Мать русского футуризма. Как жил и писал поэт-авиатор Василий Каменский

Революционер и арестант, бродяга и артист

Василий Каменский появился на свет в 1884 году в необычных условиях — на пароходе, посреди реки Кама. Уже к пяти годам он потерял и отца, и мать. Будущего футуриста воспитывал брат его матери, который служил управляющим пермским буксирным пароходством. А дед поэта был капитаном парохода. Именно он управлял судном, на борту которого родился Каменский.

Все детство мальчик провел на речном транспорте. Вода была его родной стихией, а регулярные вынужденные круизы вдоль Камы — делом рутинным и утомительным. Страсть к освоению новых пространств разгоралась в нем с каждым новым днем, проведенным на палубах, баржах и плотах, но юноша еще не до конца понимал, что его влечет именно небо.

В 16 лет Каменский остался еще и без дяди — тот тоже ушел из жизни в довольно раннем возрасте. У будущего футуриста не оставалось никакого другого выхода: он бросил обучение в школе и начал работать. В начале 1900-х ему удалось устроиться конторщиком на железнодорожную станцию, но условия труда были по-настоящему рабскими: смена начиналась в 6 утра и заканчивалась через 12 часов, денег едва хватало на выживание, при этом почти все служащие конторы страдали от туберкулеза.

К тому моменту футурист уже осознал, что хочет посвятить жизнь искусству, поэтому его категорически не удовлетворяла участь чахоточного полунищего клерка. Он начал искать способы заработать и заявить о себе как о поэте — и юноше снова повезло: на Урале в те годы издавались газеты «Уральская жизнь» и «Урал», в которых с восторгом приняли его стихи и заметки. Каменский познакомился с постоянными авторами газет — подпольщиками-марксистами, к которым вскоре примкнул и сам. Поэт вступил в партию социалистов и начал вести агитацию среди рабочих завода и железнодорожных мастерских. Это принесло ему такую популярность среди местной молодежи, что Каменский всерьез решил построить политическую карьеру.

В разгар революции 1905 года он захватывал ж/д-станции, поезда и телеграф и призывал к полной автономии Нижнего Тагила. Вскоре все планы революционеров жестко подавляет правительство, и Каменского вместе с его приятелями сажают в тюрьму. «Меня замуровали в одиночную камеру № 16 — все одиночки в подвале, глухие, узкие, с маленькими высоко оконцами, с привинченными к стене койками, в углах параши. Начальники — зверье — палачи. <…> Арестантов бьют по лицу палками, шашками плашмя, карцеры заполнены, в канцелярии тюрьмы большой царский портрет. И вот в такой обстановке потянулись дни вечности. Кормят отвратительно, гулять по дворику отпускают 6 минут в день», — делился поэт в автобиографии 1918 года.

В тюрьме Каменский не долго скучал. Он наладил связь с революционерами, оставшимися на воле, те тайно передавали ему книги Маркса, Каутского, Луначарского, Чернова, Пешехонова, Герцена и Кропоткина. Книги прятались прямо в снегу в том месте, куда арестанты могли добраться во время ежедневных прогулок. Поэт занялся гимнастикой, написал очень много стихотворений и даже выучил французский, с которого тут же принялся переводить на русский труды своих любимых мыслителей. Через несколько месяцев отсидки он объявил голодовку, к которой присоединились все осужденные по политическим статьям, а все больные отказались от лекарств и посещения врачей. После этого в тюрьму съехались крупные пермские чиновники: ситуация становилась чрезвычайной, нужно было срочно принять какие-то меры. И тогда всех революционеров решили выпустить под подписку о невыезде из Нижнего Тагила.

Туда Каменского доставили под конвоем, но поэт сбежал от надзирателей, спрятался в поезде, доехал до Перми, а потом на пароходе отправился в Севастополь. Там он заводит много знакомств и спонтанно решает отправиться в путешествие до Константинополя и Персии с новым приятелем — капитаном торгового судна.

Кстати, еще до событий 1905 года, перед тем как вступить в марксистскую ячейку, Каменский без гроша в кармане отправился в авантюрное путешествие по всей России в качестве актера любительского театра. Однако довольно быстро футурист отказался от идеи стать профессиональным артистом. Варлам Шаламов писал: «Мейерхольд — дело было в 1904 году — расспросил Каменского о его жизни и посоветовал бросить театр.

— Артиста из вас не выйдет, а вот поэт, может быть, и выйдет, только надо бросить провинцию. Провинция — это болото, которое губит таланты и ничего не дает. Ис­тинная проба таланта производится только в столице. Вам нужно получить высшее образование — какое, все равно — и вырваться из этого проклятого болота.

Пocлe этого разговора, вернее, после этого сезона в антрепризе Каменский до конца не возвращался в те­атр».

Первый поэт, поднявшийся в небо

После экзотического путешествия Каменский решил «взяться за ум» — он переехал в Петербург и стал студентом-агрономом, занявшись новой для себя наукой. Разумеется, продолжил он и свою политическую деятельность, впервые влюбился, занялся живописью, а во время летних практик в лесах строил землянки и ночевал на кронах деревьев.

Но и всего этого ему показалось мало. Молодой футурист, едва начав покорять литературные пространства, всерьез задумался о покорении неба. С 1908 году он работал заместителем главного редактора в журнале «Весна», а в 1911 году, накопив денег, отправился за границу — учиться летному делу. Поэт побывал в Париже, Берлине, Лондоне, Вене и Варшаве. К лету 1911-го он разжился собственным аэропланом, на котором решил пролететь над родной Пермью. В России тех лет практически никто не видел настоящий «летающий корабль» — авиация только-только начала развиваться.

Удачным летчиком Каменского вряд ли можно назвать — он очень часто попадал в аварии и не мог выполнять фигуры высшего пилотажа. Неудачи во время полетов случались с ним 13 раз. Первая — как раз в тот момент, когда футурист попытался взлететь с пермского ипподрома в июне 1911 года. Что-то пошло не по плану, и Каменский просто вывалился из кабины, когда аэроплан взлетал. Очевидцы этого события надолго разочаровались в авиации, но поэта это не останавливало. Он продолжал заявлять о себе как о покорителе неба.

Парализованный мечтатель

Пролетая над польским городом Ченстохова 29 апреля 1912 года, поэт попал в самую крупную свою авиакатастрофу. Сам он вспоминал об этом случае так: «…И полетел против ветра... В публике раздался рев восторга, и полетели шапки, платки. “Блерио” легко взмыл под ветер, но выше стало так болтать, трепать, швырять мой жидкий аэроплан, что спасенья не предвиделось. Я стиснул зубы, сжался в комок, удесятерил волю, всячески регулировал, выравнивал... Но все напрасно: на вираже под крыло ударил порыв вихря — я перевернулся с аппаратом на большой высоте. Мотор перестал работать… <…> объял холод беспомощности, а в голове мгновеньями, как искры, вспыхивали картины детства: Кама, пароходы, лодки, собаки, лес... И тут же сознанье, что я — один, чужой и ровно никому здесь не нужен... Все это путалось, металось, и в первый и единственный раз я пожалел себя... Дальше сковал леденящий холод, я закрыл глаза и грохнулся...»

Поэт выжил, но при падении проломил череп и получил множественные переломы. По счастливой случайности его аэроплан угодил в болото. Когда футурист восстановился и встал с больничной койки, он сконструировал из обломков своего «самолета» водный аэроход, на котором катал вдоль по Каме пермяков. После этого случая авиатор больше не поднимался в небо.

За высокую и дерзкую мечту Каменский дорого заплатил: бесстрашный поэт, некогда с легкостью взмывающий в небеса душой и телом, в преклонном возрасте лишится ног, перенесет инсульт и будет разбит параличом вплоть до смерти в 1961 году. Так на его здоровье сказались травмы, полученные во время авиакатастроф. «…Последние тринадцать лет жизни Каменский после тяжелого паралича был совсем прикован к постели. Однако он продолжал трудиться. <…> Выручало неистовое, потрясающее жизнелюбие. Он много рисовал, слушал радио, смотрел почти все телевизионные передачи», — писал журналист Савватий Гинц.

Что почитать у Каменского и как его понимать: совет эксперта

Литературовед, кандидат филологических наук, исследователь творчества Василия Каменского Светлана Казакова рассказала «Снобу», что прочитать из обширного наследия футуриста и какой контекст для этого нужно понимать:

— Поэзия Каменского — это синтез литературы, живописи и даже музыки. Он известен как автор «железобетонных поэм», «стихокартин» и словотворец, а его сборник «Танго с коровами» 1914 года во многом предвосхитил развитие визуальной поэзии в России. Опубликованные в нем «железобетонные поэмы» — «Бани», «Константинополь», «Максим», «Дворец С. И. Щукина», «Цирк Никитина», «Cкэтинг Ринг» — ультрасовременны и авангардны даже сейчас: письмо и типографика требуют от нас симультанного восприятия, текст и его визуальное оформление невозможно отделить друг от друга. «Танго с коровами» — пример удивительно стильного дизайнерского решения: книга была пятиугольной, отпечатанной на оборотной стороне дешевых обоев с изображением крупных ярких маков и васильков.

Каменский-поэт — это в первую очередь визионер, первооткрыватель новых форм. Интересен он еще и своими фоносемантическими опытами словотворчества, заумными стихотворениями, такими как «Жонглер», «Прибой в Сухуме» или поэмой «Цувамма».

После революции авангардная поэтика Каменского во многом опрощается, становится менее экспериментальной, дерзкие опыты словотворчества и саморекламы остаются в прошлом: новая власть ведет борьбу с формализмом. Когда Каменский опубликовал свое заумное стихотворение «Жонглер» в журнале «ЛЕФ» (Левый фронт искусств — творческое объединение в 1922–1929 годах, отстаивающее принципы производственного искусства, социального заказа и документальности. — Прим. ред.), его подвергли травле в печати. Тогда он начинает писать что-то более близкое к соцреалистическому канону, но по-прежнему много экспериментирует в других жанрах, читает авангардные произведения во время своих поэтических выступлений и остается искрометным, очень живым человеком в мемуарной прозе и письмах.

Нельзя сказать, что сегодня поэт-футурист забыт. Безусловно, его жизненная история и литературный талант заслуживают большего внимания, но мне, как исследователю, очевидно, что в последнее время интерес к нему резко возрастает, в первую очередь научный, филологический. Во многом это происходит потому, что методы, которыми Каменский пользовался для самопродвижения, очень актуальны в наше время. Поэт умел превратить в саморекламный жест и свои полеты на аэроплане, и автобиографии, и эпатажные выступления в театрализованном костюме с футуристической раскраской лица во время турне, и бойкие издания вроде «Моего журнала Василия Каменского».

Озорной, веселый, общительный, крайне витальный, Каменский был беспрецедентно одаренным человеком: он реализовался не только как поэт и пионер авиации, но и как автор нескольких гениальных автобиографий, жизнетворец, цирковой артист, актер, дизайнер, типограф, мастер перфоманса и пиар-менеджер самого себя. Он был экспериментатором во всем, за что брался. Каменский называл себя «матерью русского футуризма», «многогранным алмазом поэзии», «гордостью, красой и корифеем русских футуристов», присваивал себе множество других замечательных характеристик, но делал это крайне обаятельно, за что и полюбился современникам. Сама жизнь Каменского была ярче любого мифа — он превратил ее в объект искусства.

Подготовил Алексей Черников