Последний бой Монсона

Когда-нибудь спина доконает Джеффа Монсона. Она то немеет, то ноет, то ее скручивает — ни на секунду не забудешь. Боль никогда не оставляет Монсона, двукратного победителя ADCC Wrestling Wolrd Championship и чемпиона мира по бразильскому джиу-джитсу — ни во время 12-часового перелета из США в Москву (уже которого по счету?), ни в гостинице «Славянка» на Суворовской площади, где Джефф живет уже почти год. Золотые буквы «Служба размещения» над ресепшеном, справа полка с журналами, среди которых книга об истории ГУЛАГа, стоит долго посидеть — ну вот, снова ноет.

Старые травмы, они такие — когда начинаешь заниматься борьбой еще в школе, не угадаешь, какая травма аукается тебе в 45, пока ты вместе с членами военно-патриотического движения «Белый кречет» стоишь посреди спортзала в городе Кириши, Ленобласть, и в рамках бесплатного семинара показываешь свои любимые приемы. Спина Джеффа Монсона ныла весь день 27 мая, пока он участвовал в Дне города Кириши. Старые травмы, они такие — бывают не только у тела и надолго не отпускают. Идешь ли ты вместе с жителями Киришей и членами КПРФ по главной улице города, катаешься ли с молодыми патриотами на военном уазике, позируешь ли со своими фанатами — никуда не деться. О, да, а число российских фанатов у Джеффа Монсона выросло так, что он себе и представить не мог. Всего за год убежденный анархист стал одним из главных кумиров патриотически настроенных россиян, поддерживающих Донбасс и недолюбливающих собирательный образ Запада. Он, конечно же, не первый иностранец, завязавший роман с Россией. Был еще Жерар Депардье, с помпой получивший в 2013 году российское гражданство, но его квартира в Грозном давно пустует, Бельгия ему милей, а вот Джефф Монсон настроен куда серьезнее.

Он фотографируется с депутатом-коммунистом Валерием Рашкиным, смотрит парад 9 мая с трибуны на Красной площади, носит георгиевскую ленту и выходит на демонстрационные бои под песню «Вставай, Донбасс». Пока спину скрючивает, Монсона снимают в телешоу про танцы и готовят к запуску его собственную передачу на Russia Today. Но что он здесь забыл? Россия — это просто тот берег, к которому его прибило течением? Или то место, где 100-килограммовый боец по прозвищу Снеговик пытается снова собрать себя по частям?

Утренний «Сапсан» затормозил у пахнущей после влажной уборки пылью платформы Ленинградского вокзала. 14-й вагон, из которого должны появиться Монсон и его менеджер, опустел, а спортсмена все не видать. Наконец Джефф появляется: майка с Бушем и подписью International terrorist, спортивные шорты, шлепанцы, потрепанная, как и его лицо после поездки, бейсболка. В руках — по спортивной сумке с георгиевскими лентами на лямках, и квадратные настенные часы с символикой КПРФ. Менеджер Джеффа Маршалл Коминс идет следом, едва справляясь с двумя красными зонтами-тростями с партийной символикой. Еще несколько месяцев тесных отношений Монсона и коммунистов, и зонтов с часами хватит, чтобы построить полноценную римскую черепаху, ощетинившуюся часовыми стрелками против мирового капитализма.

КПРФ появилась в жизни Монсона благодаря Маршаллу Коминсу, который работает с ним с конца 2015 года. «Джефф сам ко мне обратился, решив, что спортивный менеджер — это слишком узко. Ему хотелось чего-то большего, больше общественной активности. Он понимает, что может дать России больше. Ну, и Джефф — коммунист, поэтому логично, что он так быстро нашел общий язык с КПРФ», — объясняет Коминс, пока Монсон пытается преодолеть путь от вагона до выхода с платформы. Получается плохо, хоть коммунистические часы он выдал мне — тащить две сумки с больной спиной все равно сложно. Но главное, что каждый шаг борца сопровождается просьбой о совместном селфи — к Монсону спешат мужчины в поло с поднятым воротничком и модных очках, немолодые усачи с борсетками, подростки. Я быстро сбился со счета, но пока мы дошли от вагона до дверей такси, Монсону успели пожать руку и сфотографироваться с десяток раз. Монсона знают и таксисты, которые лихо возят нас целый день по городу — всем хочется быстрее добраться до пункта назначения, чтобы попросить об автографе и совместной фотографии.

В первый раз Россия встретила Джеффа Монсона не так гостеприимно. «В тот год случилось вообще все плохое, что могло случиться», — говорит он, пока мы сидим в ресторане уже родной ему «Славянки». Тогда, в 2011 году, еще и речи не шло о том, чтобы завязывать со спортом. Монсон выступал в UFC — компании Ultimate Fighting Championship, крупнейшем в мире промоутере и организаторе боев по смешанным правилам. У Джеффа все шло неплохо: за поединок еще не платили баснословные деньги, но несколько десятков тысяч долларов за бой — вполне ничего. Он гордо носил свое прозвище Снеговик, полученное во время выступлений в Абу-Даби в 1999 году, когда боец расправился с четырьмя соперниками, одним за другим, и, словно снежный ком, с каждым раундом становился все сильнее и страшнее. В октябре 2011-го Джефф своими татуированными ручищами придушил на турнире Sprawl’n’Brawl 8: Return of the Cyborg британца Пола Тейлора, а тут еще и поступило предложение века — переходить из UFC в M-1 Global и драться с Последним Императором, легендарным Федором Емельяненко. 20 ноября 2011 года «Олимпийский» гудел, в зале сидел главный фанат Емельяненко Владимир Путин, явка была стопроцентной, все было отлично. Три раунда, 15 минут — и Монсон покидает ринг со сломанной ногой, кровь из разорванной губы заливает вытатуированный на животе череп с подписью No Masters, с трибун несется свист. О его адресате тогда долго спорили: кто-то счел, что свистели Путину, который пошел на ринг поздравлять Емельяненко, его пресс-секретарь Дмитрий Песков уверял, что свистели Монсону. Какая разница? Для Джеффа это был полнейший провал. «То есть плохо было вообще все: моя мама вдруг заболела раком, ей стало еще тяжелее. Бой, который я хотел выиграть, закончился сломанной ногой. Я стоял в раздевалке полностью раздавленный», — даже сейчас, когда Монсон говорит об этом, он едва сдерживает слезы, и это не преувеличение.

Тишину в раздевалке «Олимпийского» нарушил телефонный звонок. На проводе был главный зритель боя, Владимир Путин. «Он поблагодарил меня за демонстрацию настоящего русского характера и пожелал приезжать еще. Сказал, что мне всегда будут рады», — вспоминает Монсон. На следующее утро позвонили в его гостиничный номер в Hilton Leningradskaya: на входе ждал посетитель. Спустившись, Монсон обнаружил маленького старичка со свертком. «Он услышал, как я говорил в интервью про маму, и решил принести мне икону в подарок. Простой старик, узнал, где я живу, и решил меня поддержать. Я правда такого не видел нигде», — и Монсон уже не стесняется смахивать слезы. Но возвращаться в Россию он не хотел, а следом за московским провалом ждал еще один: UFC, который он покинул, чтобы его измутузил Емельяненко, стал куда более востребованным и за бой стали платить почти по миллиону долларов, но Монсона там уже никто не ждал.

Сейчас, когда мы видели Джеффа Монсона в танцевальных шоу на «Первом» и в обнимку с депутатами КПРФ, трудно представить, что известный боец раньше был маргиналом и в лучшем случае иконой только для российских антифашистов. В 2011 году, когда он приезжал драться с Емельяненко, они успели даже затащить его на свой самодельный семинар по боевым искусствам. Организовывал его Алексей Сутуга, он же Сократ, он же — политзаключенный по версии правозащитной организации «Мемориал», с 2014 года отбывающий трехлетний срок за якобы нападение на двух националистов. «Это было круто: приехал Монсон, показывал приемы, потом на семинар резко приехали эшники. Долго вызнавали, кто, чего и зачем, но никого не задержали. Джефф тогда повеселился», — вспоминает участник того семинара. В 2013 году Монсон записал видеообращение в поддержку другого антифашиста и «болотного узника» Алексея Гаскарова. «Этот человек сражается за вашу свободу, которая кажется вам такой дешевой, пока вы ее не лишитесь», — говорил он.

Второй раз попытать счастья в России Монсон решил в том же 2013 году, но вы об этой попытке вряд ли слышали. Оно и неудивительно: тогда о георгиевских лентах, традиционных ценностях и прочем показном патриотизме речи еще не шло. «Но я вдруг понял, насколько мне нравится Россия. Ее люди, природа. Москва мне поначалу не нравилась: шумная, громкая», — Монсон ждет, пока официант бара при гостинице «Славянка» принесет ему его первое блюдо: гигантский пивной стакан, наполненный молоком. В его татуированной ручище с выбитыми костяшками стакан выглядит скорее как стопка. В 2013-м Джефф и заявил впервые, что хочет отказаться от американского гражданства в пользу российского. Америку, мол, на ринге представлять стыдно — фашистское государство.

— Серьезно? Вы не подумайте, что я как-то специально хочу вас переубеждать, но тут, мягко говоря, тоже не все в порядке со свободами, — говорю Монсону, пока тот в пару глотков расправляется со своим литром молока.

— А я знаю. Но посмотрите, в чем разница, — отвечает Монсон. — В США тебе можно все: говори, что хочешь, делай, что хочешь, веди любой бизнес. Но вот когда дело доходит до денег, тогда-то и наступает хрень. Моя дочка спрашивает: папа, чего ты новую машину не купишь? Я говорю, что мне надо взять кредит, а я не хочу: возьму десять тысяч, а они потребуют пятнадцать. И знаете, что мне ответила дочь? — Монсон выжидает, это явно его коронная история. — «Ну тогда вызови полицию, это же воровство!» Понятно? Даже моя маленькая дочь все про это понимает! — Монсон выглядит торжествующе, у меня в ответ еще с десяток аргументов в жанре «да, но».

— Да, Джефф, но у нас тут тоже капитализм, причем жестче, чем где бы то ни было: если ты близок к государству, то у тебя есть деньги, если нет — возникнут проблемы.

— Да здесь у вас, — отвечает боец, — вообще тоже все не слава богу, но коммунистической душе в США больнее, чем в России.

Коммунистом Джефф Монсон стал еще в колледже, тогда же увлекся и Россией. Это, в общем, расхожая история: лекцию ему читал приглашенный профессор из Индии, рассказывавший о мировом неравенстве, социальном дне и бездонной пропасти между бедными и богатыми. Тогда же Монсон понял, что коммунизм — это наиболее естественный для человека политический строй. «Я стал много читать, в том числе и о России, о ее социалистической модели. Но я прекрасно понимаю, что СССР — это был вообще не коммунизм. Людям не становилось лучше от того, что под видом коммунизма возник культ», — рассуждает боец.

Читая «Капитал» в начале нулевых, когда спорт уже постепенно становился его профессией, Джефф даже представить не мог, что в результате окажется в России. «Моей главной работой была работа психолога, я занимался с трудными подростками, я не думал даже, что буду ездить по миру», — говорит он. Выбираться за пределы тихого городка Олимпия, штат Вашингтон, Монсон и не собирался, но спортивная карьера шла в гору, его приглашали на бои то в Бразилию, то на Филиппины. Там, наблюдая по дороге к своей четырехзвездочной гостинице спящих на картонках и просящих милостыню людей, Монсон окончательно решил, что спорт спортом, а политический активизм важнее. «Я же в тюрьме три месяца отсидел: нарисовал на Капитолии граффити против войны в Ираке. Если б написал “Вперед, США”, то точно отделался бы штрафом и все. Но это же лицемерное государство», — в общем, понятно, почему человек в майке против Буша и критикующий США в итоге стал так популярен среди простых россиян.

События на Донбассе были в этом смысле подарком всем тем, кто любит ссылаться на иностранцев, поддерживающих Россию и выступающих против собирательного образа Запада. В сентябре 2014 года в Саранске на ринг против бойца Дмитрия Титкова Монсон вышел под композицию «Вставай, Донбасс!». Он и сейчас готов повторить. «Всегда и во всем виноваты политики. То, что происходит на Украине, ужасно. И я считаю, что людей на Донбассе, простых людей, нужно поддерживать. Россия тоже ведет себя не лучшим образом, но правда: люди всегда важнее», — рассуждает Монсон. Да, использовать регулярную армию тайком — не очень хорошо, отсылать «на подвал» за инакомыслие — тем более, но важней всего люди, повторяет он. И про Россию Монсон тоже все понимает: «Инфраструктура — дерьмо, дороги — тоже, права и свободы, дикий капитализм — это все здесь есть. Но я никогда не встречал таких людей, как русские, они прекрасны».

Кажется, все предпочитают слышать лишь часть из того, что говорит Монсон, только хорошее — про Россию и только плохое — про Запад. Камера номер один, камера номер два, свет, звук, три, два, один, снимаем. Монсон стоит посреди ринга, но на нем не бойцовские трусы, а темный классический костюм поверх майки. Он мрачно смотрит в камеру, в левом углу экрана появляется фото его «оппонента». Дмитрий Энтео, основатель движения «Божья Воля», ненавидит ЛГБТ, выступает против абортов — все эти факты высвечиваются напротив фото бородатого православного активиста. Вот и он сам. На фоне Монсона располневший Энтео все равно смотрится щуплым и мелким. Снеговик поворачивается к нему: «Что ж, добро пожаловать на мою передачу». Примерно так выглядит тизер собственной передачи Монсона, которая в августе начнет выходить на телеканале Russia Today — ну как они могли пройти мимо? «Энтео мне показался странным, — вспоминает Монсон. — Ты можешь что угодно говорить про Иисуса, как угодно оправдывать свои поступки, но давай-ка так: он никогда и никого не призывал кого-либо бить. У Энтео реально какие-то дикие проблемы с геями, с искусством. Так просто нельзя, христианство — это не ненависть. Я ему так и говорил». Спрашиваю у Монсона как ему, критикующему американские лживые СМИ, сотрудничество с RT? Отлично, говорит, хоть канал и занимается пропагандой. «Слушайте, ну про Америку они говорят объективные вещи», — добавляет Монсон.

Проектом с Russia Today особенно доволен Маршалл Коминс. Чтобы Снеговика стали везде звать и узнавать на улицах не только как того парня, которого побил Емельяненко, потребовался не спортивный, а медиаспециалист, и Коминс в этом смысле знает о создании репутации все. Раньше, рассказывает Маршалл, пока Монсон уходит в номер переодеваться, у него была небольшая газета в Польше, но вообще он долгое время специализировался на работе с африканскими бизнесменами и политиками, помогая им избавляться от мрачного информационного шлейфа, тянущегося за ними. Теперь вот работает в России, но тоже по Африке. Вместе со вторым пиарщиком Монсона Дмитрием Ермолаевым он владеет агентством инвестиций в Африку. «В частности, мы сотрудничаем с африканскими странами на предмет снятия санкций. Я считаю, что сейчас тот самый момент, когда Россия могла бы возобновить утраченные в советское время деловые связи с африканской стороной, мы могли бы быть друг другу полезны», — говорит он. Эти же тезисы Коминс повторяет и в другом статусе — руководителя отдела по связям с общественностью и инвесторами ЗАО «Нефтеперерабатывающий завод Кириши-2»; Дмитрий Ермолаев — второй руководитель этого отдела. Сам завод находится в Киришах, куда недавно ездил Монсон, и принадлежит отцу Ермолаева, Андрею Ермолаеву — бывшему партнеру Геннадия Тимченко по компаниям «КИНЕКС» и Urals Moscow. Если открыть официальный сайт инновационного НПЗ, то в разделе «Пресс-центр» можно найти с десяток статей за авторством Коминса и Ермолаева о необходимости делового сближения с Африкой.

Именно поэтому, закончив общаться в «Славянке», мы с Монсоном и его менеджером едем в посольство Зимбабве. «Проведаем старого друга, Джефф его тоже очень любит», — обьясняет Коминс, когда мы грузимся в такси под восторженные взгляды очередного водителя. В конце поездки очередная просьба о селфи и автографе, а пока машина петляет по субботним полупустым улицам. Спина не дает Монсону сидеть спокойно, он ерзает на заднем сиденье, сползая на пол, вертится, из-под задирающихся шорт виднеются профили Ленина, Маркса и Энгельса на массивном бедре.

Резиденция посла Зимбабве неподалеку от Мытной улицы с флагами различных африканских государств на балконах больше похожа на обычный многоквартирный дом, где у всех жильцов разом начался какой-то национальный праздник. На проходной снова радость узнавания: Монсон забыл паспорт, но охранники говорят, что пропустят его и так, они же знают, кто он. Иногда начинает казаться, что ходишь по улице не со спортсменом, а натурально с Филиппом Киркоровым.

В квартире посла Зимбабве Майка Николаса Санго аскетичная обстановка. В прихожей на полу установлены флаги России и Зимбабве, на стене висит портрет президента Роберта Мугабе — довольно комплиментарный; Мугабе родился в 1924 году, а портрет сделан явно больше 30 лет назад. Майк Николас Санго одет в цветастую национальную рубаху, белые брюки и теннисные кеды. Расположившись на белом диване вместе с Монсоном, он рассказывает, как санкции влияют на Зимбабве, фоном в телевизоре идет репортаж Би-би-си о сирийских беженцах.

Монсон подробно расспрашивает Майка Николаса Санго о возможном снятии санкций с Зимбабве (только в результате смещения Мугабе, то есть никогда), рассказывает, что считает чемпиона ММА Коннора Макгрегора слишком переоцененным бойцом («Да он просто несет всякое дерьмо и хороший пиарщик»); и рассказывает, как долетел. Я сижу в кресле по соседству и думаю, что едва ли этот день мог продолжиться более странно. «Как с боями? Еще планируешь?» — интересуется посол. Монсон вздыхает и говорит, что едва ли: возраст и травмы дают о себе знать, на восстановление может уйти неделя. Даже последний бой в Екатеринбурге с Иваном Штырковым до сих пор дает о себе знать. Россиянин вскоре после гонга повалил американца на пол метким ударом в челюсть, а закончил поединок болевым. На все ушло не больше 30 секунд, а синяк под глазом Монсона только заживает. Он говорит, что не рассчитывал, что бой будет на сто процентов контактным и всерьез — якобы перед поединком обсуждалось, что он будет демонстрационным и развлекательным, не больше.

От посла Зимбабве Монсон уходит довольным. «Этот парень столько всего знает. Надеюсь, все же доеду в Африку в скором времени, мы с Маршаллом это планируем», — говорит он. На обратной дороге приходится несколько раз останавливаться — все та же спина. Увидев перила у входа в один из подъездов, Джефф ковыляет к ним и, пытаясь размять поясницу, облокачивается на них, отчего становится похож на большого старого медведя. Какие уж тут бои.

Но если не ринг, то что? Монсон говорит, что хочет расплатиться с Россией и россиянами за их гостеприимство. Сначала в Москве, а потом и в регионах он хочет открыть бесплатные спортзалы для проблемных детей. «Я понимаю, что здесь и так огромное количество проблем, но можно же делать хотя бы небольшие дела, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию», — такую фразу легко мог бы произнести кто-нибудь из героев «Большого города» и «Афиши» времен Сергея Капкова, но сейчас ее говорит огромный татуированный коммунист. Почему не в США, где тоже есть обездоленные дети? Да потому что там это станет просто бизнесом, а помощи малоимущим — никакой.

Помощи в организации спортзалов Монсон ждет от КПРФ. Иллюзий насчет партии у Монсона нет: «Я знаю прекрасно, почему они так плотно со мной общаются, фотографируются. Скоро выборы, я же не идиот». О том, что КПРФ довольно далека и от классических представлений о коммунизме, Монсон тоже в курсе, но пусть будет такой контракт: пиар-мощности Снеговика в обмен на административное содействие партийцев в организации бесплатных спортзалов.

Он правда всего этого хочет? Его идеализм настолько велик, что ему нравится мотаться между Москвой и Олимпией, встречаться с депутатами, которые вряд ли вспомнят о его существовании после выборов? Не жалеет ли он о том, что спортивная карьера кончилась? Нравится ли ему берег, к которому его прибило, на котором от былой жизни ничего не осталось? Ведь и семейной жизни тоже больше нет: со второй женой Монсон воспитывает детей, живет под одной крышей, но их отношения закончились. Нужно перестать об этом думать и просто ответить младшей дочери на смс: «Я люблю тебя еще больше». Депардье есть куда уезжать из грозненской квартиры, Монсону, в общем, уже нет. Остается только заново найти себя — здесь, в России. Спортзалы для детей? Неплохо, если получится. Но что он знает наверняка, так это то, что в конце концов он переедет в Сибирь. Да, именно туда. «Те города напоминают мне Олимпию: тоже очень тихие, все всех знают, там спокойно», — резиновые вьетнамки Монсона шлепают по разогретой московской плитке в сторону кафе. Ужин, тренировка на ночь, потом домой, в «Славянку». И не думать ни о чем, кроме того, что через несколько часов массажист, наконец, разомнет ему эту чертову спину.

Автор — корреспондент ИД «Коммерсант»