Михаил Миндлин — о том, как решить спор между музеями и РПЦ и где грань между идеологией и PR

Летом прошлого года «Троицу» Андрея Рублева вывезли из Третьяковской галереи в храм Сергиева Посада. Позже реставрационный совет галереи определил, что всего за трое суток вне музея она получила 61 повреждение. В России как-то можно решить вопрос с перемещением религиозного искусства, чтобы оно не портилось?

На мой взгляд, да. Но для этого необходимо сделать индивидуальную витрину-капсулу, в которой будет принудительно поддерживаться необходимый для сохранности икон режим температуры и влажности. Кроме того, в этой капсуле должны быть амортизирующие механизмы, гасящие любые колебания при любых перемещениях. Да, это будет достаточно дорого. Но тем не менее это решит проблему.

Извините, но в русской религиозной традиции к иконам принято прикладываться. А если они будут в находиться в капсулах, это нельзя будет сделать. Вы не думаете, что выставление икон в храмах в капсулах попадет под статью «Об оскорблении чувств верующих»?

Я лично не был свидетелем, но, насколько мне известно, к «Троице» Рублева в Сергиевом Посаде никто из верующих не прикладывался. Прикладываться принято не ко всем иконам, а в основном к чудотворным — к тем, с которыми связаны происходившие чудеса. И если вдруг такие иконы будут находиться в капсулах, значит, верующие будут прикладываться не непосредственно к самой древней иконе, а к защищающему ее стеклу.

Вы имеете в виду, что ничего оскорбительного в стекле для верующих нет, потому что они, например, прикладываются не к мощам, а к стеклам, под которыми мощи находятся?

Да, именно так. Кроме того, в России несложно найти безбликовые стекла, которые позволяют воспринимать икону такой, как будто никакого стекла нет. Зато реликвия будет защищена. Вы знаете, я ни от одного представителя церкви ни разу не слышал, что им безразлично состояние, сохранность иконы. Поэтому я не вижу проблемы.

Если иконы перевозить в капсулах, то конфликтов между музеями и Русской православной церковью больше не будет?

Конфликты, споры и претензии будут все равно.

Тогда в чем же сложность диалога между музеями и РПЦ?

Сложность заключается в том, что представители музейного сообщества в подавляющем большинстве категорически против любого перемещения особо ценных икон. Они уверены, что необходимо максимально оградить произведения религиозного искусства от любой, даже гипотетической угрозы, то есть установить их раз и навсегда в герметичную витрину, а затем регулярно и аккуратно проводить осмотры, не нарушая покой памятника.

В России вырос интерес к религиозному искусству?

К великому сожалению, интерес был гораздо выше в советский период. Тогда работало правило «запретный плод сладок». Сейчас мы наблюдаем обратную тенденцию: падение интереса к русскому религиозному искусству. И падает он потому, что снижается индекс образования людей и их культурной вовлеченности. И это большая проблема. Причем в первую очередь это проблема для профессионального сообщества, которое занимается его популяризацией. Но, разумеется, отчасти помогает и черный пиар. Потому что в России, к сожалению, есть люди, которые начинают интересоваться религиозным искусством только благодаря разного толка скандалам.

Всегда ли скандалы хороши для популяризации искусства? Например, в Германии экоактивисты облили картину Клода Моне, а в Лондоне — «Подсолнухи» Ван Гога. В России некий гражданин пожаловался на то, что религиозный сюжет Натальи Нестеровой не соответствует «традиционным ценностям». Да и вообще количество жалоб на искусство приближается к советским временам. На ваш взгляд, вандализм в Европе и жалобы на картины в России связаны какими-то общими социальными процессами?

Это сходные тенденции. Но подобное происходило, происходит и будет происходить всегда. Например, в свое время акционист Александр Бренер нарисовал знак доллара на картине Малевича «Супрематизм» и сидел за это в тюрьме. Но в основе его жеста лежала протестная художественная идеология — это было авторское художественное высказывание. А для экоактивистов порча картин — форма агрессивного пиара. В первую очередь, я думаю, пиара себя, а не экологической проблемы. Ведь крестовые походы и погромы всегда прикрывались святыми идеями. А экоактивисты прикрывают вандализм идеалами экологии. Хотя, на мой взгляд, это форма варварства.

Что касается вандализма и жалоб, то «странных» персонажей, которые их пишут, всегда тоже было достаточно. Например, полотно Ильи Репина «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года» было повреждено еще в дореволюционный период. А произведения импрессионистов когда-то забрасывали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Такие явления были во все времена. И катализатором таких действий может послужить все, что угодно.

Беседовал Алексей Синяков