Художник-абстракционист Алексей Ваулин: Искусство — материя, которая не терпит категоричности
Современное искусство зачастую шокирует, привлекает, оставляет в недоумении и вызывает трепет у неподготовленного зрителя. Художник-абстракционист Алексей Ваулин рассказал «Снобу» о том, как понять современное искусство, чем определяется успех художника, как отличить искусство от неискусства и о тенденциях в развитии этой отрасли
Вы учились в Российской государственной специализированной академии художеств. Чему вы там научились? Как вы сейчас вспоминаете то время?
Я закончил три учебных заведения: художественную школу, Академическое училище памяти 1905 года и Академию. В Академию я пришел уже полностью подготовленным художником. В институте преподавали великолепные педагоги — Олег Николаевич Лошаков и Игорь Попов. Они были продолжателями традиций Ильи Машкова и Архипа Куинджи. Во время учебы у них для меня важнее всего было изучить законы классической живописи, находиться в интеллектуальном и концептуальном контакте с самой традицией и ее носителями. Но все-таки, по-моему, для художника основной институт — это сама жизнь.
Где можно увидеть ваши работы в России и в мире? Какие выставки проходят сейчас и где планируете выставляться в ближайшее время?
На данный момент у меня проходит выставка в Русском музее, в Мраморном дворце. Скоро будет открыта еще одна выставка в Санкт-Петербурге, в галерее Arts Square. Параллельно у меня готовятся несколько проектов в Красноярском музее, в Нижнем Новгороде и даже в Китае. Я выставляюсь по всему миру — в Панаме, Канаде, Испании, Италии, Франции, странах Латинской Америки. Планируются выставки в Объединенных Арабских Эмиратах и в Саудовской Аравии. Сейчас мои работы можно увидеть в галереях Москвы, в частности в P.S. Grig Art и в галерее Ирины Богатиковой. Мои давние партнеры в организации различных выставок — Ксения Григорян и Ирина Богатикова.
На чем основан ваш стиль?
Я художник-абстракционист. На языке искусствоведения мой стиль называется «абстрактный экспрессионизм» или «лирический абстракционизм». Но это только слова. А суть в том, что я занимаюсь научной абстракцией и абстракцией, основанной на углубленном понимании больших пространственных соотношений и больших цветовых систем. Я уверен, что цвета и объемы, которые я отыскиваю в пространстве, позволяют людям становиться лучше.
Чьи работы — современных художников или классиков — нравятся вам и, возможно, на вас повлияли?
Это прозвучит необычно, но я продолжаю традиции и русского авангарда, и русской реалистической школы живописи. В связи с этим моими учителями выступают одновременно Василий Кандинский и Казимир Малевич, Архип Куинджи и Илья Машков. Мои любимые художники помимо названных — Пьер Сулаж и Ансельм Кифер. Василий Кандинский учит меня лирике, Казимир Малевич — построению композиции, а Пьер Сулаж — разбору цвета, преимущественно черного.
В какой-то момент ваши работы стали более «реалистичными», вы стали прибегать к вещественным, узнаваемым формам. Как менялся ваш стиль? От чего зависели его перемены?
Полагаю, пластические формы моих картин изменились после пандемии. Я пишу большими сериями и не всегда четко разделяю свое творчество на более или менее реалистические работы, доверяя эту задачу зрителю. Но условно можно выделить четыре этапа: во время учебы я продолжал реалистическую школу, писал узнаваемые конкретные пейзажи, портреты, натюрморты, потом я пошел в чистую абстракцию, писал космос, исследовал тему добра и зла, передавал предельные эмоциональные состояния, а после этой большой глубокой серии я вернулся к «жизни», для меня стали важны земные вещи: красота, женщины, еда, природа, городские виды… Я называю этот период «дольче вита». После этого периода я придумал новый вид живописи — углубленную, или знаковую, абстракцию. Она обрела у меня плотность, знак, и именно эти абстракции стали интересны современным коллекционерам. Сейчас я пишу абстрактные внутренние портреты-символы — символ доброты, символ России... Я считаю, что сегодня Россия должна транслировать вечные ценности, одухотворять мир, учить мир красоте, в том числе и правильным отношениям между людьми. А в последних моих работах, написанных акварелью, я размышляю о религиях, провожу мосты от разных религий друг к другу, исследую их.
Как вы сегодня относитесь к своим старым работам?
Я всегда отношусь к своим работам с некой иронией. Если всегда быть серьезным, то серьезное вряд ли напишешь. Мне просто хочется, чтобы мои работы — мои дети — жили своей жизнью. Я отпускаю их с легким сердцем. Думаю, любую картину важно уметь не только написать, но и дать ей импульс к собственной жизни, не зависящей от твоей.
Как вы сегодня пишете? У вас есть идея, когда вы только начинаете, или она оформляется в процессе?
С одной стороны, я профессионал, понимающий, что и как делать. С другой — в момент, когда я сажусь писать картину, я забываю все, оставляю всю наработанную базу за спиной и ныряю в неизвестность. Сама живопись ведет меня куда-то. Живопись — это загадка. Мы пишем картину, чтобы понять, зачем мы ее садились писать. Каждая работа — это путешествие в другое измерение, и его итог непредсказуем. Мне нравится думать, что я опускаю руку в какой-то неземной банк данных и извлекаю оттуда в наш мир что-то прекрасное.
Расскажите о работе, на которую у вас ушло наибольшее количество времени и сил.
Сейчас на выставке «Живая материя» в Русском музее висит картина, которая называется «Серебряный дождь». Я писал ее около восьми лет, что для меня не редкость, но это полотно для меня особенное. В какой-то момент я понял, что написал его не так, как было нужно. И тогда я вспомнил, как в таких ситуациях поступал Пикассо: он брал лезвие и счищал краску с холста почти до основания. То же самое сделал я. Двухметровый холст хорошо поддавался, зачищенная поверхность стала идеальной, и я понял, что ничего добавлять на место срезанных красок не надо. Добавил поверх только несколько пятен серебристо-зеленоватого и белого оттенков, и картина чудесным образом дописалась. Именно тогда я понял, что любую картину дописать невозможно, главное вовремя остановиться. И себе, и другим художникам могу пожелать всегда вовремя останавливаться, не мучить свои работы.
У вас, как и у всякого художника, наверняка есть постоянный мотив, какой-то излюбленный повторяющийся сюжет или образ. Что это в вашем случае?
Мой центральный мотив — человек, люди. Я всю жизнь пишу «внутренние портреты», хоть способы работы и менялись. А если речь идет о технических приемах, то мне очень нравятся круговые вращения, когда я пишу. У меня очень много кругов, сфер, шаров…
Врубель мечтал изобразить куст сирени одной только зеленой краской, но так, чтобы она выглядела предельно реалистично. Есть ли у вас какое-нибудь подобное желание, творческая «сверхзадача»?
Пожалуй, я всегда хотел написать картину, которая светится. Я очень хочу передать черный цвет как свет. Создать пространство погружения, где черный был бы светом отражения света звезд. Не надо бояться черных картин и думать, что они мрачные. Черные картины — это самое светлое, что может быть, если они исполнены внутренним светом. С белым я бы тоже хотел сделать нечто подобное. Но моя главная задача — раскрывать души людей, обращать их к красоте. Моя мечта состоит в том, чтобы в каждой городской семье, в каждой квартире представителей среднего класса висела хотя бы одна настоящая, живая картина. Пусть так будет хотя бы в городах-миллионниках.
Что нужно делать художнику сегодня, чтобы быть востребованным? От чего зависит успех?
Начнем с того, что успех для каждого художника определяется по-разному. Хорошо, что сегодня нет какой-то тоталитарной повестки партии, как было в СССР. Иначе у нас был бы один реализм, и уровень успеха любого художника определялся бы его соответствием этой повестке. В современном мире профессиональное признание зависит, конечно, от мастерства художника, от его понимания своего предмета. Но для известности этого мало. Известность определяется активностью художника: он должен вести собственный блог, общаться с журналистами, правильно вести соцсети, правильно писать о себе посты… Презентации, видео, книги, журналы — все должно идти в ход популяризации художника. Художник должен охватывать большое поле. Если представителям большого бизнеса лучше оставаться в тени (ведь деньги, как известно, любят тишину), то для людей творческих профессий колоссально важно уметь говорить, выступать, быть публичным человеком. Когда тебя не узнают на улицах города, твои картины никто не купит и не увидит. Постоянное общение с публикой и умеренная экстравагантность — вот ключ к успеху. Собственно, кто такие творцы? Это популяризаторы. Популяризаторы другого мира и самих себя.
Какие тенденции в развитии современного искусства вы могли бы выделить? Как сегодня развивается это направление в России?
Искусство вышло за пределы его классического понимания и интерпретации — собственно живописи, рисунка и композиции. На первый план выходит компьютерное искусство. За искусственным интеллектом большое будущее. Я не люблю этот термин, но как инструмент в руках художника, личности — это прекрасно. Точно будет развиваться 3D-визуализация, появится сложная красивая реклама, будет развита сложная кинетическая скульптура, которая движется. Многое будет сказано и в абстрактно-концептуальном направлении, это все еще бездонный неисследованный океан. Огромный потенциал у абстракции, которую можно создавать при помощи новых компьютерных инструментов.
На каких современных художников (и российских, и зарубежных) точно стоит обратить внимание? Вы коллекционируете работы кого-нибудь из них?
Честно признаться, я не успеваю толком отслеживать все новые интересные имена, вот насколько их много. А из отечественных художников я могу выделить Марию Суворову, Наталью Ситникову, Андрея Волкова — это наш костяк. Было бы громко назвать мое собрание картин коллекцией. Коллекции, по большому счету, у меня нет, но есть подарки друзей-художников. И это мне очень приятно, я с большим трепетом отношусь к их работам, но имена друзей называть не буду — пусть это будет моей маленькой тайной.
Что нужно делать, чтобы научиться понимать и ценить современное искусство? Как отличить настоящее современное искусство от обычной коммерции?
Единственная возможность понять искусство — общаться с искусством. И с художниками. Надо просто ходить на современные выставки и долго стоять перед картинами, исследовать их и себя в момент их созерцания. Визуальное искусство насыщает глаза информацией, поэтому только живой контакт с ним поможет его «понять». А еще очень важно знать классику, иметь опыт визуального диалога с классической живопись из Третьяковки, Эрмитажа… В общем, главное, что нужно делать для развития в понимании искусства, — быть открытым. Искусство — материя, которая не терпит категоричности. Надо только немного прислушаться и присмотреться. Как отделить искусство от коммерции — это очень сложный вопрос. Сегодня ведь и китч вполне себе считается серьезным искусством. Я думаю, единственный критерий для определения искусства — наличие эмоций от столкновения с произведением. Лишь бы эмоции были сложными, глубокими. Большое искусство должно поднимать человека из обыденной жизни.
Вы даете частные уроки живописи, рисунка и композиции. Что вам нравится в преподавании? Можно ли сказать, что это тоже творчество?
Безусловно, да. Преподавание учит меня творчеству — я учусь ему у своих учеников. Мои ученики — это отражение и меня самого, и самой жизни. Мне очень интересно раскрывать чужие души, это тоже род искусства.
Однажды вы сказали о себе: «Я мог бы рассказать цветом о каждом дне своей жизни!» Какого цвета получилась наша с вами беседа?
Она небесно-голубого цвета с проблесками золота. Я бы написал наш разговор золотыми нитями. Очень надеюсь, что мне удалось поделиться с читателями своим внутренним зрением.
Беседовал Алексей Черников