Екатерина Манойло и Михаил Турбин
Екатерина Манойло и Михаил Турбин Фото здесь и далее: Мария Хавторина

Манойло: Ну вот скажи, ты можешь представить себя барменом?

Турбин: Да, конечно, могу. Я даже хотел открыть бар. Была такая идея в детстве. Но нет, не случилось. Мой друг открыл, а я нет.

Манойло: Я думаю, это такая популярная мальчиковая мечта.

Турбин: Да, я думаю, что да. Открою бар, все мои друзья будут там собираться. Я буду всех угощать и прогорю. Мечта прогореть у меня всю жизнь.

Манойло: Понятно, ты не бизнесмен.

Турбин: Есть люди, которые могут из любого дела сделать деньги. Я ни из какого дела не могу делать деньги. Как только они у меня появляются, я их сразу трачу. Мне неинтересно, чтобы они там как-то крутились…

Манойло: Это не лукавство, когда ты говоришь что тебе неинтересно? Может, ты просто не умеешь.

Турбин: Если бы я умел, у меня бы получалось, и мне было бы интересно. Это как с литературой. Мне же интересно, несмотря ни на что. Вот знаешь, у меня с сестрой была фирма. Открыли ООО. Я взял на себя маркетинг, стратегию писал…

Манойло: Очень творческие задачи…

Турбин: На этом все. Дальше нужно было продавать, с людьми общаться, а я это не очень люблю. Получается, бармен из меня тоже был бы стремный. Мне бы приходилось либо все время пить, чтобы общаться с людьми нормально, либо не начинать даже.

Манойло: Ну вот мы и подошли к теме писателей и алкоголя. Почему писатели пьют? Или это стереотип такой?

Турбин: Ну, творческая профессия, все-таки. Я скажу банальность, но все писатели, которых я знаю, не прочь выпить.

Манойло: Кроме Ханипаева.

Турбин: Кроме Ханипаева, да. Но у него другие таланты. Может, выпивая, мы пытаемся уйти в собственную пустыню. Писатель же одинок. Он сидит и пишет один всегда. Даже если у него есть соавтор, все равно пишет он один. В этом плане алкоголь убирает раздражители, то есть переносит в эту пустыню и делает пребывание в ней нескучным. Еще же все писатели — люди тревожные и все время рефлексируют. А алкоголь расслабляет, отключает лобные доли. Мне алкоголь иногда помогает именно в каком-то творческом прорыве: просто гуляешь, выпиваешь, и потом к тебе — бум! — приходит какая-то идея.

Манойло: Ну, ты рассказываешь историю, которыми обычно и оправдывают пьянство у писателей.

Турбин: Не исключаю, что я именно оправдываю! Но хочется думать, что я бухаю не напрасно. Может, писатели — потенциальные алкоголики. А может, у нас вообще неправильная выборка. Почему сантехники пьют?

Манойло: Потому что имеют дело с дерьмом. Как и писатели.

Турбин: Дерьмо человеческих душ. Мне кажется, что содержать бар, если вернуться к этой теме, тоже отвратительно. Даже не в коммерческом плане, а в том, что ты должен все время иметь дело с пьяными людьми.

Манойло: О да, я вот сейчас лечу желудок, и все время оказываюсь трезвой в компании пьяных. Это ужасно.

Турбин: Но, когда ты пьяный, тебе кажется, что ты легкий... Ну, просто, понимаешь, я пьяный лучше, чем я трезвый. Это 100%. Я добрее, веселее, я не такой зануда. Подписываюсь на приключения какие-то. Умею говорить, общаюсь с людьми. А трезвый я ни с кем не общаюсь. Бубню, что мне жарко или что боюсь высоты. Я зануда по жизни. А с алкоголем вроде нет.

Манойло: А ты чувствуешь эту грань, порцию? Когда чуть-чуть перебрал — и уже не такой классный.

Турбин: Я всегда классный, потому что старый для того, чтобы перебирать. Чем старше становишься, тем меньше хочется. Я к тому, что выпил, немножко захмелел — а делать-то что? Вроде как и веселиться-то никто не хочет.

Манойло: У меня это работает как быстрый способ расслабиться.

Турбин: Наркологи говорят, что да, приучили себя к бокалу вина как к волшебной таблетке, и на уровне подсознания уже потребность. То есть зависимость. Это про тебя, Катя, наркологи говорят — не я. Я на твоей стороне.

Манойло: Хорошо, что пьяные писатели не буйные.

Турбин: Мы знаем, что есть исключения. У всех разное опьянение. Я добрым становлюсь, общительным, а кто-то — замкнутым и злым. По-разному же на нервную систему влияет.

Манойло: А ты помнишь свой первый алкоголь?

Турбин: Ага, пытался банку пива выпить, но мне не понравилось. Вообще ужасным показалось. Это пиво-то! Было еще в школе, наверное. Купили со Степкой на двоих эту банку пива дешевого. Степа — сосед мой, живет через дом. Я сделал пару глотков и не смог, а Степа допил. Видимо, не первый раз он его пробовал. А потом меня познакомил с алкоголем Вася. Причем у самого у него на алкоголь аллергия. То есть он практически не пьет — сразу краснеет. Но ведет себя при этом культурно. Вот мы с ним водку пили.

Манойло: Это какой возраст?

Турбин: Это первый курс института. Я до этого ничего не пил. Лет до 18 точно…

Манойло: Это достаточно поздно.

Турбин: Да, у меня все достаточно поздно. Видимо, потому что алкоголь пришел в мою жизнь достаточно поздно. Вот у тех друзей, что рано начали пить,  у них все было рано. Я и первый роман написал поздно, скорее всего, из-за этого.

Манойло: Ну, ты писал пьяным?

Турбин: Да, конечно.

Манойло: Мне нравится, что ты ответил, не задумываясь.

Турбин: Бывало даже, специально пил, чтоб писать. Это такое более автоматическое письмо. Я думаю, это была попытка преодолеть какой-то сложный текст, психологически сложный. Правда, метод не особо работает.

Манойло: А что работает?

Турбин: Выспаться хорошо, позавтракать, выпить чашечку кофе и начать работать. И чтоб тебя никто не отвлекал с 9 до 15. Вот это помогает.

Манойло: Кстати, а как ты пишешь? Отличается подход к прозе от сценария?

Турбин: Когда я пишу прозу, у меня нет вообще никаких синопсисов, поэпизодников, планов. Я это не люблю. Проза — более свободная штука в плане творчества. Ты просто сидишь и пишешь. А в сценарии без плана никак. Сценарий — это всегда сперва архитектура. Ты сначала все придумываешь, потом перепридумываешь, потом снова перепридумываешь. Это постоянный процесс придумки.

Манойло: Ты ушел с постоянной работы, чтобы заниматься сценариями. Не жалеешь?

Турбин: Каждый раз, когда залезаю в кредитку. Тебе платят по факту. Ты должен хорошо сделать, чтобы не только тебе понравилось, но еще как минимум десяти людям. Чтобы все сказали: «Окей, это нормально». И тогда тебе заплатят денежку. Все честно, но, сама понимаешь, редко бывает, когда всем все нравится. Поэтому постоянное переписывание.

Манойло: Для меня это слишком жестко. Нет ли ощущения, что занимаешься не тем, когда приходится много раз переписывать?

Турбин: Когда смотришь на итоговый результат — нет. Я скажу так. И продюсеры, и редакторы чувствуют, что ты уже устал от серии, что топчешься на месте. Начинаются какие-то зумы, общение, накидывание идей.

Манойло: Это не усложняет еще больше работу?

Турбин: Бывает усложняет, но чаще решение находится. Потому что все же нужно сделать не банально, поглубже залезть в героя. И чужой взгляд на него может дать больше, чем бессонные ночи в той самой писательской пустыне. Часто герой в кино не сам такой рождается, как в литературе. Его искусственно лепят сценаристы. И вот один говорит: а может, он так поступит? А второй говорит: а может, вот так? А третий говорит: а давайте свяжем. И все такие: о, прикольно! И это работает. Люди из кино — хорошие психологи. Они понимают, за что должен уцепиться сейчас герой. Какая у него мотивация, и какой за ней следует поступок. И чем он парадоксальней, тем лучше. Плохо, когда героиня хочет отомстить — и убивает из мести. Хорошо, когда она не убивает, а, например, целует.

Манойло: Но разве в литературе не то же самое?

Турбин: Ну, у меня-то было не так в первой книге. А больше я не писал.

Я не уверен, что я могу свою книгу прочитать вот сейчас и сказать, что это хорошо. Я думаю, что там очень много банальщины и пафоса. Да там бездна косяков, наверное. Я был на постановке «Выше ноги от земли» в театре, и там на могильном кресте увидел имена героинь, двух сестер. Это имена Ася и Анастасия. Представляешь? То есть я назвал двух девочек в одной семье одинаковым именем. Ну, понятно, что такое может быть в теории, что может быть просто Ася и просто Анастасия. Но это бред. Родители бы так не назвали своих детей. И вот только сейчас, спустя три года или сколько, я смотрю и думаю: ё-моё. Почему я так сделал? Почему я не увидел? Столько людей читало, и ни одна зараза не сказала.

Манойло: А к сюжету не возникло вопросов?

Турбин: Я же писал потом еще сценарий по своей книжке. Есть такой замечательный сценарист Олег Маловичко. Один из лучших, если не лучший. И вот он читает мой пилот и говорит: «А давай мы все вот это, что у тебя на десяти страницах, соберем в одну сцену?» Как? А вот так! Чуть меняет — и все в одной сцене! И ты понимаешь, что вся череда событий, которые ты там красиво выводил, — это суета, которая не несет никакой сюжетной роли. Все может быть в одной сцене. Это будет яркая, классная, короткая сцена, в которой есть все. Вот в этом плане, конечно, сценарий учит тебя. Учит на начальном этапе отличать полезную выдумку от бесполезной.

Манойло: Давай поговорим про кино? Что ты любишь, какие фильмы тебя сформировали?

Турбин: Я пересматриваю постоянно «Криминальное чтиво». В детстве его очень любил. Каждый раз включаю с мыслью, что посмотрю один эпизод, и все, но до конца не могу отлипнуть. Просто завораживает. Диалоги знаю наизусть. Люблю очень «Красоту по-американски». Он вроде такой... Ну, как будто не настоящий немножко, какой-то игрушечный. В истории много фарса, много театрального чего-то. Закадровый голос. Признаки старого кино. Полеты над городом. Метафоры с этими падающими лепестками. Звенящая пошлость, которую они переработали, вывернули. Главный герой представляет девочку, которая ему недоступна, потому что он старый. В лепестках роз, конечно, представляет. Пошлые мысли, сальные мысли. А потом вдруг ты понимаешь, что это настоящая такая интенция, это его правда. Попытка найти красоту в этом мире. И это уже не выглядит пошло, а совсем наоборот.

Манойло: Я сразу вспомнила второй сезон «Эйфории». Где собрали культовые сцены из фильмов и пересняли с Зендеей и Хантер Шефер, объятия из «Титаника», «Горбатой горы», «Призрака».

Турбин: Ну, да-да, это такая романтика устоявшаяся. Мы же и думаем тоже клише и штампами. Главное, не пропустить их из дум в литературу… Или делать это приемом, как в той же «Красоте по-американски». 

Манойло: С кино как будто чуть легче, потому что у тебя есть визуал, есть музыка. А в тексте у тебя нет помощников. Вот как описать такую пошлую сцену не пошло? Как сон?

Турбин: Но это был не сон. Он представлял эту девочку. Это его такая ложная цель. Вот в начале фильма Мена Сувари говорит Спейси, что он скуф. И вот он увольняется с работы, начинает ради нее качаться, превращаться в мачо. Блин, это великое кино. Я вообще люблю почти все фильмы Мендеса. «Дорогу перемен» тоже обожаю.

Манойло: Любимый! Я его недавно пересматривала.

Турбин: Вот как там они крутятся. Просто семья: муж, жена. И весь сюжет завязан на том, что она вдруг захотела в Париж. Тоже ложная цель. Попытка изменить жизнь с помощью побега. А у него кажется, ничего в этом Париже не может быть. Страсти такие. Невероятно. Смотришь, по-настоящему все.

Манойло: А у тебя есть оттуда любимая сцена?

Турбин: Сцена, где они принимают в гостях мужчину с ментальным расстройством. Такой герой-трикстер, который отражает обоих. То есть он как бы связывает главных героев, объясняет им как психоаналитик, что у них не так. Типа он полоумный, но он говорит как будто правду. И то, что он полоумный, наоборот, обесценивает то, что говорит герою жена, потому что она становится такой же полоумной. Там такая игра классная. Вот мне нравится этот момент. Ну, когда, знаешь, они еще орут друг на друга. Финальная сцена страшная.

Манойло: Да, финальная страшная. А мне нравится, когда герой Леонардо Ди Каприо изменил жене, которую играет Кейт Уинслет, и возвращается домой, а она ему приготовила сюрприз. Совесть его просто поедает.

Турбин: Тут уже актерская игра, мне кажется. То есть в сценарии 100% было просто написано «Джек приходит домой». Не знаю, не помню, как его зовут, допустим это та же самая парочка, только они выжили после «Титаника» и теперь срутся. То есть хороший сценарий — это как раз тот, где и так все понятно. Не нужно эмоции прописывать. Джек приходит домой после измены, видит, что ему жена приготовила сюрприз, и не знает, куда ему деться. А на экране — целая гамма эмоций.

Манойло: Мне нравится как она была одержима идеей. Как быстро сделала визу, составила план… Когда первый раз смотришь, думаешь, ну наверное, правда поедут и там все будет хорошо. Он же в какой-то момент тоже как будто был готов ехать?

Турбин: Мне кажется, он просто сказал, как все мужики говорят: «Посмотрим». А потом такой, блин, не сдавать же назад. В литературе, мне кажется, это проще описать, но сложнее показать.

Манойло: Тебе легко дается психологизм героев?

Турбин: Очень. Но это потому, что я талантливый… Ты же всн равно что-то с себя списываешь. Ну, вот героев своих. И потом приходят читатели на встречи и говорят: «А у вас главный герой-то — не положительный. Он вообще жену загнобил, он вообще мог спасти, если бы нормально себя вел...» А ты сразу на себя проецируешь и думаешь, а ведь реально так и могло быть. И уже сам загоняться начинаешь. То есть герой уже тебя раскрывает, наверное. О себе больше думать начинаешь. Где ты поступил неправильно, может быть.

Манойло: Ты реально думал об этом? И что-то бы исправил?

Турбин: Ты же стареешь, то есть растешь, мудреешь и понимаешь, что сейчас вообще бы ничего этого не было. Ты просто бы сказал: «Да ну ***** (зачем оно надо), блин!» И не было бы переживаний и книги. Но иногда героям нужно пострадать. Иногда нам и самим хочется пострадать.

Манойло: Тебе хочется?

Турбин: Я страдалец, в принципе. Но от этого надо избавляться…

Манойло: Есть ли сериал, который ты пересматриваешь?

Турбин: Много раз пересматривал «Друзей».

Манойло: А ты смотрел «Наследников»?

Турбин: Нет, не стал. Меня бесил оператор, если честно. Вот этот прием с трясучкой и наездами. Это как в «Офисе» примерно. Псевдодокументальность такая. Я поэтому, наверное, «Офис» не люблю.

Манойло: А я, видимо, поэтому люблю и «Наследников», и «Офис». Видимо, дело в операторе.

Турбин: Тебе нравятся пьяные операторы. Мне нравится «Фарго».

Манойло: Какой сезон?

Турбин: Во-первых, фильм. Во-вторых, наверное, первый сезон, да. Последний — просто ужасен.

Манойло: Был смешной комментарий у «Книжного Зомбиленда», кажется, что последний сезон «Фарго» — это ремейк «Один дома». Но мне понравился злодей!

Турбин: У них в каждом сезоне крутой злодей. Такой у них приемчик. В предыдущем был русский злодей, который зубы все время ковырял противно. В этом — злодею тысяча лет. Но мне больше всего понравились проколотые соски шерифа. Что еще нравится? «Настоящий детектив», особенно первый сезон. «Мейр из Исттауна» раза три наверное, смотрел.

Манойло: А «Игру престолов», а «Дом дракона»?

Турбин: Ну, я смотрел «Игру престолов» от начала до конца, но... Я в фэнтези-мир вообще плохо погружаюсь, не могу воспринимать. Вот и «Звездные войны» мимо меня. Недавно решил пересмотреть «Назад в будущее»… Я фанатом был! Этот же «Доктор», он вел какую-то познавательную программу. В детстве просто не оторваться. Но сейчас пересмотрел и как-то... Вырос. Никогда не возвращайтесь в прежние места.

Манойло: В новом сезоне «Дома дракона» много детских смертей. Почти как в твоей книге.

Турбин: Да у меня все время...

Манойло: Ты как-то говорил мне, что писатель всю жизнь пишет одну и ту же книгу. Есть ли такое среди сценаристов?

Турбин: Я думаю, само по себе кино — более примитивное искусство. В том плане, что то, что ты показал, то и должен считать зритель. Ни больше, ни меньше.

Манойло: А в кино же тоже есть ненадежные рассказчики?

Турбин: Но это уже трюк, это уже обман. Я имею в виду вот... Если герой ревнует, зритель на экране увидит именно это. В литературе все довольно расплывчато. Как много трактовок может иметь произведение? Фильм не может иметь много трактовок. С авторским кино чуть по-другому. Может прийти какой-нибудь Долин и сказать, что братья Коэны снимали вообще не боевик, а сагу о самураях. Но братья Коэны сами говорят, что они импровизаторы. В их фильмах заложена шалость, баловство. Особенно, если какой-нибудь их комедийный посмотришь. «После прочтения сжечь», например. Они просто сами дурачатся.

Манойло: Ты помнишь, когда впервые посмотрел его?

Турбин: Я тогда вообще не знал Коэнов, не понимал. Это первый фильм, который я у них посмотрел. Я еще пришел в кинотеатр «Ролан». И я смотрю, не понимаю, как героя сразу убили. Это было очень смешно. Вот я запомнил, как ему прострелили голову в шкафу. Надо пересмотреть, в общем. Но вообще сценарий и идея фильма должны быть понятны всем. Когда кино снимается, сценарист, продюсер, редактор, режиссер — все должны понимать, о чем кино и что происходит конкретно в этой сцене. А в книге автор может быть, мягко сказать, не конкретен. Если почитать великие рассказы — о чем они? Мне кажется, ты сам определяешь это, как читатель. И причем с возрастом у тебя, понятное дело, меняется мнение. Вот рассказ Хемингуэя «Кошка под дождем». Двое приезжают в гостиницу, заселяются. Начинается дождь, и девушка спасает кошку, чтоб та не промокла. О чем это?

Манойло: Не помню. Была какая-то драма. Они давно женаты вроде…

Турбин: Как будто бы какая-то драма. Как будто бы у них нет детей, и поэтому героиня прицепилась к кошке. Но там этого не прописано. Или вот «Хорошо ловится рыбка-бананка» Сэлинджера. Вот сколько читателей, столько мнений. Там есть конфликт поэтического и мещанского мировосприятия. Там есть странная притча о рыбке. Там есть ребенок и уставший взрослый. В общем, Сэлинджер не зря запретил снимать кино по его работам. Потому что вся эта многомерность мигом бы исчезла на экране. Можно, конечно, как Тарковский снимать, но сейчас не знаю, кто будет смотреть такое кино.

Манойло: Сейчас ренессанс Тарковского.

Турбин: Вот, кстати. Могут смотреть, потому что это модно. Я очень «Зеркало» люблю и «Андрея Рублева». Позднего я не люблю вообще.

Манойло: Сейчас будет резкий переход с Тарковского на боевики из 90-х. Я тут недавно посмотрела «Воздушную тюрьму» с Николасом Кейджем. Там каждую секунду происходит экшен. И все время музыка! И ты не можешь отвлечься на телефон даже. Все время какая-то драма, кто-то кого-то убивает.

Турбин: Классный фильм. Так часто снимает Netflix, например… Задача не отпустить зрителя. И наши платформы, наши продюсерские компании тоже это перенимают. Сериалы нужно строить так, чтобы вот прям крючок за крючком, чтобы везде был какой-то экшен, чтобы вот прям беготня была. Но сейчас многие отходят от этого. Пытаются снимать на сильной драматургии. И мне это нравится. Когда поворот в сцене не выпячивается, а, наоборот, прячется даже. Поворот на подсознательном уровне, как будто, у зрителя происходит. Понимаешь? У HBO, конечно, в этом плане драматургия очень-очень сильная. Их самый крутой сериал для меня, наверное, «Клиент всегда мертв», по-английски Six Feet Under. Начинается с того, что директор похоронного агентства, он же отец семейства, погибает. И между двумя братьями и сестрой распределяется вот эта нагрузочка. Причем похоронное агентство находится в их же доме. В подвале они бальзамируют людей. На первом этаже у них зал для отпевания, на последнем этаже они живут всей семьей. Это не юмористический сериал, советую. Еще там снимается актер из «Декстера». И музыка классная. Композитор Ньюман. Кстати, он и для «Красоты по-американски» тему писал.

Манойло: Есть еще сериал «Озарк» от Netflix. Там тоже семья управляет похоронным агентством. Оно очень дорогое. Потому что через него отмывают деньги.

Турбин: Ну вот когда сериалы пишешь, там все эти люди из кино, сценаристы, продюсеры — они разговаривают сценами из фильмов. То есть ты сидишь в зуме, и они такие: ну, помните, как в «Пустошах» было? А помните, как в том фильме? А может, сделаем как в этом? Каждый раз они произносят какие-то названия. А ты гуглишь потом и гадаешь, какую из десятка «Пустошей» они имели в виду. Не представляю, какая там насмотренность у людей. Причем, смотрят они и то, что сейчас выходит, потому что следят за актуальным, и классику пересматривают. Ну я не понимаю, как это все можно успеть.

Манойло: Наверное, они просто не ведут соцсети…

Турбин: Да, я проверял, не ведут. Однажды мне Марина Степнова сказала: «Не занимайтесь вот этой фигней. Если хотите, Миша, профессионалом стать, не тратьте время на это». То есть лучше кино посмотреть. Это будет полезнее. Понятно, что это может быть хуже для раскрутки, хуже для продаж… Но я с Мариной согласен. Поэтому трачу время на рилсы…

Манойло: А ты брал в детстве фильмы в видеопрокате?

Турбин: Помню, как в первый раз пришел, мне было 14 лет, что ли. И мне эта взрослая тетя на выдаче сказала: «Возьмите “Реквием по мечте”, молодой человек. Всем нравится». И вот я сижу белый в конце этого фильма

Манойло: Не понравился?

Турбин: Нет. Ну, Аронофски же очень прямой. У него вообще все в лоб. Когда он берет простую историю и просто рассказывает, например «Рестлер», у него получается очень круто. А когда берет сложные истории и пытается их рассказать, получается душная заумь.

Манойло: Какую кассету засмотрел до дыр в юности?

Турбин: Классику итальянского кинематографа. «Все леди делают это» Тинто Брасса. Записана была с НТВ. Представляешь, по НТВ какие раньше фильмы хорошие показывали?

 

Беседовала Екатерина Манойло

Креативный продюсер: Мария Маханова

Благодарим ресторан и бар «Зойка» (Большой Патриарший переулок, 8, стр. 1) за помощь в проведении съемок.