалку?
Гейл опешила.
— Ну, не могу сказать, что да…
— А ты попробуй. Когда у меня яркая одежда, настроение тоже яркое.
— Обязательно запомню.
— Мама! — выкрикнула Таб, заметив в дверях Эллу. — Мама, смотри, как здорово!
Майкл подошел к дочери и широко улыбнулся:
— Вы замечательно подготовились, Гейл. Приятно, что Таб нравится.
Саманте показалось, что мать мысленно выдохнула с облегчением, будто ждала слов одобрения.
— Я буду печь с бабушкой на Рождество. В домике, куда мы едем, будет кухня?
Все разом повернулись и посмотрели на Саманту.
— Да, — прохрипела та. — Кухня будет. Надеюсь, гостям позволяют ею пользоваться.
Гейл переложила украшенный Таб пряник на тарелку.
— Ты сможешь их уговорить. Такие вещи у тебя отлично получаются.
Саманта вздрогнула. Похоже, ей предстоит провести рождественские каникулы в Шотландии в обществе матери и человека, перед которым ей невообразимо стыдно.
Какая радость.
Приобрести книгу можно по ссылке