Non stop! Уроки мудрости Дианы Вишневой

[stamp-one]Для иллюстрации этого материала мы выбрали одну фотографию из фотосъемки. Полностью съемку вы можете увидеть в бумажной версии журнала.

Она – образцовая балерина ХХI века. Даже классика в ее исполнении излучает сверхзвуковые скорости и сверхчеловеческое напряжение. А уж когда она танцует модерн, обыденное сознание вообще отказывается понимать, как человеческое тело может выдерживать такие нагрузки, как справляется с этими головоломными ребусами. Это даже уже не балет, а какой-то запредельный космос, высшая математика абстрактных чисел. После ее выступлений в сборных концертах возникает странное ощущение, как если бы у школьной доски, где до этого производились нехитрые арифметические упражнения в столбик, вдруг кто-нибудь вышел и доказал гипотезу Пуанкаре.

Диана Вишнева – это Перельман современного балета. Многие думают, что она сумасшедший трудоголик, берущий упорством и выносливостью. А на самом деле это абсолютный уникум, гений сложнейших танцевальных формул, мастер хореографических теорем, ненасытный балетный полиглот.

Никто в русском балете не владеет таким количеством пластических языков, как она. Никто из наших балерин не способен к такому слиянию и поглощению других хореографических школ, стилей, манер. Для меня загадка, почему именно ей, скромной татарской девочке из поселка Веселый, выпала миссия быть первооткрывательницей современного танца. Почему именно ей единственной дано было нарушить строгий устав классической послушницы и выр­ваться на простор нового балета. Причем она сделала это без всяких скандальных манифестов или широковещательных заявлений. Оставаясь примой Мариинского театра, начала танцевать то, за что никто до нее не брался: Марту Грэм, Уильяма Форсайта, Пола Лайтфута и Соль Леон. Как иные звезды коллекционируют бриллианты и недвижимость в расчете на черный день, так Диана собирает свою коллекцию из новых балетов и хореографических имен в непоколебимой вере в светлое будущее.

Какие-то из этих балетов были поставлены специально для нее, какие-то она получила в подарок, а за что-то пришлось побороться. Например, «Болеро» Бежара никому не хотели давать. Ни былые заслуги, ни талант, ни репутация в расчет не принимались. Нет, и все! Исключение было сделано только для Дианы. Есть в ней тихое, отчаянное упорство маньяка, просто физически неспособного отступить от задуманного. Она так репетирует новую хореографию, так делает свой ежедневный экзерсис в классе, так живет. Ничего вполноги, никогда ничего не откладывает на завтра, не оставляет на самотек. Все под контролем. И даже если задерживается на пятнадцать минут на дежурное и, в общем, не очень нужное ей интервью, то обязательно найдет возможность предупредить.

В этом смысле Диана – стопроцентно западный человек. Может быть, отсюда стабильный международный успех, который сопутствует ей уже столько лет. На Западе ценят людей слова и цели. Там любят, когда все точно по расписанию и в срок.

Молчаливая девушка с волосами цвета вороньего крыла, причесанными на прямой пробор, и непроницаемым взглядом редко улыбающихся глаз, она выходит на сцену с видом Антигоны, готовой свершить свой акт возмездия. Партер замирает, начальники склоняются ниц, спонсоры трепещут. Что уж говорить о партнерах?

Надо видеть, как все тридцать пять балетных красавцев, обступивших красный помост в «Болеро», начинают вибрировать и оживать, как только она появляется из тьмы в своей белой майке и черном трико. Нет, Диана Вишнева не «карает красотой», как Майя Плисецкая на том же столе сорок лет назад. Не празднует и не оплакивает свое падение, которое танцевал Хорхе Донн.

Она дает урок мудрости, класс стойкости и силы жить. Она учит не сдаваться, отважно демонстрируя, что можно извлечь из человеческого тела, ограниченного тесным пространством, и что может человеческий дух, не желающий смириться с враждебными обстоятельствами.

Ее магический арабеск и есть формула жизни, понятная урбанистам всех национальностей. Всем, кто принужден проводить жизнь в тесноте своих малогабаритных квартир, малолитражных машин, стиснутыми со всех сторон условностями и запретами. Надо жить, кричит каждый жест Вишневой. Ничего не надо бояться, утверждает ее танец. Такая всегда немногословная и дипломатично осторожная в жизни, на сцене Диана становится отчаянно раскованной, бесстрашно резкой.

Особенно когда танцует одна. Моноспектакль на песни французской певицы Барбары «Убитый» в постановке Марко Геке можно сравнить только с сеансом шокотерапии. Это ни разу не прощальная элегия, хотя надтреснутый, хриплый, готовый сорваться в любую минуту женский голос поет об аукционе Drouot, где продаются старые вещи, свидетельства былой любви. Но Диана танцует не сюжет и даже не музыку. Она танцует хрип, озноб, предсмертные конвульсии, которые ей слышатся в угасающем голосе Барбары. Она проживает ее песни как страницы личного дневника. И сама же их дописывает у нас на глазах дрожащими руками, становясь в какие-то моменты даже внешне похожей на парижскую диву в черном. И тут же, буквально без паузы, в ее расписании чистая балетная классика: Жизель, Аврора, Джульетта…

Как возможно их совмещать? Откуда такая воля к творчеству? Я пытался это выяснить, когда мы с Дианой сидели в холле питерской «Астории», где она обычно встречается с журналистами. Вопросы всегда более или менее одинаковые, ответы – тоже. Она не из тех, кто любит развлекать нашу братию, придумывая про себя разные мифы и небылицы. Хотя цену правильному пиару знает. Фотосессия знаменитого Патрика Демаршелье с ее участием стала одной из лучших в балетной истории. На подходе новый проект – альбом «Гравитация», где разные выдающиеся персоны мирового уровня должны поведать свои мысли и ассоциации, навеянные танцем Дианы. И вот теперь фотосъемка Владимира Фридкеса для обложки «Сноба» в стиле диско.

Ей дано острое чувство моды. В коротком черно-белом фильме Рустама Хамдамова «Бриллианты» она возрождает манеру кинозвезды двадцатых годов. Диану легко представить и с атласной черной челкой Луизы Брукс, и в бархатной шляпе, надвинутой на глаза, как у Асты Нильсен. При этом сама она лишена всяких ностальгических комплексов. Про детство вспоминает без всякого трепета, как и про учебу в балетном училище им. Вагановой, куда ее взяли только с третьего раза.

– Да нет, все правильно, – говорит она, обрывая мои притворные вздохи, – никогда не надо сетовать на судьбу. Значит, так и должно было быть. Иначе я бы не попала к своему педагогу Людмиле Ковалевой, с которой репетирую до сих пор.

А вот о том, как сиживала на ступеньках третьего яруса в Мариинском театре, откуда пересмотрела всех великих и знаменитых, говорит с неподдельным восторгом завзятой театралки. Видно, что это ее по-прежнему волнует.

– Мы с Нуреевым лишь чуть-чуть во времени разминулись. А ведь проживи он дольше, могли бы и станцевать вместе. Наверное, когда о ком-то много думаешь, этот человек начинает мистическим образом материализовываться. Вдруг мне стали попадаться его фотографии, книги, афиши спектаклей, памятные вещи. Буквально на каждом шагу. Я даже их стала собирать. Получается что-то вроде коллекции. Наверное, я так откликаюсь на зов татарской крови, которая течет и во мне. Но для меня Рудольф Нуреев – пример артиста, способного работать двадцать четыре часа в сутки. Вот кто не знал, что такое усталость, хотя у мужчин в балете нагрузки больше, чем у танцовщиц. А Наталия Макарова потрясла меня в дуэте в «Онегине». Я тогда вышла из театра в абсолютном убеждении, что обязательно станцую Татьяну. Так и случилось. Сейчас у меня в репертуаре даже две Татьяны – одна в балете Джона Ноймайера, другая в классической версии Крэнко, которая идет в Большом театре.

О своей сенсационной победе в Лозанне на балетном конкурсе двадцать лет назад Диана вспоминает, будто это было вчера. И как ногу поранила накануне, и как молилась перед третьим туром, чтобы Бог помог ей хорошо выступить («Страшно было не оправдать надежд и подвести школу»). А на заключительной церемонии вдруг выяснилось, что самого-то Гран-при, который она заслужила по праву, нет.

Швейцарцы успели забыть, когда присуждали главный приз в последний раз, и даже не позаботились заказать золоченую статуэтку. Пришлось ограничиться грамотой.

И в этом тоже видится знак судьбы. Победитель не получает ничего – классический сюжет в жизни любого артиста балета. Что остается от всех этих танцев и аплодисментов? Диана не скрывает, что был период, когда после своих триумфальных спектаклей она возвращалась домой одна, а потом до полночи сидела в темноте и горько плакала.

– Очень долго я боялась вступать в серьезные отношения. Не хотела снова испытать боль, которую однажды пережила. Наверное, я не умею жить легко. Все проживаю глубоко, тяжело, долго. Все доставалось мне только через труд и боль. К тому же профессия по-прежнему отнимает столько сил, что на «просто жизнь» их почти не остается.

К счастью, сегодня Диана не одна. Рядом с ней человек, окруживший ее любовью и взявший на себя все будничные заботы. Как мне показалось при личном общении, ее брак с Константином Селиневичем представляет собой идеальную модель союза жены-артистки и мужа-продюсера. Вдвоем эти двое не просто любящие супруги, они – команда, которой по плечу то, с чем не справляется целый штат высокооплачиваемых сотрудников. А иначе никогда бы не было Context – самого крутого фестиваля современной хореографии в России. Не было бы множества других сложносочиненных балетных проектов, где привычно блистает Диана, но в чьей тени все отчетливее ощущается неотступное и важное присутствие Константина.

Он знает наизусть расписание ее спектаклей, все номера рейсов ее самолетов, все особенности площадок, где ей предстоит выступать. Как принц-консорт, он все время на полшага позади. Все внимание Диане, все блицы и прожекторы только на нее одну.

– Когда все самые важные слова были сказаны, – вспоминает она, – я прямо спросила Костю: «А ты не боишься?» Все-таки он был далек от балетной жизни. Что он мог знать о ней из зрительного зала? И он сказал только: «Я разберусь». Но это прозвучало так, что у меня больше не оставалось сомнений: у нас все  получится.

Сегодня Диана с видимым спокойствием говорит о том, что ее карьера классической танцовщицы подходит к концу. Двадцать лет в балете – серьезный срок, после которого надо принимать решение, чем заняться дальше. При этом прощаться со сценой она не собирается. В ее планах – танцевать много, долго и с удовольствием. И вообще, новая жизнь только начинается. И в ней должно найтись место всему: путешествиям, новым встречам, впечатлениям, людям. Конечно, жизнь интереснее балета. Но без балета разве может быть жизнь у Дианы Вишневой?С

Другие материалы из фотопроекта Владимира Фридкеса:

Читайте также: