Французский кинорежиссер Бертран Бонелло: Я вижу стену между человечеством и технологиями, в «Предчувствии» они подавили людей

В интервью о вашем предыдущем фильме «Кома» (2022) вы говорили, что вам пришлось отложить один большой проект — им как раз и стало «Предчувствие». Видите ли вы параллели между двумя картинами?

С художественной точки зрения в «Коме» можно увидеть многие корни «Предчувствия», но темы совершенно разные. Нам пришлось на год отложить съемки «Предчувствия» из-за расписания Леи Сейду («Преступления будущего»), я не хотел сидеть сложа руки и потому сам продюсировал «Кому». В ней я экспериментировал с объединением различных видов кинематографа, медиумами, текстурой изображения и экранным пространством. Так что «Кома» стала неким наброском перед большим полотном «Предчувствие». Но оба фильма мне одинаково близки, я вкладывал равные силы.

«Предчувствие» основано на новелле 1903 года «Зверь в джунглях» Генри Джеймса. Когда к вам пришла идея экранизации и насколько сильно вы переработали оригинальный текст?

Я прочитал сборник рассказов Джеймса очень давно, но никогда не думал, что буду работать над его киноадаптацией. После триллера «Малышка зомби» (2019) я хотел снять мелодраму, и эта мысль меня вернула к новелле «Зверь в джунглях», где автор пишет о страхе любви, о тех, кто на самом деле не подходит друг другу. Мне хотелось расширить концепт страха любви и рамки оригинального произведения: так появились три сюжетные линии, снятые в разных жанрах и действие которых происходит в разные времена. Только в начале фильма в сценах бала вы можете увидеть влияние книги, я оттуда взял все диалоги. Все остальное придумал сам.

В какой момент пришла идея сценария, где пересекаются три временных периода?

Почти сразу. Сначала я расписал события 1910 года, затем 2014-го и задумался о варианте будущего, где по итогу и живет главная героиня Габриэль. Затем уже придумал, что в 2044 году людям придется выбирать между хорошей работой и эмоциями, от которых можно будет избавиться через очищение памяти ДНК. Я выбрал 1910 год, потому что до Первой мировой войны европейское общество верило в светлый завтрашний день без глобальных конфликтов и болезней. Для 2014 года я вдохновился реальной трагедией, когда объявивший войну женщинам инцел Эллиот Роджер убил шестерых человек. 2044 год был для меня идеален — мне кажется, что к этим годам архитектура не изменится, но кардинально трансформируется форма коммуникации. Было очень тяжело вместе монтировать три временных периода, чтобы они не походили на три фильма, криво сшитых в один. Поэтому у меня было более тридцати вариантов сценария. 

В вашем будущем люди очень одиноки. Когда вы показываете гуляющую по Парижу Габриэль, вокруг нее никого нет. Как вы считаете, технологии разделяют людей?

Хотя сейчас на улицах французской столицы полно людей, многие из них одиноки. Технологии дают нам лживое чувство единения, это хорошо видно в линии 2014 года, где инцел Луи и Габриэль общаются с людьми через интернет. Технологии и одиночество идут рука об руку.

Интересно, что вы остались при этом мнении после «ковидного» проекта «Кома», где школьница имеет возможность увидеть друзей только благодаря интернету.

Технология — это инструмент, которым надо уметь пользоваться. Молотком можно вбить гвоздь или убить кого-то — все зависит от намерений. То же самое с технологиями: они безумно сильны, мы должны ими управлять, а не они нами. Сейчас же люди находятся в подчинении, и ситуация с каждым годом ухудшается. Когда в прошлом году «Предчувствие» показывали на Венецианском кинофестивале, то все говорили о популяризации искусственного интеллекта, потенциальном вреде для индустрии. Тогда все быстро поняли, что надо придумать этические правила, ограничивающие ИИ.

Вы уже упомянули Лею Сейду. Она была первым кандидатом на главную роль?

Да, еще во время работы над сценарием я понял, что только Лея будет способна воплотить одного персонажа, проживающего три жизни. Ей нужно было стать человеком одновременно современным и вне времени, показать всем естеством, что она хранит некую тайну. Лея — такая актриса, которая даже перед объективом камеры остается загадкой.

Наверное, в Лее Сейду вы видите то же самое, что многие режиссеры нашли в Скарлетт Йоханссон, снявшейся сначала в триллере Джонатана Глейзера «Побудь в моей шкуре» (2013), а затем в кассовом хите Люка Бессона «Люси» (2014). Давали ли вы Сейду какие-либо указания перед съемками фильма?

Нет, а с исполнителем главной мужской роли Джорджем Маккеем («1917») мы работали очень плотно. Он много спрашивал и уточнял, у нас была большая переписка по почте. С Леей же совсем по-другому: она приезжает на площадку и прямо на ней узнает смысл сцены. Это ее способ оставить свою личность за кадром и создать новую после команды «мотор».

Российская адаптация названия фильма «Предчувствие» вместо французского «Зверь» (La Bête) отражает основную суть произведения: он держится на туманном ощущении катастрофы, которая вот-вот и случился с героиней Сейду.

Когда ко мне обратились с идеей изменить название, то я согласился, потому что слово «предчувствие» спрятано между строк новеллы. Это тревожное чувство, что произойдет что-то страшное.

Философ Томас Гоббс рассматривал катастрофы не как конец всего, а как возможность очищения и реструктуризации человечества. Через линию Габриэль вы репрезентуете невидимые катаклизмы, произошедшие с обществом: люди потеряли чувства, растворились во времени и пространстве. Каким вы бы описали апокалипсис, происходящий в «Предчувствии»? 

Любой фантастический фильм передает страхи современности. Я вижу стену между человечеством и технологиями, в «Предчувствии» они подавили людей, но это не привело к катаклизму на всей планете. Может быть, настоящая катастрофа в картине в том, что не происходит никаких катастроф. Больше нет того, что заставляет переживать разные эмоции, в том числе негативные. Мир «Предчувствия» — это не мир экологического постапокалипсиса или высоких технологий, это мир завтрашнего дня.

После катастрофы 9/11 Сьюзен Сонтаг в эссе «Смотрим на чужие страдания» рассуждала, что мы не способны пережить и осознать чужие страдания посредством искусства. В «Предчувствии» процедура по очистке ДНК отражает природу кинематографа, который предлагает прожить чужие жизни. Как вы считаете, чувства, которые люди испытывает во время просмотра кино, настоящие или подделка?

Мне кажется, что каждый зритель искренне переживает что-то свое, а не то, что изначально вложил в кино режиссер. То же самое с «Предчувствием»: в рамках промокомпании я много ездил по странам и проводил Q&A, люди совершенно по-своему оценивали его.

При этом с режиссерской точки зрения вы прямо напоминаете об искусственной природе кинематографа, показывая в открывающей сцене Лею Сейду на фоне зеленого экрана. Нечто подобное сделал Вим Вендерс («Идеальные дни») в картине «Лиссабонская история» (1994): там на финальных титрах в кадр выбегает человек с хлопушкой.

«Зеленый» экран по всему миру вызывает ассоциацию с виртуальным. Этот кадр подготавливает зрителя к зрелищу и говорит, что последующие кадры 1910 года — обман. Также эти первые три-пять минут объясняют, что самое главное в фильме — это героиня Леи Сейду.

Беседовал Дмитрий Елагин