Приемное родительство: как я себе его представляла и как все оказалось на самом деле. Часть 6. Две девочки: любовь и прочие неприятности
- Часть 1. Сбор документов
- Часть 2. Выбор ребенка
- Часть 3. Детдом
- Часть 4. Дом после детдома
- Часть 5. Боевые действия
Когда я только думала о выборе ребенка, в Школе приемных родителей и опеке мне рекомендовали смотреть на детей младше собственных. Говорили, что чем больше разница в возрасте, тем лучше. Безусловно, это не лишено смысла. Логично, когда вновь прибывший ребенок оказывается самым младшим: в идеале старшие ребята начинают его опекать, а он и рад. Сплошь и рядом случается, конечно, что никакая разница не спасает: старшие ревнуют и злятся, даже если изначально они были настроены вполне благожелательно. Требовать от ближних бесконечной доброты и терпения все ж не слишком разумно — ну да, надеешься на лучшее, а там уж как выходит. В любом случае, мы нарушили рекомендуемый порядок: наша новая девочка была на десять лет старше одной моей дочки и всего на полгода младше другой.
Больше всего я боялась, что новая девочка будет обижать мою маленькую дочку. Мне чудились страшные сцены: она щипает ее, пока я не вижу, пугает, дразнит, прячет ее игрушки. Малышка рыдает, а девочка делает вид, что она тут ни при чем. Еще и в детдоме предупреждали, что малышей девочка не любит. И я сама была свидетельницей — там же, в детдоме, — как наша девочка довольно сильно пнула пробегающую мимо малышку — походя, просто по привычке (если бы задумалась, наверняка сдержалась бы, все же ей тогда хотелось производить хорошее впечатление). Так что за свою двухлетнюю доверчивую дочку я очень переживала.
Как оказалось, совершенно зря. Никаких гадостей новая девочка ей не делала. Видимо, она с самого начала решила для себя, что эта малышка — некое священное животное. И связываться с ней себе дороже, лучше ее просто избегать. Я переживала, как малышка примет новую девочку, но выяснилось, что она ее просто не замечает. В ее жизни мало что изменилось. Да, малышка выучила еще одно имя, но она никогда не подходила к новой девочке, ни о чем с ней не разговаривала, не предлагала поиграть. Девочки просто игнорировали друг друга. Раньше бы я думала, что такого рода игнорирование — болезненное и нездоровое явление. И люди, живущие в одной квартире, не могут не взаимодействовать, иначе в этом будет какой-то надрыв. Но выяснилось, что еще как могут. И никакого тебе надрыва, вполне спокойные отношения. Да, новая девочка ни разу за всю нашу совместную жизнь не взяла малышку на руки, не провела с ней наедине и минуты, не сказала ей ни одного доброго слова. Но малышке и без этого хватает внимания, она не страдает.
Я волновалась и за старшего, шестнадцатилетнего мальчика. Он был не в восторге от моих усыновительских затей, тяготился общением с родной двенадцатилетней сестрой (она бойкая, общительная, приставучая, а он погруженный в себя флегматик), и я переживала, что его будет напрягать постоянное присутствие в доме еще одной активной девочки с не самым простым характером. Но оказалось, что мой мальчик так плотно живет своей жизнью и настолько занят своими делами, что он тоже почти не заметил перемен. Его напрягала только моя взвинченность, а с новой девочкой он взаимодействовал, может, не слишком охотно, но вполне вежливо и мило. Помню, я попросила его сводить сестер в кино — и была уверена, что он откажет, сославшись на «скучно и жалко времени». Но он как-то запросто сводил. И в дальнейшем с новой девочкой у него совсем не возникало конфликтов — не могу вспомнить ни одного. Опекать ее сын не рвался, особого интереса к ней не испытывал, над ее повадками иронизировал, но если что-то надо — да пожалуйста, уроки проверит, велосипед вынесет, в бассейн отведет.
Так что привыкание к новой девочке моего шестнадцатилетнего сына и двухлетней дочки прошло как по маслу — все оказалось лучше, чем я думала.
Зато старшая моя дочка, которая упоенно мечтала о новой сестре, миллион раз пересмотрела программу с участием нашей девочки, рассказывала мне о том, что влюбилась в нее с первого взгляда и видит во сне только ее, и фактически уговорила меня взять ее из детдома (сама бы я не решилась, нет), радовалась ее появлению самое большее месяц. Дочка так много себе придумала и напланировала, что разочарование было неизбежным — и превзошло все мои опасения. Я пыталась предупреждать ее о том, что так будет, но что за прок стоять на пути у высоких чувств.
Возможно, во всем виноват еще и злосчастный переходный возраст с его поисками себя, перепадами настроений и общим расколбасом. Конечно же, психологи считают его отягчающим обстоятельством для принятия ребенка в семью, а мы не вняли советам переждать. Но у меня есть знакомые, у которых переходный возраст так и не закончился. А есть те, у которых его вроде и не было. В общем, как-то особо с ним носиться меня не тянуло.
Старшая дочка всегда была доброй, открытой, нежной, внимательной к другим. И со своей новой сестрой она поначалу взяла очень приятный тон, все ей рассказывала и показывала, была весела и участлива. На какое-то время девочки настолько сблизились, что спали в одной кровати, мылись в одной ванне и уверяли, что понимают друг друга без слов. Это было немного стремно, но в целом трогательно. Однако тогда же стало ясно, что это и довольно разрушительно: во-первых, в экстазе близости девочки в основном безудержно хохотали, прыгали, орали и крушили все вокруг. Во-вторых, эта близость достигалась колоссальной подстройкой моей старшей дочки под нашу новую девочку. Она стала говорить с ее интонациями, переняла ее жесты и словечки, захотела так же одеваться и играть в те же игры, причем для обеих девочек все, что они делали, было явным регрессом, они скатились в своем поведении в детсадовский возраст. Если они не прыгали, то расчесывали куколок, кормили плюшевые игрушки, ползали на четвереньках, тявкая и мяуча, и наблюдать за ними было даже страшновато. Обеих хотелось встряхнуть, привести в чувство. Но девочки так сияли и так радостно говорили о том, что они теперь лучшие подруги...
Поначалу девочки настолько жгуче сливались, что я стала относиться к ним как к единому целому. Я даже стала звать их общим именем — симбиозом их настоящих имен. Вдобавок мне казалось важным подчеркивать равенство девочек — как если бы я обижала новую девочку, напоминая ей о том, что она с нами недавно. Все мы делали вид, что она с нами давно, что они с моей кровной дочкой чуть ли не близнецы. Теперь я думаю, что это было большой ошибкой. Детдомовские дети приучены к строжайшей иерархии, никакое равенство им неведомо — убеждая новую девочку в том, что она такая же, как моя дочка, я вовсе не поддержала ее морально, как думала, а подняла ее вверх по иерархической лестнице, укрепив ее властные позиции в нашей семье. Все чаще приемная девочка командовала кровной. А через какое-то время она вступила с моей старшей дочкой в открыто конкурентные отношения, доказывая, что она ничем не хуже ее — и уж точно сильнее.
Приемная девочка стала грубить кровной, она могла ее внезапно стукнуть, подставить подножку (и хохотать, как иначе), взять без спроса и испортить какие-то важные для той вещи, то есть делать все то, чего я боялась по отношению к малышке! А главное, она стала подставлять ее в разговорах со мной. До какого-то момента девочки были едины: вместе хулиганили, вместе и отпирались, и даже выгораживали друг друга — это было симпатично. Но, укрепив свои собственные позиции, приемная девочка раз за разом стала сдавать сестру. Причем как-то хитро, пока той нет рядом: «Я вам этого не говорила, но она схватила бутылку с водой и собирается вылить ее из окна подъезда на соседского парня. А я нет! Я вообще была против! Я лучше чаю с вами попью! Обожаю пить с вами чай! Особенно вот так вдвоем». Я чувствовала, что происходит что-то не то, но не всегда могла разобраться в ситуации — меж тем получалось, что мы пьем чай, шутим, все так славно и интимно, а кровная дочка тем временем ждет нашу девочку в условленном месте, обижается, что той долго нет, бежит домой ее искать и видит, что та никуда не спешит, а сладко воркует с мамашей.
Кровная дочка оказалась ко всему этому совершенно не готова. Она прочитала много трогательных книжек про сироток и была настроена дружить и заботиться. Ее вырастили в той системе координат, когда воспитанная мартышка непременно должна предложить свой банан соседу. Помните этот мультик про мартышку, слоненка, удава, попугая и бабушку, которая занимается их воспитанием? Там не было ни слова о том, что же делать, если сосед ест первый, второй и третий из вежливо предложенных тобой бананов, а потом говорит: «А что у тебя еще есть? Тащи все, пригодится! А не притащишь, тресну». Ситуацию отягощало и то, что, когда девочки хулиганили вместе, я делала больше замечаний кровной дочке. Имея в виду, что приемная может быть не в курсе наших правил, но от своей-то я такого не ожидала. Девочки понимали это иначе: раз приемной позволено больше, значит, ее статус выше. Да и вообще она мне очень нравится. Я тогда часто говорила новой девочке, как она мне нравится, — ну как же, важно ведь ее поддержать! Кровной дочке я говорила о своих нежных чувствах двенадцать лет подряд, а тут мне нужно наверстать упущенное. И вещей новой девочке я покупала больше — у моей-то есть все, а у этой почти ничего. Конечно, хочется ее побаловать!
В итоге в какой-то момент кровная дочка обреченно сказала мне, что, видимо, я давно имею к ней какие-то претензии, чем-то она меня не устраивает. И теперь я нашла ей замену. По всему видно, что новую девочку я обожаю: что бы она ни вытворяла, все сходит ей с рук. Иное дело — своя, ее я жучу за любую ерунду. Я покупаю новой девочке штучки, которые не покупала своей, и разрешаю ей то, чего своей никогда не разрешала. Похоже, кровная дочка мне уже не нужна — ее место в моем сердце заняла другая. Я была ошарашена. Подобный расклад совершенно не входил в мои планы.
— Так она у нас пока немного гость, понимаешь? — сказала я. — А с гостями всегда обходятся церемоннее, чем со своими домашними. Ради них кладут красивую скатерть и вытаскивают спрятанную коробку конфет.
— А когда она уйдет? — спросила дочка. — Ну, раз она гость, она же должна уйти? А мы бы зажили по-прежнему.
— Да никогда она не уйдет, ты что! — ответила я.
— И что, моя жизнь теперь навсегда превратилась в ад? Я теперь ее служанка? Нет, я понимаю, что ее ты любишь больше, чем меня, но можно вы хотя бы не будете обниматься у меня на глазах?
Напоминать о том, что именно дочка полюбила ту девочку с первого взгляда, не было никакого смысла. Какая уж тут любовь, если твое место в мамашином сердце занимает твоя бывшая лучшая подруга, определившая тебя в служанки.
Я резко дала задний ход. При любом удобном случае стала подчеркивать, что кровная дочка взрослее, ответственнее и я ей абсолютно доверяю. Я ее дольше знаю, люблю уже много лет, безмерно ценю и уважаю. Я стала разрешать и покупать кровной дочке больше, чем приемной. Поднимала ее по этой противной иерархической лестнице всеми возможными способами. Приемная девочка надулась и смирилась. Кровная немного подуспокоилась, но в ней будто что-то надломилось — вся эта история влюбленности с последующим разочарованием ее сильно невротизировала.
Характерно, что поначалу я очень боялась обидеть нашу новую девочку, и к любой ситуации, связанной с эмоциями, относилась как к крайне сложной. Я ставила себя на ее место, и мне казалось, что ее переполняют самые разные чувства. Собственно, кровная моя девочка необыкновенно эмоциональна и чувствительна, и я привыкла по умолчанию наделять такой же чувствительностью всех окружающих. Выяснилось, однако, что у приемной девочки вместо радуги эмоций есть две краски: черная (они против меня, пугаюсь, злюсь) и белая (они за меня, расслабляюсь, веселею) — ну и оттенки серого, когда скучно. Разговоры о сложных чувствах, переживаниях, привязанностях, влюбленностях, оттенках отношений совершенно выбивали ее из колеи.
Увлекаться и как-то интересоваться людьми она в сущности не умела, любое взаимодействие строила на удобстве того или иного человека для ее целей — и прекрасно, надо сказать, выходило, без лишних-то сантиментов. Поэтому история о том, как разладились ее отношения с новой сестрой, для нашей девочки была прежде всего о том, как та сначала признавала ее лидерство, а потом перестала — разумеется, при поддержке мамаши, сама-то бы не отважилась. Обидеть нашу девочку было практически невозможно: оказалось, что самая заурядная обида составлена из множества эмоциональных красок, которых у девочки просто нет. Расплакаться — нет, никогда, ну только если сильно ударишься. Зато моя кровная дочка бесконечно обижалась и плакала, и в большинстве случаев приемная девочка ее абсолютно не понимала.
Охарактеризовать взаимные чувства девочек на данном этапе мне трудно. Скажем так: они привыкли друг к другу, но с демонстративным облегчением выдыхают, когда им не нужно быть рядом. Между ними так много напряжения, что, кажется, можно заряжать батарейки. Но при этом иногда они друг без друга явно скучают — кто их поймет! Я до сих пор не знаю даже, что наша девочка имеет в виду, когда говорит о том, как сильно она меня любит, — видимо, что-то в духе «Слава тебе, о могущественный покровитель! Заботься обо мне получше и непременно имей меня в виду при распределении ресурсов!»
Можно порассуждать о том, что у людей вообще все не так просто с любовью. Но тут-то все как раз слишком просто. Безусловно, никакой вины нашей девочки в этом нет: с ней происходило так много плохого, что ее чувства притупились, иначе бы она не выжила. Перейти из режима выживания в режим обычной жизни ей очень трудно. Не тянуть на себя одеяло, уступать, делиться, просто замечать других — для нее это сложнейшие задачи. Я вижу, как она старается, борясь с инстинктивным желанием схватить лучший кусок и наподдать остальным. Победить это желание для нашей девочки настоящий подвиг.
Изначально девочки жили в общей комнате, все делали вместе, находили у себя схожие черты, одинаково одевались и требовали, чтобы им покупали одно и то же. Сейчас они живут в разных комнатах и подчеркивают, насколько они непохожи. Они почти ничего не готовы делать вместе — ну разве только поиграть в мяч или настольные игры при условии, что есть и другие участники. Приемная девочка ведет себя с кровной очень ровно — иногда грубовато, но в целом адекватно. Кровная может в любой момент закатить скандал, в случайных словах и поступках приемной девочки она видит очередное покушение на свое место в мамашином сердце и семейном гнезде, и укоризненные и разъясняющие беседы помогают далеко не всегда.
Но светлые минуты, конечно, случаются — иногда девочки мило болтают, играют и смеются. Ситуации Приключения (ура, мы заблудились!), Поручения (надо купить молоко, бананы и яблоки) или Тайны (кто был этот странный человек?) превращают их в довольно сплоченную команду. А уж как их сближают страхи! Даже крошечный паук способен бросить сестер друг другу в объятья. Опять же — переходный возраст. Не теряю надежды, что, когда он пройдет, все наладится — с божьей помощью и при участии нашей собственной доброй воли.
Продолжение следует