Необычный кросс длиною в жизнь. Юрий Никулин в цирке, кино и на войне

Дед Мороз и хлеб с сахаром

Начало XX века. Идет тяжелая, кровопролитная Гражданская война. Она катком проезжает по стране, разрушает семьи и планы на будущее. Вот и Владимира Никулина, отца знаменитого актера, мобилизовали в Красную армию с третьего курса, не дав доучиться на юридическом факультете. Закончить обучение он так и не сможет. Оказавшись по службе в небольшом городке Демидове, расположенном в Смоленской области, он, уже перед самой демобилизацией, познакомился с актрисой местного драматического театра Лидией Германовой. Молодые люди понравились друг другу, поженились, да так и остались в этом городе.

Очень скоро Владимира уже знал весь город. Он собрал первую футбольную команду и организовал передвижной театр, который назвали Театром Революционного юмора. Революция и Гражданская война резко изменила городскую жизнь в России, в частности театральные и цирковые труппы перестали разъезжать по городам, и демидовцы буквально изголодались по зрелищам, поэтому новый театр пользовался большой популярностью. А Владимир был для него всем: писал постановки, выпускал живые газеты — в 20-е годы читать умели далеко не все и это был способ донести до граждан новости в театрализованной форме, — а также сочинял сатирические куплеты на злободневные темы и сам же исполнял их со сцены.

Семья жила бедно, а когда 18 декабря 1921 года родился маленький Юрий, стало совсем тяжело. От постоянного недоедания у матери пропало молоко, и спасли семью только удачные гастроли театра. За них Владимир получил мешок крупчатки — белой пшеничной муки, который обменяли на козу, чьим молоком и выкормили мальчика, Демидов был полусельским городком, и свои маленькие участки в нем были почти у всех. Но все-таки, несмотря на полуголодное существование, семья жила счастливо и поддерживала друг друга. Маленького Юру опекали и очень любили. Как-то в новогодние праздники Юра день за днем оставлял валенок за порогом. Елку тогда, как дореволюционный религиозный пережиток, в домах не ставили. Конечно, ни о какой рождественской истории речи не шло, но в Деда Мороза ребенок верил свято, и тот не подводил — каждую ночь оставлял в валенке сладости или игрушку. Но однажды мальчик обнаружил утром завернутый в обрывок бумаги кусок хлеба с сахаром и побежал к папе.

— Это что? Дед Мороз с ума сошел, что ли?

— Да… Надо будет мне поговорить с Дедом Морозом, — ответил отец.

И, судя по всему, поговорил. На следующую ночь Дед Мороз положил в валенок пряник в форме рыбки.

Самое яркое впечатление

В 1926 году семья переезжает в Москву. По программе уплотнения шестикомнатную квартиру друга Владимира по институту решили превратить в коммунальную и подселить к нему незнакомую семью. Тот решил, что пусть уж лучше это будет семья его друга, написал отцу Никулина, предложил переехать и, может, даже восстановиться на юрфаке. Восстановиться не получилось — не хватило времени, а вот переехать удалось.

В столице Владимир продолжал писать интермедии, конферансы, репризы, частушки и фельетоны в газеты «Гудок» и «Известия». Печатали его не то чтобы часто, во многом потому, что он бился за каждую букву и очень не любил, когда его редактировали. Иногда приходилось подрабатывать платными уроками, но в целом семья как-то устроилась.

Однажды Владимир подготовил пятилетнему сыну сюрприз. Вот как вспоминает об этом сам Никулин.

«— Юра, пошли погуляем.

Сначала мы долго ехали на трамвае, потом шли пешком. А отец все не говорил, куда мы идем. Наконец подошли к огромному зданию, у входа в которое толпилось много людей. Отец, отойдя от меня на секунду, — он, как потом выяснилось, купил билеты с рук, — вернулся и торжественно объявил:

— Ну, пойдем, Юра, в цирк!»

Первый поход в цирк оглушил мальчика. Из блистательного представления он почти ничего не запомнил, разве что кроме гигантских слонов и трех клоунов, на которых мальчик смотрел разинув рот. Юра немедленно решил стать клоуном, и мама сшила ему костюм, в котором он вскоре отправился в гости к девочке из их двора, у которой устраивали костюмированный вечер. Юра запомнил, что когда клоун падает — это смешно. И потому первым делом упал. Но никто не засмеялся. Тогда он упал еще раз. И еще раз. Было очень больно, но Юра так старался, что одна женщина тихо спросила у мамы: «Он у вас что, припадочный?» Короче говоря, первый выход оказался провальным. И сколько еще будет таких неудач, прежде чем Юрий Никулин обретет всесоюзную славу.

Смех на войне

8 ноября 1939 года в 23.00, в точности как значилось в повестке, призывник Юрий Никулин прибыл в военкомат. Когда на следующее утро новобранцы грузились в машину, он услышал крик: «Юра!» Это был отец — как оказалось, он простоял всю ночь на улице в ожидании сына. Тот помахал ему рукой на прощание — на большее уже не оставалось времени. Никто из них не знал, что они расстаются на долгие семь лет.

Финскую войну Никулин практически не застал. Он попал в зенитную батарею, охранявшую Ленинград, и боевые действия прошли мимо него. Когда Юрий уже собирал свой дембельский чемодан, началась Великая Отечественная война.

Первое время солдат кормили сравнительно исправно, и о голоде в городе он узнал только лишь тогда, когда на батарею к ним пришла женщина и спросила знакомого бойца, нет ли у них остатков еды. Ей дали дали полбуханки хлеба — женщина долго благодарила, а потом разрыдалась. Такая реакция показалась бойцам странной и пугающей. Но уже после праздников 7 ноября 1941 года солдатский паек резко сократили, потом отменили второе на обед, а вскоре наступил настоящий голод.

Солдаты полка, в котором служил Никулин, от голода и истощения начали страдать куриной слепотой. При этой болезни человек при недостаточной освещенности в лучшем случае видит лишь силуэты, а в худшем фактически теряет зрение. Ситуация дошла до того, что на одну зенитную батарею давали одного полноценно зрячего, который вел «слепых» на позицию и наводил пушку. А восемь бойцов подтаскивали снаряды и заряжали орудие практически на ощупь.

Никулин сохранял чувство юмора даже в самые тяжелые моменты. В своих мемуарах он вспоминал:

«В трудные годы в короткие часы и минуты отдыха мне часто помогало чувство юмора. Вспоминаю такой эпизод. Всю ночь мы шли в соседнюю часть, где должны были рыть траншеи. Темно, дождь, изредка вспыхивают осветительные ракеты. Пришли мы на место измученные, промокшие, голодные. Худой майор подошел к нашей группе и спросил:

— Инструмент взяли (он имел в виду лопаты и кирки)?

— Взяли! — бодро ответил я за всех и вытащил из-за голенища сапога деревянную ложку.

Все захохотали, майор тоже. Настроение у нас поднялось».

Однажды вдвоем с напарником Никулин нес пакет в штаб, и внезапно началась бомбежка. Оба бросились на землю. И тут Юра говорит товарищу: «Сашка, бомбежка кончится, по бабам пойдем?» Оба хохочут, а вокруг рвутся снаряды.

В 1944 году, после ранения и возвращения на фронт, во время кратковременного отдыха, выданного войскам в связи с взятием Риги, Юрия вызвал к себе замполит и предложил организовать самодеятельность, чтобы развлечь солдат. Тот сразу взялся за дело — обошел батареи, нашел более-менее способных ребят, организовал хор, привлек аккордеониста, придумал номера и разработал общий сценарий. Премьера «шоу» прошла весьма успешно, несмотря на то что сам Никулин, обремененный организационными хлопотами, был от него не в восторге.

«В те дни немало говорилось об открытии ученых по расщеплению атомного ядра, и мы придумали сценку. Я появлялся на сцене в своем диком костюме с громадным молотком в руках. Остановившись, поднимал что-то невидимое с пола и, положив на стул это “что-то”, бил по нему молотком. Стул разлетался на куски. Вбегал партнер и спрашивал:

— Что ты здесь делаешь?

Я отвечал совершенно серьезно:

— Расщепляю атом.

Зал раскалывался от смеха (до сих пор не могу понять: почему так смеялись?)».

Неизбалованная публика, мечтавшая хоть ненадолго забыть об ужасах войны, с удовольствием смеялась и аплодировала. Никулина и его коллектив стали приглашать в другие части на «гастроли» и выступать со сцены городского театра.

В поисках амплуа

После войны Никулин решил, что для него открыты все двери. Он фронтовик, талантлив, умен, в армии все ценили его чувство юмора. Однако у профессиональных актеров и членов приемных комиссий мнение оказалось другое. Во ВГИКе был огромный конкурс. Юра прошел первый тур, но на втором ему объявили, что в нем, конечно, что-то есть, но вот для кино он не подходит и его вряд ли будут снимать. А в ГИТИСе Никулин завалился на последнем испытании, потому что комиссия посчитала, что для его типажа нет места на курсе. Затем его забраковали в театральном при Малом театре, и в конце концов почти в каждом училище Москвы. Не то чтобы никто не замечал в нем таланта: все соглашались, что в парне что-то есть, но только не здесь и не сейчас. В итоге Никулина взяли только в театральную студию в Ногинске, но она существовала на полулегальном положении и не могла предоставить официального трудоустройства. Скорее, это был кружок. Никулина даже вызывали в милицию, как тунеядца, и, узнав о его затруднениях, предлагали пойти работать к ним.

И тут, как часто бывает, в дело вмешался случай. Юрий с отцом обожали кроссворды и отстаивали большие очереди, чтобы купить «Вечернюю Москву», где в каждом выпуске можно было поотгадывать слова. И вот как-то раз обнаружили объявление о наборе в студию клоунады при цирке на Цветном бульваре.

Мама идею не поддержала: цирк — это как-то не солидно, не то что театр. Отец, наоборот, считал, что у сына будет больше свободы самовыражения и меньше сковывающих традиций. Конкурс был 800 человек на 18 мест, и, несмотря на ожесточенную конкуренцию, Юрий прошел отбор. Такой наплыв, кстати, не в последнюю очередь был из-за того, что в цирке платили стипендию 500 рублей — гигантские по тем временам деньги. Больше в вузах не получали нигде. На последних курсах круглые отличники получали 400 рублей. Но стране, пережившей чудовищную войну, в которой бушевал массовый голод, нужно было отвлечься, и денег на цирки не жалели.

В цирке Никулину улыбнулась удача. Он попал к одному из лучших клоунов в СССР Михаилу Румянцеву, знаменитому Карандашу. Ему нужны были помощники в сценки, и выбор пал на Никулина. Сюжет первой репризы был прост. Карандаш вытаскивает из зала двух зрителей и учит их кататься на лошади. Зрители боятся, они растеряны и испуганы, кататься не умеют, и с ними все время происходят комические истории. Одним из зрителей как раз и стал Никулин. На репетициях ему открылось, что за внешней простотой и шутовством скрывается напряженнейшая работа.

«Репетируя "Сценку на лошади", я впервые испытал на себе, как трудно рождается клоунада, как тщательно она делается. Карандаш приходил на репетицию с листком бумаги в руках. Видимо, он заранее продумывал сценарий выступления, необходимые или возможные трюки, текст к ним и все это записывал. Все, что он придумывал, пробовалось по несколько раз. Я и мой напарник ощущали себя простыми пешками: стояли там, куда нас поставил Карандаш, по команде падали, по команде двигались. Все распоряжения выполняли, не обсуждая их. Однажды я сказал:

— Наверное, главное, Михаил Николаевич, чтобы публика не узнала, что мы артисты?

А Карандаш на это резко ответил:

— Вы еще не артисты. Главное, чтобы публика не узнала, что вы свои».

Через два месяца сценку на лошади впервые показали на выступлении, а потом постепенно шлифовали, пока она не стала одним из коронных номеров. Никулин втягивался в жизнь цирка и даже решил вместе со вторым ассистентом Карандаша попробовать поставить собственную репризу. Ее сценарий, кстати, разработал отец Никулина, а называлась она «Натурщик и Халтурщик». Публика кое-где смеялась, циркачи поздравляли с успехом, но сам Никулин понимал, что это совершенно не уровень цирка на Цветном. Первый блин вышел комом.

После выпуска курса Карандаш предложил Никулину с напарником стать его ассистентами на полную ставку. Сокурсники предлагали отказаться — они ведь теперь и сами клоуны, но Юрий понимал, что без своего репертуара, без реквизита, с одним полуживым номером клоунами им не стать. Он согласился, и так в его биографии начался новый этап.

Долгое время Юрий мучительно искал свое лицо. Публика не смеялась и не реагировала, как он ни бился. Он пытался копировать других клоунов, которые всегда вызывали смех, но учитель сказал ему, что так не получится. «Они — это они, а ты — это ты». Медленно, шаг за шагом, Никулин нащупывал комичные моменты, учился чувствовать публику и ее настрой. Постепенно стал вырисовываться образ флегматичного клоуна, умело использовавшего паузы и игравшего почти без грима.

Цирковая жизнь давалась невероятно тяжело, но зато она помогла ему найти свою любовь. Все началось с очень необычной маленькой лошадки, которую Карандаш нашел на конюшне сельскохозяйственной академии. При в целом нормальном для лошади строении у нее были удивительно короткие ноги, что делало ее похожей на гигантскую таксу. Карандаш уговорил зоотехников передать лошадку в цирк, а нескольких девушек из академии, которые в свободное время присматривали за лошадьми, попросил обучить ее самым простым трюкам. Одна из них, Таня Покровская, понравилась Юрию, и он пригласил ее на вечернее выступление, во время которого с ним произошел несчастный (на поверку оказавшийся самым что ни на есть счастливым) случай: он замешкался, и лошадь, которую не успели вовремя остановить, сбила артиста, да еще и прошлась по нему копытами. Никулина увезли в Институт Склифосовского, а вскоре туда стала приходить Таня — принести передачу и поддержать, и уже через полгода они поженились.

Никулин закончил выступать с Карандашом и начал попытки собственных выступлений с Михаилом Шуйдиным — в дуэте с ним он так и будет работать до конца жизни. Одна реприза называлась «Наболевший вопрос», а вторая — «Маленький Пьер», которую снова помог поставить клоунам отец Никулина. Это был первый успех дуэта. В «Вопросе» Никулин показывал, что потерял голос на бесконечно долгом совещании, а Шуйдин все пытался понять: как? И Юрий «объяснял» на огромном деревянном макете знака вопроса, ставя его ребром, поднимая вверх, обтесывая и так далее. В конце концов Шуйдин спрашивал: а что обсуждали-то? И Никулин отвечал: «Вопрос об экономии рабочего времени».

Во второй репризе мальчишка-беспризорник, роль которого вскоре стала играть жена Никулина, расклеивал антивоенные листовки, а двое полицейских долго и уморительно его ловили.

Неподходящий для кино

В 1958 году Никулин разговорился со сценаристом Владимиром Поляковым, который неожиданно спросил у него:

«Слушай, хочешь подзаработать? Сейчас по нашему с Борисом Ласкиным сценарию ставится фильм "Девушка с гитарой". Там есть два эпизода, на которые никак не могут найти артистов. Хочешь?»

Так с маленькой эпизодической роли в жизни Никулина появилось кино. Правда, фильм в целом был принят прохладно, но эпизоды с Юрием вполне удались, его заметили и вскоре предложили новую роль. Молодой и практически неизвестный режиссер Гайдай в рамках киносборника «Совершенно серьезно» снял короткометражку «Пес Барбос и необычный кросс». Так родилось легендарное кинотрио Советского Союза: Трус, Балбес и Бывалый.

Зимой 1961 года картина вышла на большой экран и имела совершенно невероятный успех. Ее смотрели по всему Союзу, копии заказали более чем в ста странах. Картина дала путевку в кино режиссеру и Никулину, на которого неожиданно обрушилась всесоюзная слава.

В том же году ему предложили главную роль в полнометражном фильме «Когда деревья были большими». Роль эта открыла Никулина с совершенно неожиданной стороны. Клоун и Балбес великолепно раскрылся в амплуа драматического актера, чего не ожидал никто. Дело в том, что манера игры клоуна на манеже, с преувеличенной мимикой и жестами, на крупном плане выглядит топорно и неестественно. Однако Никулин сумел перестроиться и выглядел абсолютно органично, что в кадре, что на арене. Причем перестраиваться ему приходилось буквально на лету. Днем он снимался в тяжелой драме, в которой жил жизнью опустившегося человека; через чужую трагедию, принятую близко к сердцу, его герой вставал на верный путь. А вечером Никулина отвозили в цирк. Полчаса отдыха на диване — и веселый клоун уже смешил публику в цирке.

После были «Самогонщики», к слову, снятые по цирковой репризе Никулина, потом «Операция "Ы" и другие приключения Шурика» и «Кавказская пленница». Фильмы имели колоссальный успех, но это были последние работы трио. Гайдай решил, что творческий союз себя изжил, и, как оказалось, он был прав. Куда бы ни пытались вставить знаменитую троицу, везде она казалась инородным телом: что в «Сказках русского лета», что в «Семи стариках и одной девушке».

Всего Никулин снялся в более чем сорока фильмах, ярко играя как комедийные роли — того же Балбеса или Семена Семеновича Горбункова из «Бриллиантовой руки», так и глубоко трагические роли, как в «Двадцать дней без войны» и «Они сражались за Родину». Не брезговал он и эпизодами, раскрашивая своей игрой маленькие роли. Одним из любимых советскими зрителями кинообразов Никулина стала роль лейтенанта милиции в фильме «Ко мне, Мухтар». Мало кто знает, что во время съемок этой картины в семье Никулина произошла трагедия.

На съемочной площадке Никулину передали телеграмму, в которой сообщили о болезни отца. Артист рванул в Москву, даже не переодевшись, прямо в милицейской форме. Оказалось, у Владимира Никулина накануне случился инфаркт. Вот как вспоминал об этом его сын:

«Я сидел у постели отца, смотрел на него и, как говорится, молил Бога, чтобы все обошлось. Отец спросил меня, как снимают собак в фильме, как мне работается. Потом задремал. Я прямо разрывался. Оставаться? Уезжать? На съемках дорого обходится простой. Отец отпустил: "Езжай, мне уже лучше…"

Я уехал. Утром меня снова вызвали. В больницу я попал, когда отца уже увезли в морг. Врач сказал: "У вашего отца был не инфаркт, а инфарктище. Даже если бы мы вытащили его, он был обречен на тяжелую старость, все время бы лежал".

…После похорон отца я вернулся под Каширу. Съемки картины продолжались. Отец не успел посмотреть этот фильм. Он умер в шестьдесят шесть лет».

Оглядываясь назад

Свою жизнь Юрий Никулин видел так: «Моя профессия — смешить людей, вызывать смех во что бы то ни стало. Когда мой сын, в то время еще малыш, тяжело заболел и врачи опасались за его жизнь, я выступал в Ленинграде по три раза в день (шли школьные каникулы). Все время я думал только о сыне. По нескольку раз в день звонил домой и спрашивал о здоровье мальчика. Но все эти дни я твердо знал, что в одиннадцать тридцать утра начинается первое представление и на нем будет около двух тысяч детей, пришедших посмеяться над клоунами...»

Самый знаменитый клоун Советского Союза — Юрий Никулин проработал в цирке на Цветном, который сейчас носит его имя, ровно 50 лет. Его знают и любят уже несколько поколений зрителей, в честь него открывали памятники и выпускали марки. Параллельно он снялся во множестве комедийных и драматических фильмов, став одним из символов советского кино. Это абсолютно уникальное явление: Никулин — единственный в мире человек, который успешно совместил выдающуюся актерскую и клоунскую карьеру. Он пронес смех через всю свою жизнь, даже в самые тяжелые и страшные моменты сохраняя удивительную способность смеяться и смешить людей.

Авторы: Семен Аксенов, Никита Дешевых

Источники:

Юрий Никулин. Почти серьезно… — М.: АСТ, 2019 г.

Раззаков Ф. И. Самый добрый клоун: Юрий Никулин и другие… — М.: Эксмо, 2012.

Иева Пожарская. Юрий Никулин. — М.: Молодая гвардия, 2010.