Николай Горинович: изуродованный революционер, ставший праведником

Детство и революционная юность 

Николай Горинович родился в 1855 году в Немирове. В юности жил в Волынской губернии и в Киеве. Его воспитывали в православной вере, но во время обучения в гимназии Горинович отошел от религии. Свой юношеский атеизм он позднее объяснял влиянием среды: интеллигенция того времени воспринимала веру как нечто формальное — и Николай перенял это отношение.

Гимназию Горинович не закончил, решив поступить на военную службу. Однако уже через год его разжаловали из-за конфликтов с командованием. К этому времени семья Гориновича, которая и так жила небогато, совсем разорилась. Младших детей содержала престарелая мать — она работала сестрой милосердия в военном госпитале. 

Чтобы получить профессию, Горинович пытался сдать экзамен на звание народного учителя, но провалил его. Матери он соврал, что на учебу все же поступил. Когда обман вскрылся, она выгнала его из дома и приказала найти себе занятие где-нибудь подальше от ее глаз. 

Тогда Горинович стал скитаться по южным губерниям Российской империи. У него не было никакой одежды, кроме формы отставного юнкера. Горинович писал, что из-за этой формы на него смотрели с подозрением. По той же причине его отказывались брать на работу. 

Помогла Николаю случайность: одним днем он встретил на улице социал-революционера, который был знаком с его семьей. Этим случайным человеком оказался Петр Федорович Ларионов — он был распорядителем конспиративной квартиры, в которой проживали социалисты.

Так, не имея представления об этой идеологии, Горинович поселился у своих новых товарищей в 1874 году. Там он много общался с молодыми революционерами, занимался чтением подпольной литературы и быстро поверил в левые идеи. В той же коммуне проживала Екатерина Брешко-Брешковская — бабушка русской революции, половину жизни просидевшая в тюрьмах за антигосударственную и террористическую деятельность, а после февральской революции — в царских покоях Зимнего дворца по протекции Керенского.

Одним из главных обычаев революционеров того времени было хождение в народ: молодые люди одевались в крестьянскую одежду и отправлялись ходить по деревням, пропагандируя идеи левой революции. Брешко-Брешковская так пересказывала одно из своих незатейливых выступлений: 

— Приказывает Господь народу своему напасть на города и жилища купцов, помещиков <...> и разорять их до основания, поганых же злодеев вешать и резать, а имущество их награбленное делить поровну между собою. Тогда люди будут жить мирно и дружно и у каждого будет достаточно своего. Бейтесь с ними до тех пор, пока ни единого не оставите в живых. Аминь.

Арест и покушение

В народ Горинович ходил недолго — уже во время второго «странствия» его арестовали. Пропаганда социалистических идей приравнивалась к антигосударственной деятельности, и полиция хотела, чтобы он выдал своих товарищей. 

Поначалу Горинович отказывался свидетельствовать против них, но после трехмесячного заточения в одиночной камере согласился дать чистосердечное признание. В своей автобиографии он рассказывает, что за информацию полиция дала ему свободу, но вскоре он снова был привлечен к суду по делу о распространении преступной пропаганды, так называемом «процессе 193». 

Опасаясь, что суд приговорит его к каторге, Горинович принял решение бежать в Болгарию. В то время в стране гремело восстание, и Николай хотел присоединиться к повстанцам. Чтобы организовать бегство, он обратился к своим старым товарищам-революционерам. Он был наивно убежден, что революционеры простят его за свидетельства против них. Но под ложным предлогом они направили его в Одессу. На деле, естественно, никто не собирался прощать предателя — социалисты намеревались убить его.

Организовали покушение будущий лидер меньшевиков Лев Дейч и некий «харьковский студент». В автобиографии «Он любит меня» Горинович вспоминал произошедшее так: 

«Но не прошли мы и нескольких шагов после этого, как харьковский студент сбил с меня шляпу, и вместе с этим посыпались удары какого-то тупого оружия. Дейч в это время зажимал мне рот и приказывал мне не кричать. Ошеломленный ударами по голове и сбитый с ног на землю, я потерял силу, но сознание ни на минуту не оставляло меня, и мысли работали с изумительною быстротою <…> Наконец я спросил их­­: ”За что?“ — ”Шпион“, прошептал Дейч, и эти слова, и незаслуженная обида поразили меня окончательно. Сначала мне очень хотелось крикнуть, что они врут, но, рассудив, что это будет бесполезно, я продолжал молчать, приготовясь к смерти, в скором наступлении которой я не сомневался <…>  ”Скорее“, приказал студент Дейчу, и я приготовился умереть, ожидая выстрела или удара кинжала. Но вместо выстрела хлопнула пробка и Дейч стал лить мне на голову какую-то едкую жидкость с сильным запахом, и я понял, что со мной делается что-то ужаснее смерти. Затем, ударив меня еще несколько раз по голове, харьковский студент и Дейч бежали, считая меня, вероятно, мертвым».

Предполагая, что Горинович мертв, Лев Дейч облил его лицо серной кислотой, чтобы труп нельзя было опознать. Далее есть два варианта истории: сам Горинович писал, что остался в сознании и смог обратиться за помощью, но его дочь рассказывала, что Гориновича без сознания нашли случайные люди.

Так или иначе, Горинович, уже ослепший, был доставлен в больницу и в ходе многочисленных допросов рассказал полиции все обстоятельства и причины дела. Дейч с соратниками были объявлены в розыск и позднее задержаны. «Харьковского студента», которого звали Виктор Малинка, повесили по совокупности обвинений, а Дейч смог бежать за границу. Чуть позже его поймали в Германии и выдали России, он провел на каторге 13 лет по делу о покушении на Гориновича.

Тем временем, после покушения Николай пролежал в больнице год и четыре месяца. Там он познакомился с Еленой Разумовской, сестрой милосердия, которая позднее станет его женой.

«Процесс 193» и религия

Идущего на поправку Гориновича стали вызывать в Петербург на «процесс 193». В перерывах между допросами и судебными заседаниями он содержался в разных больницах, и слепота явно сказалась на состоянии его рассудка:

«Моя болезнь, да и все происшедшее со мной озлобило и ожесточило меня в высшей степени, так что я стал недоверчив к людям и положительно не допускал возможности искреннего сочувствия или сострадания. <...> Да, я ненавидел весь мир, все человечество до того, кажется, что мог бы злорадствовать, узнав, что всему миру, кроме меня, грозит неизбежная гибель». 

Гориновича регулярно вызывали на допросы, но по состоянию здоровья он содержался в больницах, а не в тюрьме. Был предварительно приговорен к ссылке в «любую отдаленную губернию, кроме сибирских». Суд ходатайствовал об отмене приговора в связи с признанием вины и свидетельства против других обвиняемых. Но его дело завершилось до окончательного решения суда: Александр II провел амнистию по случаю своего восхождения на престол в 1878 году, и двадцатитрехлетний Горинович был помилован.

Во время пребывания в Петербурге Горинович попал в ночлежный дом Юлии Засецкой, богатой и религиозной девушки, участвовавшей в движении евангельских христиан. В рамках благотворительной деятельности она давала приют всем обездоленным. Именно там Гориновича впервые посетил проповедник, который стал время от времени беседовать с ним о вере. Благодаря этим визитам и чтению Евангелия с местными сестрами милосердия Горинович поверил в Бога. Мысль о том, что он не один в своей беде, дала ему надежду на дальнейшую жизнь.

Он присоединился к протестантскому движению очень быстро, и его история напоминает биографию Василия Пашкова — одного из главных участников движения евангельского пробуждения в Петербурге. Пашков тоже жил безбожником, но, встретившись с миссионером Гренвилем Редстоком и услышав его молитву, тут же уверовал. После этого эпизода Горинович станет преданным последователем Пашкова, поклянется жить и трудиться на ниве Божьей. Сам Горинович так рассказывал о встрече с миссионером:

«Слезы радости душили меня от восторга и сознания того, что Господь любит меня, меня, который не знал и не хотел знать Его. Я чувствовал и верил, что он по слову своему простил все грехи мои ради страдания за меня сына своего и радовался как получивший великое богатство. С этого дня я начал новую жизнь, сделался другим человеком, поверил в милосердие Божье ко мне и его неизреченную любовь ко всем человекам».

Дальнейшая жизнь

Привыкнув к новой жизни, Горинович женился на сестре милосердия, которая ухаживала за ним в течение года в больнице. Позднее он отправился в Кенигсберг, тогда еще бывший частью Германии. Там он прошел обучение в заведении для слепых и получил специальность учителя. Большую часть жизни Николай провел с женой на юге России, воспитал восьмерых детей и до конца жизни преподавал в школе для слепых.

В рамках религиозной деятельности Горинович проводил духовные проповеди. Он рассказывал о потерянности, мучениях и спасении, которое нашел в религии. Его сестра Елизавета вышла замуж за Германа Фаста — миссионера, одного из центральных деятелей периода евангельского пробуждения. Фаст издавал несколько религиозных журналов, в которых Горинович иногда публиковал собственные тексты. Самую известную его работу, автобиографию «Он любит меня», издало Общество поощрения духовно-нравственного чтения, организованное Василием Пашковым. Кроме этого, Горинович занимался составлением книг для слепых — в первую очередь это касалось религиозных текстов. 

Николай Горинович умер 12 января 1912 года. Последние дни его жизни прошли в окружении семьи и ближайших друзей за чтением молитв и в разговорах о его жестокой и трогательной жизни.

Автор: Алексей Королев