Привидения дома Кранкенгагена. Святочная фантазия

Дом Кранкенгагена известен в Петербурге всем, чья страсть — привидения. Эти люди приходят сюда как домой. Бывает здесь и некто Владлен Петрович, чьей страстью привидения не являются. Как раз наоборот: он разоблачает мифы о них. Появляется с неизменной тростью, в плаще-макинтоше и сиреневом берете. Понятно, что такого человека безотчетно хочется назвать Кранкенгагеном. Многие так и делают, и это не вызывает у Владлена Петровича протеста. На самом деле его фамилия Горшков. Он — бывший сотрудник Керамического института, располагавшегося прежде в этом доме.

Короткая справка: здание построено архитектором Бруни в 1901 году для размещения в нем типолитографии. Заказчиком ее и был Кранкенгаген. Непростую эту фамилию Владлен Петрович научился произносить годам к одиннадцати, но с тех пор называет дом и адрес без малейших затруднений: дом Кранкенгагена на набережной канала Круштейна (ныне — Адмиралтейского канала), № 17а. Собственная фамилия трудностей в произношении у него не вызывала.

В свойственной ему сдержанной манере Владлен Петрович рассказывает о драматических событиях, которые прочно связали этот дом с темой привидений. Порой ему начинает казаться, что он тоже — привидение и, вообще говоря, давно умер. В такие минуты он незаметно щиплет себя за ухо.

О заказчике дома Федоре Кранкенгагене известно, что, помимо типолитографии, он содержал велосипедную мастерскую. Арт-пространство располагает его портретом на велосипеде с чудовищных размеров передним колесом. Рядом висит портрет его отца, Вильгельма Кранкенгагена, запечатленного играющим на фаготе: Кранкенгаген-старший был профессором Петербургской консерватории. Щеки играющего раздуты до размеров велосипедного колеса. Оба портрета символизируют безграничную преданность Кранкенгагенов избранному делу. Считается, что именно их посмертная активность принесла зданию славу дома с привидениями.

В доме Кранкенгагена о них заговорили осенью 1956 года. Возможность свободно обсуждать эту тему Владлен Петрович связывает с ХХ съездом партии. И хотя об изменении отношения к привидениям в материалах съезда прямо не говорилось, людьми компетентными это читалось между строк.

Не вызывает сомнений, что зданию с таким именем была уготована особая судьба. В этом имени слышится скрип мачт и крики чаек — то, что составляло самую суть Петербурга. Владлен Петрович говорит об этом в прошедшем времени, поскольку сейчас всё изменилось. Мачты больше не скрипят, их попросту нет, а чайки стали мусорными птицами вроде голубей.

Он не удивится, если голуби вдруг улетят на море. Будут сопровождать катера и яхты, хватая на лету кусочки хлеба, которые им бросают с палубы. Шутка. Произносящий ее хочет лишь сказать, что жизнь меняется с невероятной скоростью, и явления обращаются в свою противоположность.

Глядя на Владлена Петровича, посетители арт-пространства перемигиваются, считая его главным арт-объектом. Где-то даже — Кранкенгагеном. Владлен Петрович делает вид, что ничего не замечает. Ему, видному специалисту в области керамики, было бы странно с ними объясняться.

Владлен Петрович — керамист со стажем, и родители его были также керамистами. Керамистами при ближайшем рассмотрении оказываются и его соседи. Всё дело в том, что на мансардном этаже дома Кранкенгагена Керамический институт предоставлял своим сотрудникам служебную жилплощадь. Потому что значение керамики трудно переоценить. Она присутствует во всех сегментах нашей жизни — от космического до бытового.

Достаточно сказать, что керамическую плитку для корабля «Буран» разрабатывали в доме Кранкенгагена. Она была призвана защитить корабль при вхождении в плотные слои атмосферы. Да, «Бурана» у нас больше нет, и остается утешаться лишь тем, что он сгорел не в плотных слоях атмосферы. По мнению Владлена Петровича, его погубила атмосфера равнодушия к науке.

Кое-что, однако, осталось. Без преувеличения каждый знаком с таким изделием, как унитаз. Оно способно выдержать любые нагрузки — в границах разумного, естественно. Качество материала — результат труда отечественных керамистов.

Владлена Петровича часто спрашивают:

— Не ваш ли это писсуар выставлен в Центре Помпиду?

— Не знаю, — отвечает, — не уверен. Но наш точно не хуже.

Арт-объект. Высокое искусство. Так же, как тысячи других предметов — вплоть до самых интимных, вроде вставных челюстей. Совершенствование технологий увеличивает срок службы изделий, позволяя долгое время не класть их на полку. Не говоря уже о том, что в данном случае, как ни в каком другом, важен подбор цвета. Сотрудники Керамического института и здесь чувствуют себя первопроходцами. Можно сказать, челюскинцами.

Две комнаты в служебной коммунальной квартире занимали соответственно семьи Горшковых и Клепиковых. Существовала, однако, еще одна комната. В ней останавливались командировочные, приезжавшие по обмену опытом. Тоже, понятное дело, керамисты. Нередко — керамистки. С одной из них Владлен Петрович связывает историю привидений в доме Кранкенгагена.

Звали ее Зинаида. Она приехала из Ростова-на-Дону — высокая, статная, улыбчивая. С Зинаидой в коммунальную квартиру вошли бодрые казацкие песни, запах борща и мягкое южное г. Супругам Клепиковым она подарила чайный гриб в трехлитровой банке, а родителям Владлена Петровича — мешочек тыквенных семечек. Семилетний о ту пору Владлен тоже не остался неохваченным: его Зинаида научила выращивать соляные кристаллы на батарее.

А еще ростовская гостья объявила, что серьезно занимается проблемой привидений. Сказала, что в таких местах, как дом Кранкенгагена, они обычно и бросают якорь. Обведя всех серьезным взглядом, спросила, не замечал ли кто в квартире чего-то необычного. Нет, не замечал. Зинаида очаровала всех, и огорчать ее не хотелось. Но факт оставался фактом: необычного — никто не замечал.

— Странно, — сказала Зинаида. — А ведь должны были.

Она пообещала приглядеться к квартире повнимательнее, и это был своего рода упрек жильцам. Намек на их неспособность вызвать интерес со стороны существ метафизических.

Совершенно по-иному складывалась жизнь самой Зинаиды. Там, где она появлялась, немедленно начиналось что-то необычное. Вечерами она рассказывала о странностях, которые ей случалось видеть. Свои привычные места покидали простыни и полотенца, на полу появлялись мокрые следы, как если бы кто-то внес в квартиру уличную слякоть. Всё это говорило о визите привидений. Но главным свидетельством их наличия было убывание той мутной жидкости в банке с грибом, которую Зинаида называла чайным квасом.

Привидения, по ее словам, часто испытывали жажду — особенно в тех случаях, когда при жизни питали слабость к алкоголю. Лучшим средством утолить ее был, оказывается, продукт жизнедеятельности чайного гриба. Упомянув об этом, девушка бросила быстрый взгляд на Клепиковых, как бы давая понять, что вся дальнейшая информация может поступить от них. Но убывания чайного кваса Клепиковы не заметили.

Более того, вкусы привидений со вкусами жильцов не совпали. Попробовав по разу напитка, никто в квартире не выражал желания пить его снова. В известном смысле ситуация становилась деликатной. Получалось, что привезенный в город на Неве напиток не был востребован ни мертвыми, ни живыми. Для доставившей его ростовчанки это было, в общем, обидно.

Вскоре, тем не менее, как-то само собой выяснилось, что кваса стало меньше. Привычно улыбаясь, Зинаида поинтересовалась, не пил ли кто-нибудь из банки с грибом. Получив отрицательный ответ, гостья задумалась. Сосредоточенное ее молчание было красноречивее всяких слов. Все понимали, что главный признак присутствия привидений — налицо.

Вскоре Зинаида простудилась, и несколько дней ей пришлось провести дома. Для малолетнего Горшкова это было временем тихого счастья. Он возвращался из школы довольно рано, и на час-другой Зинаида поступала в полное его распоряжение. Именно тогда она научила его выращивать соляные кристаллы.

Разведя в банке чуть не полпачки соли, руководительница эксперимента укрепила над раствором нитку и поставила конструкцию на батарею. Вопреки общему скепсису кристаллы действительно выросли. Они были прекрасны, как иней на зимних ветках, и их появление казалось юному Владлену куда удивительнее явления привидений.

Какое-то время мальчик подождал, а потом вышел в кухню. Ставя банку на стол Клепиковых, подумал, что это будет приписано привидению, и ему стало смешно. Но прошел час, затем еще один — и никто не возвращался. Его легкомысленное настроение постепенно сменилось тревогой. А вдруг там действительно привидение, от которого непонятно, чего ждать?

На третьем часу ожидания ребенка охватила паника. Он представлял себе, как, отложив фагот, призрак душит Зинаиду, в то время как Клепиков, уже задушенный, лежит в углу комнаты. И просто-таки ничем не может ей помочь.

Ноги Владлена не двигались. Он не мог заставить себя прийти на помощь двум смельчакам. И никто кроме него не знал, где их искать.

Домой в тот вечер все вернулись почти одновременно. Владлен, глотая слезы, рассказал об отчаянном шаге Клепикова и Зинаиды. Жена Клепикова помрачнела, но страха перед привидением не обнаружила. Не заходя в комнату, она направилась к помещению сторожа, и Владлен крикнул отцу, что он не должен оставлять ее одну.

К удивлению мальчика, его смелый отец проявил нерешительность.

— В случаях с привидениями, — пробормотал он, — лучше действовать в одиночку.

— Эх, ты… — Владлен махнул рукой и бросился догонять жену Клепикова.

Шла она медленно, как-то даже задумчиво, и обе руки ее были пусты. Клепиковой было абсолютно нечем защищаться. Было ясно, что она готова вступить в борьбу с голыми руками.

Между тем, судя по звукам из комнаты, борьба там была в самом разгаре. Клепикова дернула ручку двери, и все звуки мгновенно стихли. Она дернула еще раз. И еще раз. Потом стала дергать беспрерывно. Крючок, на который дверь была закрыта изнутри, слетел.

Владлен успел спрятаться за спиной Клепиковой. Мимо него пробежали два привидения. Они действительно были в простынях, но рассмотреть их он не смог, потому что закрыл от страха глаза. Судя по поднявшемуся шуму, их отступление сопровождали и фагот, и велосипед.

В тот же вечер Зинаида уехала в Ростов-на-Дону. Вероятно, обмен опытом она сочла законченным.

Владлена ее отъезд очень расстроил. Он неоднократно описывал историю с привидениями — во дворе, в школе и даже в поликлинике, где ему вырвали два молочных зуба. Описывал подробно, не жалея ярких деталей, пока отец не запретил ему это делать.

В один из дней Клепиков вернулся домой вскоре после полудня. Походив какое-то время по кухне, он постучался к Зинаиде. Дверь горшковской комнаты оказалась закрыта неплотно, и ребенку был слышен их негромкий разговор. Речь шла, разумеется, о привидениях.

Клепиков был явно взволнован. Он рассказал девушке о том, как резко в последнее время стал уменьшаться в банке чайный квас. Он, Клепиков, специально отмечал его уровень химическим карандашом. В доказательство этого продемонстрировал Зинаиде банку с фиолетовыми отметками на стекле.

Но главное было оставлено на конец разговора. Находясь накануне вечером в противоположном крыле здания, Клепиков заметил, как из комнаты сторожа вышла странная фигура. Одежду ей заменяло что-то вроде простыни. В руке ее — о, ужас! — был фагот.

К этой информации Зинаида отнеслась со всем вниманием. Она деловито уточнила характер движений призрака и скорость убывания жидкости в банке. Спросила также, где в этот момент был сам сторож. Понизив голос, Клепиков ответил, что сторож часто уходит.

— Это важно, — так же тихо сообщила Зинаида.

Перед тем как вернуться в свою комнату, фразу о стороже Клепиков произнес еще раз. Очевидно, он придавал ей какое-то особое значение. Зинаида опять повторила, что это важно, и голос ее звучал еще тише.

Дождавшись конца разговора, Владлен направился к банке с соляным раствором. Кристаллы становились всё крупнее и — как ему казалось — белее. Он решил было постучаться к Зинаиде и поделиться с ней своей радостью, но в кухне снова раздались шаги Клепикова.

Сквозь неплотно закрытую дверь было видно, что в руках его — банка с грибом. Клепиков подошел к раковине и отлил из нее не меньше стакана. Получалось, что чайный квас исчезал не из-за привидений. И хотя самих привидений это нисколько не отменяло, поведение Клепикова мальчика огорчило.

Но — слово было сказано, и весть о привидениях дома Кранкенгагена стала быстро распространяться по Ленинграду. То, что рассказывать мальчику об этом запретили, только подогрело всеобщий интерес. Если запретили — значит, правда.

В доме Кранкенгагена стали появляться историки, фольклористы и просто любители острых ощущений. Жильцы коммунальной квартиры нехотя подтверждали факт контакта с привидениями, поскольку иначе (говоря это, Владлен Петрович прижимает к губам ладонь) им пришлось бы рассказывать о контактах другого рода. Кранкенгагенские привидения оказались не так бестелесны, как хотелось бы.

На следующий день Клепиков вернулся домой в такое же время и снова отправился к Зинаиде с банкой в руках. В дверную щель было видно, что жидкости в ней уже почти не было. У самого дна липко переливался чайный гриб, не понимавший, что, собственно, происходит. Показав Зинаиде банку, охотник за привидениями сообщил, что снова видел ту же фигуру — на этот раз, правда, без фагота.

— Может быть, он ехал на велосипеде? — предположила Зинаида. — Я слышала, что на фаготе играл отец, а сын — тот чинил велосипеды.

Клепиков покачал головой:

— Нет, велосипед я бы заметил.

— Да, такие вещи сразу бросаются в глаза, — согласилась Зинаида. 

Клепиков хлопнул себя по карману и сказал, что взял у сторожа ключ. Что сторож ушел и сегодня уже не вернется.

В наступившей тишине раздавался ритмичный скрип половиц. Прильнув плотнее к щели, Владлен увидел, как Зинаида задумчиво перекатывается с пятки на носок.

— Вы боитесь идти туда один? — прошептала она.

— Боюсь, — не стал скрывать Клепиков. — У меня нет ни малейшего опыта общения с призраками.

Не отрывая взгляда от банки, Зинаида продолжала свои ритмичные движения. Она колебалась.

— У меня, конечно, есть кое-какой опыт…

Клепиков поставил банку на пол и прижал руки к груди.

— Может, пойдем вместе?

— Вашей жене это может показаться странным…

— Она вернется только вечером. Кроме того, ей не придет в голову искать нас у сторожа.

Зинаида кивнула. Взявшись за руки, они вышли из квартиры. На полу осталась стоять трехлитровая банка.

Ситуация усугубилась тем, что в это же время в городе разворачивался еще один скандал, связанный с призраками. В районе Смольного — обычная питерская история — были задержаны лица, снимавшие шинели с работников обкома партии. На последовавшем громком процессе возник, среди прочего, вопрос о возможной связи грабителей с призраками дома Кранкенгагена. По счастью, быстро стало ясно, что никакой связи здесь не было. Дом Кранкенгагена вернулся к неброскому керамическому экзистенсу и просуществовал так вплоть до своего закрытия в 2011 году.

Подводя итоги бурной истории дома, Владлен Петрович отмечает в ней множество славных страниц, не связанных с привидениями. Самих же привидений он, повзрослев, считает чистым вымыслом. Полный решимости сокрушить легенду, в своей обширной переписке подписывается «Мифоборчески ваш В. П. Горшков». Сведения, предоставляемые им о призраках, носят характер опровержения, но чем больше он опровергает их наличие, тем больше в них верится. Таково свойство мифа.

Говорят, что до того, как превратиться в арт-пространство, дом Кранкенгагена несколько лет успешно сотрудничал с Михаилом Сергеевичем Горбачевым, предоставив площадь для петербургского отделения его фонда. Считается также, что это здание Михаил Сергеевич неоднократно посещал. Что важно: еще при жизни.