Фото: Света Мишина

Мое поколение в детстве азартно играло в индейцев под влиянием переводной приключенческой литературы и фильмов гэдээровской киностудии DEFA. Не знаю, играли ли в эту игру сверстники Рубинштейна, но мы бы точно наградили его прозвищем «Лев Большое Ухо».

Сам Лев Семенович неоднократно в интервью на стандартный журналистский вопрос о том, как рождаются его произведения, полушутя отвечал, что у него огромные уши, как у слона, коими он подслушивает разношерстные говоры времени и каталогизирует их в своих текстах.

Невольно вспоминается один из многочисленных устных рассказов Льва Семеновича, который потом вошел в его книгу. (Для понимания контекста поясню, что дело происходит в конце 1980-х — начале 1990-х, когда страну буквально захлестнули латиноамериканские сериалы.) В метро ссорится супружеская пара, не сильно обремененная, по определению рассказчика, интеллектуальным багажом. В процессе выяснения отношений рассерженная женщина вдруг кричит на весь вагон: «Вася, уйди ** *** из моей судьбы!» Оставлю пространные комментарии для будущих исследователей творчества писателя, но если рассказы Чехова хрестоматийно называют романами в ладонь величиной, то тексты Рубинштейна (как поэтические, так и прозаические) можно вполне определить как романы-эпопеи в четверть ладони.

Это улавливание многоголосного шума времени, укрощение стилистического хаоса и превращение его в своеобразный космос было отличительной чертой творческой деятельности московских концептуалистов, впрочем, и не только их. Достаточно вспомнить, например, фильмы Алексея Германа, насквозь пронизанные невнятным площадным говором, звуками, льющимися из репродукторов, фрагментами тихих кухонных разговоров. Или тексты ленинградского андеграундного писателя Леона Богданова, сверстанные из метеосводок, газетных новостей, сплетен и философских размышлений протагониста.

В этом ряду Лев Рубинштейн (наряду с Дмитрием А. Приговым) был несомненно одним из главных летописцев эпохи, вернее, двух больших эпох: позднесоветской и постсоветской. Но это была не государственническая агиография «великих мужей» и их деяний, а уловленный и запечатленный голос частного человека, укорененного в повседневности и спасающегося в ней от беспощадного медного всадника истории.

Внезапная и ошеломившая всех смерть Льва Семеновича породила в интернете лавину откликов, воспоминаний, искренних переживаний. И все же меня не оставляет чувство, что мы все с нашими речевыми потоками остаемся персонажами его художественной вселенной, которую он выстроил в духе борхесовской библиотеки. Она, с бесконечными рядами каталожных карточек и аудиофайлов, заполнена фрагментами голосов. И эти голоса сливаются в драматическую симфонию человеческого существования.

Нам еще предстоит оценить в полной мере масштаб личности Льва Рубинштейна, а пока у нас остаются его книги и его голос. Его последняя книга, которую он уже не увидит, называется «Бегущая строка». Возможно, это и есть метафора его жизни: красная бегущая строка реальности поверх хаоса повседневности.