Запретить нельзя печатать. Как появился самиздат

Цензура против вольнодумцев

Самиздат как явление появился в Советском Союзе. Но сам феномен распространения запрещенных мыслей и идей существовал задолго до XX века. Такое производство и распространение литературы было неразрывно связано с цензурой — явлением едва ли не столь же древним, как само общество. Те, кто обладал властью, испокон веков пытались навязать остальным людям определенный образ мыслей или правильную трактовку тех или иных событий. Один из самых знаменитых философов древности Сократ был приговорен судом к смерти: «повинен в том, что развращает юношество». Его ученик Платон, который в своем диалоге «Государство» пытался развить формулу идеального общественного устройства, замечал, что идеальное государство обязательно должно следить за «творцами мифов»:

— Разве ты не знаешь, что во всяком деле самое главное — это начало, в особенности если это касается чего-то юного и нежного. Тогда всего более образуются и укореняются те черты, которые кто-либо желает там запечатлеть.

— Совершенно верно.

— Разве можем мы так легко допустить, чтобы дети слушали и воспринимали душой какие попало мифы, выдуманные кем попало и большей частью противоречащие тем мнениям, которые, как мы считаем, должны быть у них, когда они повзрослеют?

— Мы этого ни в коем случае не допустим.

— Прежде всего нам, вероятно, надо смотреть за творцами мифов: если их произведение хорошо, мы допустим его, если же нет — отвергнем. Мы уговорим воспитательниц и матерей рассказывать детям лишь признанные мифы, чтобы с их помощью формировать души детей скорее, чем их тела — руками. А большинство мифов, которые они теперь рассказывают, надо отбросить.

И если такое явление, как цензура, существовало до Римской империи, то само понятие и институт цензуры пришли к нам именно оттуда. Цензоры появились в Риме в середине V века до н. э. и обладали широкими полномочиями. Они следили за государственным строительством, распределяли финансовые потоки и, самое главное, контролировали надзор за нравственностью в обществе. Цензор мог исключить любого гражданина даже из высшего государственного органа — сената за неблагонадежные или безнравственные поступки, что уж говорить о простых гражданах.

В средневековой Европе в роли цензора выступала церковь. Настоятели проповедовали нравственность и устрашали простой народ и знать, напоминая им о неминуемом попадании в ад за любое ослушание законов Святого Писания. В Средние века монастыри были и образовательными центрами, университетами того времени — монахи хранили и переписывали древние книги, обучали население грамоте.

Все изменилось в середине XV века, когда немецкий ювелир Иоганн Гутенберг изобрел печатный станок с подвижными литерами. Раньше гравировщик в течение несколько недель должен был кропотливо вырезать оттиск, например из дерева, для печати всего одной страницы — если допускалась ошибка, то вся работа шла насмарку и ее приходилось переделывать. Теперь наборщик мог за час собрать нужный текст и отпечатать его на листе бумаги. За месяц работы можно было создать книгу из пятисот страниц в сотне экземпляров. Производство книг, брошюр и листовок стало дешевле в сотни раз, а печатная продукция наводнила Европу. Образованная публика получила доступ к гигантскому по тем временам массиву информации, а у вольнодумцев и революционеров впервые появилась реальная возможность влиять на все образованное население. Этого было достаточно, чтобы разжечь по всей Европе пожар Реформации. 

В результате кровавых революционных потрясений, свершившихся в Европе с начала XVI и до середины XVII века, католическая церковь уступила позиции на севере, потеряла положение главного цензора и лишилась большей части своей власти. Однако золотой век вольнодумства не мог длиться бесконечно. Институт цензуры нанес ответный удар. Католическая церковь выпустила «Индекс запрещенных книг» — специальный перечень запрещенных к печати и распространению произведений. Аналогичные меры приняли практически все светские правительства. Так в XVI веке в Европе появились институты цензуры, без визы которых запрещалось печатать и издавать любые тексты. Нарушителей закона отправляли на пожизненную каторгу или казнили.

С распространением идей французской революции, в середине XIX века, Европа постепенно отказалась от цензуры и ввела принцип свободы слова. Россия в то же время пошла своим путем: институт цензуры в нашей стране лишь усиливал свои позиции. Точнее, пытался, потому что, как и Европе, идеи вольнодумцев обходили все запреты. Цензура сколько угодно могла запрещать, сокращать и вымарывать произведения, но «Путешествие из Петербурга в Москву» Александра Радищева, «Горе от ума» Александра Грибоедова или стихотворение «Смерть поэта», написанное Михаилом Лермонтовым на смерть Александра Пушкина, в образованном обществе знали и читали.

Погиб поэт! — невольник чести —

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде… и убит!

Взлет тоталитаризма

В начале XX века мир снова стремительно изменился. Индустриализация, первый демографический переход и всеобщая ликвидация безграмотности. В новом веке распространение идей уже не ограничивались относительно небольшой прослойкой общества — информация стала доступна практически каждому человеку. Новые средства распространения информации, в первую очередь радио, удешевление производства печатной продукции, казалось, смогут окончательно оставить цензуру в прошлом. 

Но этого не произошло. Сформировавшиеся, в первую очередь в Европе, тоталитарные режимы претендовали на полный и абсолютный контроль над каждым гражданином. В СССР в первые же годы после прихода к власти большевики устроили такой контроль, который и не снился царскому правительству. Были конфискованы типографии, закрыты все частные печатные издания, а любые объявления, в том числе и реклама, теперь могли быть опубликованы только государственными представительствами. В завершение процесса установления цензуры были созданы Госиздат — государственный орган, который полностью контролировал работу всех типографий страны, — и Главлит — главное управление по делам литературы и издательств, которое определяло, что можно печатать, а что нельзя. В обиход литературной среды вошел новый термин — «залитовать», то есть получить разрешение на публикацию. За строгим соблюдением гражданами цензуры тщательно следило ОГПУ, тот самый орган, который в будущем сольется с НКВД и станет КГБ.

Примечательно, что серьезный удар по свободе мысли нанесли и советские редакторы. Под любым опубликованным произведением стояло не только имя автора, но и человека, который допустил произведение к публикации. И если писатель, вольнодумец, готов был рискнуть и опубликовать текст, в котором пытливый читатель мог бы обнаружить самые разные идеи и намеки, то обычный редактор не был готов рисковать работой и головой, а потому старательно вымарывал всё то, что, на его взгляд, могло опорочить Советский Союз.

Но даже если произведению удавалось пройти советского редактора, это не гарантировало, что оно будет опубликовано. Одно из самых известных произведений Корнея Чуковского «Крокодил» боролось за печать десятилетиями. Залитованная сказка вышла в печать, но 1 февраля 1928 года вдова Ленина Надежда Крупская опубликовала статью, где содержались следующие обвинения:

«Что вся эта чепуха обозначает? Какой политический смысл она имеет? <...> Герой, дарующий свободу народу, чтобы выкупить Лялю, — это такой буржуазный мазок, который бесследно не пройдет для ребенка. Приучать ребенка болтать всякую чепуху, читать всякий вздор, может быть, и принято в буржуазных семьях, но это ничего общего не имеет с тем воспитанием, которое мы хотим дать нашему подрастающему поколению. Такая болтовня — неуважение к ребенку. <...> Я думаю, „Крокодил“ ребятам нашим давать не надо, не потому, что это сказка, а потому, что это буржуазная муть».

Сказку немедленно изъяли из печати, а редакторы и цензоры потребовали у Корнея Ивановича удалить из текста все буржуазное. И так было практически со всеми сказками писателя. В своем дневнике он записывал:

«Самый страшный бой был по поводу “Мухи-Цокотухи”: буржуазная книга, мещанство, варенье, купеческий быт, свадьба, именины, комарик одет гусаром…»

Цензура не обошла ни одного значимого советского автора. В 1967 году писатели-фантасты Аркадий и Борис Стругацкие за полгода создали роман «Обитаемый остров». А дальше последовали два года борьбы с цензурой. Из воспоминаний Бориса Стругацкого:

«В “Неве” (литературный журнал. — Прим. ред.) требовали: сократить; выбросить слова типа “родина”, “патриот”, “отечество”; нельзя, чтобы Мак забыл, как звали Гитлера; уточнить роль Странника; подчеркнуть наличие социального неравенства в Стране Отцов; заменить Комиссию Галактической Безопасности другим термином (аббревиатура!)…

“Что есть телеграфный столб? Это хорошо отредактированная сосна”. До состояния столба “Обитаемый остров” довести не удалось, более того, сосна так и осталась сосной, несмотря на все ухищрения сучкорубов в штатском, но дров-таки оказалось наломано предостаточно, и еще больше оказалось испорчено авторской крови и потрепано авторских нервов. И длилась эта изнурительная борьба за окончательную и безукоризненную идеологическую дезинфекцию без малого два года».

Книга все-таки вышла в печать в январе 1971 года. После этого последовали многочисленные доносы и письма от строгих блюстителей советской идеологии. В результате в течение следующего десятилетия ни одно произведение братьев Стругацких не было опубликовано.

Самиздат в Стране Советов

При всей ситуации с цензурой советские граждане жаждали свежих знаний и идей и готовы были даже пойти на уголовное преступление, чтобы получить доступ к новой и интересной информации. Сотни тысяч людей ловили просочившиеся через систему глушилок западные радиоканалы, на рентгеновских снимках подпольно нарезались мировые музыкальные хиты. Самым распространенным источником идей и мыслей стал самиздат — абсолютно уникальное в мировой истории по масштабу явление.

Забракованные редакторами и цензорами стихи, переводы и произведения недолго лежали в столах и начинали распространяться нелегально. В первые десятилетия советской власти это были в основном рукописные сборники, в первую очередь стихов. К пятидесятым годам самиздатом начинает распространяться проза, в том числе переводная, а в 1960-е все это дополняется философскими, политическими и экономическими статьями. Появляется теневая общественно-политическая жизнь, а самиздат становится, по мнению Александра Даниэля, «второй культурой»: 

«Речь уже идет не о рукописях, отвергнутых цензурой, а о рукописях, изначально не предназначенных для цензуры. Люди начинают „пи︎сать в Самиздат“, как раньше „писали в стол“».

Оценить масштабы распространения самиздата довольно сложно. Большая часть читателей интересовалась стихами и прозой, которую было не найти в магазинах. Советское общество, отвлекаясь от ура-передовиц газеты «Правда», зачитывалось Анной Ахматовой, Николаем Гумилевым, Осипом Мандельштамом. Знакомилось с Джорджем Оруэллом, Антуаном де Сент-Экзюпери и Францем Кафкой. Их произведения переписывали от руки, перепечатывали на машинках и дальше передавали друзьям и знакомым. О тайной деятельности даже слагали анекдоты:

Бабушка для внука перепечатывает на машинке „Войну и мир“, потому что внук ничего, кроме Самиздата, не читает.

«Два приятеля разговаривают по телефону.

— Ты уже съел пирог, который тебе вчера дала моя жена?

— Съел.

— И жена твоя съела?

— Да.

— Ну тогда передай его Мише — он тоже хочет попробовать».

Объем и разносторонность нелегальной литературы поражает воображение. В списке запрещенного были самые разные произведения: от правозащитного информационного бюллетеня «Хроника текущих событий», издававшегося самиздатом в течение 15 лет, до письма Ленина под грифом «совершенно секретно» членам Политбюро от 19 марта 1922 года, в котором рассматривался процесс атаки на православную церковь. В разные года цензуру не прошли ни «Улитка на склоне» Аркадия и Бориса Стругацких, ни «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, ни «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, ни даже «По ком звонит колокол» разрешенного в СССР социалиста, героя войны в Испании и изобретателя термина «пятая колонна» Эрнеста Хемингуэя.

Судьбу самиздата в Советском Союзе можно проследить на примере жизни одного из самых известных советских политзаключенных Александра Гинзбурга. В конце 1950-х он составил и распространил среди друзей и знакомых поэтический сборник  «Синтаксис». В него вошли не прошедшие цензуру стихи Александра Аронова, Всеволода Некрасова, Музы Павловой, Беллы Ахмадулиной, Булата Окуджавы, Иосифа Бродского и многих других. Каждый журнал выходил тиражом 150–300 экземпляров, но сколько с них было снято рукописных копий и как они распространялись дальше — подсчитать невозможно. Однажды, как раз в момент работы над четвертым номером, на квартиру Гинзбурга явился КГБ. Вывезенные из дома издателя материалы заняли половину грузовика, а составитель сборников был осужден на два года.

После освобождения в 1966 году Гинзбург подготовил сборник «Белая книга», в котором были не стихи, а хроника политического процесса против писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Рукопись он лично отнес на Лубянку с предложением обменять ее публикацию за границей на свободу Синявского и Даниэля. КГБ от такого предложения отказался. На судебном процессе составителей «Белой книги» осудили за антисоветскую деятельность. Александр Гинзбург был приговорен к пяти годам лагерей. По итогам уже этого процесса был составлен другой сборник — «Процесс четырех». Примерно такой же путь от стихов до политики проделала сотня диссидентов, основавших в 1960-х годах удивительно мощное правозащитное движение в СССР.

Спецслужбы против самиздата

В СССР пойманных самиздатчиков выгоняли с работы, арестовывали и подвергали карательной психиатрии. В 1970 году Юрий Андропов, в то время председатель КГБ, в докладе для ЦК КПСС отмечал:

«Анализ распространяющейся в кругах интеллигенции и учащейся молодежи так называемой "самиздатовской" литературы показывает, что "самиздат" претерпел за последние годы качественные изменения. Если пять лет назад отмечалось хождение по рукам, главным образом, идейно порочных художественных произведений, то в настоящее время все большее распространение получают документы программно-политического характера. За период с 1965 года появилось свыше 400 различных исследовании и статей по экономическим, политическим и философским вопросам, в которых с разных сторон критикуется исторический опыт социалистического строительства в Советском Союзе, ревизуется внешняя и внутренняя политика КПСС, выдвигаются различного рода программы оппозиционной деятельности. 

Во многих документах пропагандируются идеи и взгляды, заимствованные из политических платформ югославских руководителей, чехословацких дубчековцев и некоторых западных компартий».

Власти старались отслеживать подпольщиков. Абсолютно у всех пишущих машинок, включая антикварные и произведенные еще в Российской империи, был свой инвентарный номер. По нему, как правило, можно было определить владельца. С каждой машинки снимался контрольный образец печати — лист с отпечатком всех символов. Эти образцы хранились в специальной картотеке, каталогизированные по всем возможным параметрам: от длины стандартных интервалов и вертикальных отступов до размеров запятых и точек. Оттиск каждой печатной машинки уникален и неповторим. Имея на руках эти образцы, КГБ за день-два мог точно установить, на какой именно машинке был отпечатан тот или иной текст, кому была продана эта машинка или в каком государственном учреждении она стоит. Поэтому в набор опытного самиздатчика обязательно входил паяльник, при помощи которого весь наборный шрифт печатной машинки и каретки, отвечающие за отступы, обязательно подвергались обработке с целью запутать следствие.

Однако самиздат распространялся среди множества граждан, которые держали рукопись в руках и пальцами перелистывали страницы. Поменять обложку книги, спрятав роман Джорджа Оруэлла «1984» в учебник по квантовой физике, можно, но ведь не будут же все читатели брать самиздат только в перчатках. С каждой попавшей в КГБ рукописи снимали все возможные отпечатки пальцев. Дальше проводили следственные мероприятия, чтобы выловить всю сеть читателей, издателей и распространителей самиздата.

КГБ распространял слухи, пытаясь дезинформацией дискредитировать самиздат и упростить себе работу. Например, говорили о том, что отпечатки пальцев быстро исчезают или что они вообще не остаются на бумаге. А еще что самиздат — это и вовсе провокация КГБ. Кстати, в произведении Джорджа Оруэлла «1984» описана библия подпольщиков — «Теория и практика олигархического коллективизма», которую трепетно передавали как самиздат из рук в руки. В конце романа оказывается, что эта книга была написана властями с целью выявления «мыслепреступников».

Похожим образом в СССР думали немало людей. Из «Записок диссидента» Андрея Амальрика:

«Почтенная писательница Вера Панова считала Бориса Пастернака опасным провокатором за то, что он написал "Доктора Живаго" и вызвал тем самым гнев властей против интеллигенции, часть интеллигенции все Демократическое движение считало провокацией КГБ, в лучшем случае бессознательной. По мнению г-жи Бронской-Пампух, немецкой коммунистки, побывавшей в сталинских лагерях, весь Самиздат — хитрая провокация КГБ для введения в заблуждение заграницы. При этом каждый "подозреватель провокаций" склонен несколько переоценивать важность того клана, к которому сам принадлежит и против которого якобы провокация устраивается».

Преследование распространения самиздата было запрещено подписанными правительством Хельсинкскими соглашениями 1975 года, в которые был включен пункт о правах граждан. Но в действительности в стране победившего социализма на этот пункт никто не собирался обращать внимания. Тем не менее риски не могли остановить жажду знаний. Несмотря на все усилия КГБ, объем изданных текстов только увеличивался. Единственное, что смогло остановить самиздат, — это падение железного занавеса, гласность и перестройка. Цензура в своем советском виде ушла в прошлое, а вместе с ней ушло и уникальное по масштабам явление, которое она породила.

Источники:

Горяева Т. М. История советской политической цензуры. Документы и комментарии. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997

Горяева Т. М. Политическая цензура в СССР. 1917–1991. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009

Русина Ю. А. Самиздат в СССР: тексты и судьбы. — Екатеринбург, УрФУ, 2015

К. Г. Мяло, С. В. Соколов, В. И. Свердлов. По страницам самиздата. — М.: Молодая гвардия, 1990

Левченко И. Е. Проблема цензуры в истории зарубежной общественно-политической мысли. — М., Социально-политический журнал. Вып. 6, 1996

Борис Стругацкий: Комментарии к пройденному. — М.: АСТ, 2018

Корней Иванович Чуковский. Дневник. — М.: Советский писатель, 1994