Двадцать лет 1991 года. Александр Конаныхин

Фотографии Chris Maluszynski

В сентябре 1991 года Александр Конаныхин вернулся из Будапешта в Москву. Из аэропорта его повезли в бывшую резиденцию главы советского правительства Николая Рыжкова. Там он прожил три месяца, а потом переселился в новый дворец – президентский, который первоначально строился для Михаила Горбачева. Ему выделили служебный бронированный ЗИЛ и охрану – человек пятьдесят. Потому что он бескорыстно помогал людям тогда, когда другие предавали: финансировал предвыборную кампанию Бориса Ельцина, когда тот был еще в опале, в 1990 году, и вновь помогал ему, когда он избирался президентом. За это победитель осыпал Конаныхина почестями, потому что, говорит Конаныхин, «Ельцин был немножко царь».

Наверняка так все и было. Такое это было время, не чета нынешнему. Той же осенью моя семья сказочно, как мне казалось, разбогатела – благодаря лишь одной удачной маминой идее. Я помню, как деньги и свобода появились ниоткуда. Это было время не только сказочной логики, но и сказочной хронологии – точнее, ее отсутствия: у счастливчиков появлялось все и сразу. Это потом уже люди на­учились жить сложно и поступательно. Впрочем, Конаныхин, кажется, так и не научился: он, кажется, так и сохранил эту способность внезапно оказываться в безвыходных ситуациях и так же внезапно находить из них выход. Видимо, отчасти за тем я сейчас и еду к нему в гости в Барселону, что хочу вернуться на двадцать лет назад.

Добрый молодец

Загорелый подтянутый мужчина средних лет на соседней дорожке бассейна вылезает на бортик, оборачивается ко мне: «Аня, пожалуйста, плавай, сколько тебе надо, я свои двадцать бассейнов уже проплыл, буду тебя ждать у рецепции. Не волнуйся, мне есть чем заняться – куча рабочих имейлов».

Алекс (так он представляется уже двадцать лет, которые живет в Европе и Америке), оказывается, подготовился к интервью и заранее прочитал мой профайл на сайте snob.ru (там написано, что я и дня не могу провести без йоги или плавания). Он всегда тщательно изучает своих контрагентов – привычка, выработанная еще тогда, когда все пытались перевоплотиться в кого-то, но не у всех это получалось так хорошо, как у Конаныхина.

Я тоже заранее узнала о нем все, что могла, – благо было что почитать: сам он издал книгу под названием Defiance: How to Succeed in Business Despite Being Hounded by the FBI, the KGB, the INS, the Department of Homeland Security, the Department of Justice, Interpol and Mafia Hit Men («Вызов. Как преуспеть в бизнесе, когда за вами охотятся ФБР, КГБ, американская миграционная служба, департамент отечественной безопасности, департамент юстиции, Интерпол и мафиозные киллеры»), о нем написаны десятки статей в советских, российских и американских газетах. Так что я знала, кто передо мной: человек той породы, которая внезапно по­явилась в конце восьмидесятых и незаметно исчезла меньше чем через десять лет, – человек, чья судьба состоит из сказочных перевоплощений. В 1985 году студент факультета аэрофизики и космических исследований Московского физико-технического института обернулся одним из первых советских бизнесменов: занялся ремонтно-строительным бизнесом. Вылетел из комсомола «за делячество и распределение денежных средств не по труду». Вылетел и из института. Заплатил двадцать пять тысяч рублей женщине с двумя детьми, чтобы фиктивно жениться и тем самым избежать призыва, а заодно получить право на московскую прописку. Официально назвался предпринимателем после принятия закона «О кооперации в СССР» в 1988-м («Мне уже не надо было ничего создавать, мне надо было просто легализироваться»). Стал игроком на только что открывшейся в 1990-м бирже («Такая откровенно капиталистическая организация, как биржа, – как гром среди ясного неба; я посмотрел на это дело недели две-три, их не прихлопнули, купил там себе место и стал одним из первых пайщиков, брокеров»). Потом оказался банкиром с лицензией на валютные операции («Почему тебе ее дали? – Потому что попросил. – Почему не давали другим? – Может, им не приходило в голову просить…»).

«Как гром среди ясного неба». «Просто не приходило в голову». Все у Александра Конаныхина получается слишком просто и внезапно, чтобы ему поверить. Но я вспоминаю, как мама вдруг стала приносить домой деньги огромными сумками, и вот уже мой скепсис кажется таким мелочным и современным, что я чувствую себя виноватой перед своим внутренним ребенком.

•  •  •

Дети, приезжая в Барселону, непременно заходят с родителями в Aquarium. Огромные окна-витрины, за которыми плавают обитатели разных морей. Особый аттракцион – стеклянный коридор. Здесь аквариум со всех сторон: и с боков, и сверху. Как будто плывешь. Но даже за толстым стеклом начинаешь чувствовать себя неуютно, когда над тобой появляется акула. Небольшая, около метра. Снизу хорошо виден ее неправильный прикус. Нижняя челюсть недоразвита, верхняя сильно выпирает, так что в просвет торчат зубы.

К 1990 году, когда Алекс Конаныхин погрузился в глубины нового советского бизнеса, ему было двадцать три. Что он чувствовал среди акул? Говорит, не заметил, как оказался среди хищных тварей. Говорит – не испугался. Говорит – был юношеский азарт и адреналин. Он явно не из ярких рыбок, которые мельтешат в этом аквариуме. Скорее распластался на дне, как скат, чтобы иногда резко всплывать, пуская всем в глаза ил со дна.

Искусство маскировки было необходимым условием выживания бизнеса. И просто выживания. Алекс нанимал «солидных» сотрудников, которые ходили на встречи вместо него, выставлял перед офисом представительские ЗИЛы. Даже акционировал банк он в целях самосохранения: «Я выглядел лет на девятнадцать, и если бы кто-нибудь показал: “А вон он, хозяин” – то вкладчики сбежали бы в тот же день. Кто захотел бы пацану какому-то доверять деньги предприятия? А вопросы задавали. Поэтому, для того чтобы уйти от вопросов, навести тень на плетень, я решил чисто формально перерегистрироваться в акционерное общество, чтобы можно было говорить: “А вы знаете, у нас большое акционерное общество, совет директоров…”»

Способность не быть собой спасала поначалу и от новых героев девяностых: «В первом случае, когда они появились, я просто открутился, сказав, что “босс в отъезде, я тут шустрю, что-нибудь передать?” – “О’кей, о’кей, потом заедем”, – вспоминает Алекс. – Я понял: заедут обязательно».

Так у Александра Конаныхина появилась охрана. Сперва, разумеется, фиктивная: «Я нанял каких-то ребят, которые изображали безопасность… Но потом однажды кто-то попытался ворваться в дом ночью, и охрана… просто спала сладко. Слава богу, что у меня была дубовая дверь. Им потребовалось время, чтобы ее взломать, а я успел дойти до кабинета и взять ружье. Я купил охотничье ружье, двуствольное, для охоты на крупную дичь типа медведей. Той ночью проблема была решена. Спугнул. Но временно».

Решить проблему на более долгий срок помогли гранитные стены («посылал специально человека на кладбище: когда делают памятники гранитные, очень много гранита идет в отходы, если обшить им дом, гранатомет точно не пробьет»), высокий забор, злые овчарки и камеры наблюдения. Кроме того, дача тоже маскировалась: «Я сделал так, что она выглядела как государственное строение. То есть там висел пожарный щит с этим ведром-конусом, лозунг “Встретим новыми достижениями решения XXVII съезда КПСС” и прочая хрень, которую ни один частный гражданин никогда не повесил бы. Это воспринималось как какое-то странное место”.

А еще в его охране появились оказавшиеся на голодном перестроечном пайке офицеры КГБ. Так в сказке возникла злая сила, с которой связаны почти все дальнейшие приключения героя. Ее он не раз перехитрил, от нее бесконечно убегал и ее винит в своих невзгодах. Впрочем, сила эта так универсальна и безлика, что ее нельзя ни поймать, ни победить, ни даже убедительно уличить в конкретных злодеяниях.

Царская щедрость

Мы сидим с Алексом Конаныхиным в кафе на бульваре Рамбла в центре Барселоны.

– А свою первую поездку за границу помнишь?

– Конечно. Очень долго «зарубеж» для меня не существовал как понятие, это было как жизнь на Марсе – может, есть, а может, нет. Январь 1991-го. Мы только встретили Новый год в Малаховке. И тут случился Вильнюс. Хорошо, что к тому моменту у нас уже были загранпаспорта. Когда танки вошли в Прибалтику, я понял: начался переворот.

Они с женой Еленой улетели в Будапешт.

Очень сложно, признается Алекс, было на­учиться улыбаться: «В российском бизнесе того времени был принят такой стальной взгляд: ко мне не подходи, пасть порву. У Высоцкого про это лучше всего: “Чуть отпустят нервы, как уздечка, больше не держа и не храня, под ноги пойдет тебе подсечка, и на шею ляжет пятерня”». К нам подходит официантка: «Что-то еще будете?» – «Нет, спасибо, – отвечает на испанском Алекс, улыбаясь, и поворачивается ко мне. – Да, у Высоцкого. Лучше не скажешь».

Девять месяцев, которые Алекс с Еленой провели в Европе, они путешествовали: «Мы не сидели безвылазно в Будапеште. Съездили в Австрию». – «А визы?» – «Получали в посольстве». Он рассказывает об этом как о чем-то само собой разумеющемся: получил загранпаспорт, оформил визу, поехал в Австрию. В 1991 году. Просто ударился оземь, оборотился соколом и улетел за три моря.

Кстати, там же, в Австрии, вспоминает он, была первая его настоящая погоня. «Мы ехали по серпантину, и сзади пристроилась машина с мигалкой. И так мы ехали час, наверное, – смеется Алекс, – прежде чем я понял, что они просят меня остановиться. Ну не знал я тогда еще, что такое полицейская погоня».

Тем временем Советский Союз трещал по швам. Ельцин готовился стать президентом РСФСР. По словам Конаныхина, спонсировать политическую активность Ельцина он начал, еще когда тот за­явил о намерении возглавить Верховный Совет РСФСР – в начале 1990-го. Просто так спонсировал, из благородных побуждений, а не в интересах бизнеса – во всяком случае, утверждает, что успех его бизнеса с политическими связями никак не сопряжен. «За всю жизнь я не просил Ельцина ни разу ни о чем».

Когда речь заходит об августовском путче, Конаныхин говорит весьма уверенно: «Я знал расклад, я знал, что абсолютно все в правительстве против Горбачева. То, что они просрут бездарно этот путч, я представить себе не мог. Собрались армия, КГБ, милиция, все правительство – и просрали! Это… Ну, это было из тех чудес, которые в истории встречаются один раз в тысячелетие». Путч августа 1991-го застал Конаныхина в Будапеште. О чудесах в Москве он узнавал из новостных выпусков CNN.

А уже в сентябре вернулся – принцем заморским и поселился во дворце – по воле Ельцина. «Я прилетаю, меня встречает мой шофер, и меня встречает ельцинский шофер, полковник службы охраны президента России, который везет меня на премьерскую дачу и говорит: вот, типа, вам подарок. Я не отказывался. То есть о’кей, хорошо, спасибо, в хозяйстве сгодится. Опять-таки реноме, престиж. Это просто было с царского плеча. У российских царей так положено – что-то давать: вотчину, губернаторство, посты какие-нибудь. Так вот, у тебя вся Россия – а раздать некому. Ты не доверяешь никому, тебя все предали». Кроме сказочного героя Конаныхина.

Ковер-самолет

– А тебя предавали?

Говорит, что «поделиться бизнесом» летом 1992-го попросили партнеры, причем из бывших охранников, гэбисты. «Они хотели отнять у меня контрольный пакет акций, и в любой цивилизованной стране их попытка была бы остановлена попечительским советом банка. Но не в России образца 1992 года». Просили три миллиона долларов. Получили отказ и трудовые книжки на руки. Обиделись: «Думаешь, можешь нас выбросить, как использованные гондоны?»

На следующий день Алекс улетал из России – в Венгрию, по делам. Все было как обычно – стартовал из правительственной резиденции, на правительственном бронированном ЗИЛе с мигалкой, несколько машин кортежа, проход через VIP-зал Шереметьева. Планировал слетать на несколько дней.

Следующая глава в его истории не более и не менее правдоподобна, чем остальные. 2 сентября 1992 года. Будапешт. Квартира на окраине, утюг на столе. Вокруг – бывшие партнеры, они же бывшие сотрудники КГБ. Требуют переписать на них бизнес. Как освободился? Да чудом же: объяснил им, сколько бумаг необходимо оформить, сколько на это нужно времени. Уболтал, в общем, задурил головы.

И сразу новая погоня. Бежать Алекс с женой решили в Америку – в чем были. Через Братиславу. Говорит, что его имя исчезло из всех документов некогда созданного им Всероссийского биржевого банка в ту же ночь – его самолет еще не приземлился в Америке.

– Как ты отнесся к такому повороту событий?

– С достаточным фатализмом. Потому что если есть что-то неотвратимое, то от того, что ты там дергаешься, оно менее неотвратимым не станет.

Впрочем, первое время можно было не дергаться: на счетах чуть более миллиона долларов. Как сохранил? И тут все просто, как в сказке: «У меня было ПМЖ за рубежом, то есть мне можно было иметь счета в иностранных банках. Кроме того, я обычно использовал счета офшорных корпораций, которыми владел».

Смилуйся, государыня рыбка!

– Ты думал вернуться в Россию?

– Нет. Это было бы равносильно самоубийству.

– А не скучал?

– Знаешь, впервые приехав в Европу, я сразу почувствовал: наконец-то я вернулся домой. Скучал я только по родителям, это само собой.

В кино этот период его жизни вместила бы формулировка «прошло четыре года», а в сказке принято говорить «долго ли, коротко ли». Наладил Конаныхин еще несколько бизнесов, например открыл американский филиал московского рекламного агентства Greatis. Как обычно, все легко, просто и прозрачно. Зная, что его ищут, старался большую часть времени проводить на Карибских островах («однажды я прожил там подряд восемь месяцев, прекрасное время: надел вьетнамки – и ты уже overdressed»).

И вот уже вроде не шальной 1991-й и не шальная Москва, а мирный 1996-й, квартира в дурной славы жилом комплексе Уотергейт в Вашингтоне («там охрана хорошая, а вы о чем подумали?»). Но беда-то приходит, как известно, откуда не ждали.

27 июня. Звонок в дверь. В квартире Алекс, Елена и их черная кошка Дина. Алекс смотрит в глазок: пришел Чарли, их помощник по хозяйству. Открывает дверь. Отталкивая Чарли, в квартиру врываются четверо, еще четверо остаются снаружи возле лифта.

– У вас просрочены визы.

Наручники, обещание депортировать в Москву. Ни права на адвоката, ни «звонка другу». В темницу без лишних церемоний.

Тем не менее спустя сутки в тюрьме у Конаныхина появляется его адвокат Дональд Баклин, узнавший об аресте из газет.

2 июля 1996 года Елена отпущена под залог.

Все, что происходило дальше, на разные лады описывала американская пресса. Конаныхиным было отказано в освобождении под залог; обвинение изменено на «дезинформацию» (ложь при заполнении анкеты иммиграционного ведомства сама по себе является поводом для депортации): утверждалось, что Конаныхин указал в качестве места своей работы несуществующую компанию Greatis USA. Вспомнили и о деле Конаныхина, возбужденном против него в России в 1992-м. Обвинение: хищение восьми миллионов долларов со счетов Всероссийского биржевого банка. Как писали российские СМИ в то время, преступление Конаныхина заключалось в том, что он перевел на личные счета в Венгрии и Швейцарии деньги, полученные в виде кредитов под гарантии его банка. (В марте 2004 года дело было закрыто в связи с «отсутствием заявления потерпевшего».)

«Счета за адвокатов росли, мои сбережения таяли. И казалось, что нет никакого выхода из этого кафкианского кошмара», – напишет спустя десять лет Алекс в своей книге Defiance. В это же время рухнул его совместный бизнес с Михаилом Ходорковским (единственная попытка их сотрудничества) – основанный Конаныхиным на Антигуа офшорный банк European Union Bank, «дочка» «Менатепа».

В августе 1996 года по решению окружного судьи Алекс Конаныхин освобожден в связи с тем, что арест признан незаконным. Опять чудесное избавление по щучьему веленью? Но на выходе его уже ждали полицейские с новым ордером. «На тот момент ни один человек не мог представить, что наше дело станет самым тягомотным и самым странным иммиграционным делом в США. С перерывами оно тянулось двенадцать  лет и было полно кинематографичных подробностей».

В ходе этого второго процесса Конаныхин сначала защищал себя сам. Говорит – кончились деньги на адвокатов. Потом рядом с ним в зале суда появились сотрудники адвокатского бюро Agent Fox. Откуда? Конаныхин утверждает, что решение об их привлечении «про боно» принадлежало занимавшейся его делом судье.

В октябре 1996 года судья Брайант принял решение депортировать Конаныхина в Россию. Конаныхин подал апелляцию, но адвокат предупредил его, что на успех рассчитывать не стоит. Примерно в этот период Конаныхин становится постоянным героем статей в прессе и новостных сюжетов на телевидении. В статьях о нем в Washington Post, Times, New York Times и других американских и британских изданиях много раз повторяется аббревиатура «Кей-джи-би». Злые силы названы впрямую, громогласно, на широкую аудиторию.

Показания сотрудницы INS Антуанетты Рицци на слушаниях летом 1997-го цитировала Legal Times в статье Did the KGB Dupe the INS?:

– Вы подтверждаете, мисс Рицци, что ваша коллега мисс Розес (сотрудница INS District Counsel Eloise Roses. – А.К.) в вашем присутствии пообещала российским прокурорам, что дело Конаныхина будет продолжаться до тех пор, пока его не доставят в Россию, верно?

–Да, ваша честь. Она сказала это больше одного раза в моем присутствии.

Таким образом сотрудница американского иммиграционного ведомства обнаружила ее нелегальные связи и сделки с российскими прокурорами: у США нет договора об экстрадиции с Россией, и по американскому закону Конаныхин мог быть депортирован только туда, откуда непосредственно прилетел в США, то есть на Антигуа. Попутно документы, на которых основывалось первое обвинение, были признаны подделкой. Кто их подделал? Конаныхин уверен, что КГБ.

По итогам тех летних слушаний Конаныхин отпущен под домашний арест, а еще через неделю решением суда арест признан незаконным, в связи с чем Алексу назначена компенсация в размере сто тысяч долларов. В феврале 1999 года по решению теперь уже иммиграционного суда ему и Елене предоставлено политическое убежище в США.

•  •  •

Прошло четыре года. Ноябрь 2003-го. Алекс и Елена подъезжают к Пис-Бридж на границе США и Канады, когда их машину останавливают люди в синей униформе Department of Homeland Security.

«Всего год, – вспоминает Конаныхин, – как моя жизнь хоть немного наладилась и успокоилась. Я начал высыпаться, позволять себе отдыхать в выходные. До этого – несколько лет напряженной работы по развитию своего нового бизнеса – компании KMGi – на этот раз в сфере интернет-технологий. К 2003 году у нас было двести сотрудников и офис в Empire State Building».

Теперь стоял вопрос о том, чтобы лишить Конаныхиных статуса политических беженцев. А месяцем раньше в России был арестован Михаил Ходорковский, напоминает Конаныхин. «И вы говорите, в России больше нет политического преследования? Скажите это Ходорковскому, моему бывшему бизнес-партнеру, империю которого захватило государство, которое полностью контролируется КГБ. Ровно так же за десять лет до этого гэбисты захватили и мой бизнес», – напишет он в своей книге. То есть снова Кей-джи-би, как бы оно сейчас ни называлось и подо что бы ни маскировалось.

Конаныхин чудом – как это у него повелось – избежал немедленной депортации и провел более двух месяцев в тюрьме Passaic County в Нью-Джерси. «Никогда не видел тюрьмы хуже, но за все время в этой тюрьме я получил значительно меньше хамства, чем за один день в советской России». 26 января 2004 года он выслушал постановление суда: с него в очередной раз сказочным образом были сняты все обвинения.

А вскоре ему пришло уведомление о закрытии дела против него в России. Чудесная развязка, кстати, не удивила российских чиновников. Они ведь знали, из какой поры Конаныхин родом. Например, начальник следственной части Главного следственного управления Андрей Степанцев сказал тогда «Коммерсанту»: «Вообще, я не понимаю, почему вокруг гражданина Конаныхина раздули такую истерию. Ну украл человек несколько миллионов долларов, ну и что? Время было тогда такое».

Сказка про любовь

Мы сидим у небольшого бассейна на лужайке возле дома Конаныхина под Барселоной. Дом – на горе, дорога вьется вниз между рощ к пляжу, солнце постепенно скрывается за деревьями, становится свежо. Мы с Алексом только приехали из бассейна, «наплавав» зверский аппетит, – и ждем, пока миниатюрная энергичная аргентинка Сильвина – новая жена Конаныхина и его бизнес-партнер в компании KMGi – приготовит ризотто и салат. Дом не их, арендуют. Алекс еще не знает, сколько он проживет в Барселоне, – он тут полгода, и ему все очень нравится. Но, может быть, следующим местом жительства станет Азия? Сильвина мечтает пожить некоторое время в Таиланде. Их ничего не держит – они могут жить где угодно, у Сильвины итальянский и аргентинский паспорта, у Алекса есть разрешения на постоянное проживание еще в трех странах. Как-то так сложилось – чудесным образом.

И что уж в таком случае затеваться со своим жильем. Все сорок сотрудников компании KMGi, которая занимается интернет-рекламой, веб-оптимизацией, созданием мультимедийных сайтов и 3D-графикой в интернете, работают на удаленном доступе. С большинством клиентов давно налаженный контакт. Так что где Конаныхин, там и есть штаб-квартира KMGi.

– Сильвина после нашей свадьбы накупила в Майами и в Италии, где мы сначала жили, кучу барахла – вазочки, подсвечники, штучки всякие для дома. И где, ты думаешь, два ящика с этими вещами? На складе. Мы полгода, как сюда приехали, все это не разбираем – считается, что вещи нам понадобятся после ремонта, когда мы сделаем тут все, как нравится. Но нам тут и так нравится – все очень удобно, просто, ничего лишнего. И я ей теперь иногда говорю: для нас лучшей удачей был бы пожар на складе. Чтобы все лишнее сгорело и не нужно было эти ящики за собой таскать по миру.

– Да, дорогой. Только проследи, чтобы в этом «ремонте» не сгорел мой «блэкберри»! А так я не против, – Сильвина на секунду вышла к бассейну перекинуться с нами парой фраз, пока готовится еда; Алекс при ней продолжил свой рассказ уже по-английски.

– Знаешь, как маленькие девочки тащат в постель любимые игрушки – медвежат тедди, кукол, так Сильвина не ложится без «блэкберри», – с улыбкой говорит Алекс, причем в его голосе не слышно и намека на претензию: да, сейчас люди живут в интернете, это нормально, и это тоже часть жизни, что такого. Кстати, Алекс и познакомился с Сильвиной через интернет. – Вообще, Сильвина – исключительно талантливый человек. Она уже в двадцать семь лет была вице-президентом Visa в США.

Из дома выскальзывает черная кошка Дина, садится рядом со мной в кресло и, кажется, мгновенно засыпает. Дина – его подарок первой жене, Елене. Я прошу его рассказать о Лене.

«Я с ней познакомился в конце 1989 года. Тогда один из моих заместителей, зная, что я ищу и не могу найти хорошего, умного помощника, привел мне ее в качестве кандидата на эту должность. Она мне незамедлительно понравилась во всех смыслах. Это было невероятно. Я к тому моменту несколько лет был профессиональным плейбоем. У меня куча денег, я завидный жених, поэтому жаловаться на недостаток женского внимания мне не приходилось. И, в общем, я себе в удовольствие плейбойствовал, обычный набор моделей и тому подобное. И тут я влюбился таким сумасшедшим образом – в девушку на пять лет меня старше, которая стала центром моего мироздания. Буквально в первый же вечер я открыл рот – и, в общем, семнадцать лет его и не закрывал. Она была самая красивая девушка в мире. До самого конца».

Лена, продолжает Алекс, очень хорошо танцевала. В январе 2007-го она прошла отбор в шоу Dancing with the Stars на американском канале ABC, во время подготовки почувствовала себя плохо. «Она была в самых лучших госпиталях, самые лучшие врачи ее смотрели. Ни одного случая в истории, чтобы вылечили этот тип рака, еще нет, ни одного. За чудо считается, если с момента постановки диагноза прошло больше года, но обычно счет идет на недели. А у Лены было два месяца».

Финал этой волшебной сказки оказался Алексу Конаныхину не под силу. «Лена все семнадцать лет была, в общем-то, центром и смыслом жизни. Потому что я человек крайне непритязательный, мне, по большому счету, не особенно много нужно. Мне доставляло больше удовольствия доставлять удовольствие ей – свозить ее куда-то, сводить на какой-то концерт, добиться улыбки. Когда наше счастье так резко закончилось, выяснилось, что я тоже не имею стопроцентного иммунитета к депрессии, к эмоциональным, психологическим ударам. Это был первый настоящий удар в моей жизни. Я физически видоизменился. До ее смерти мне казалось, что мне двадцать пять. После в течение какого-то времени было ощущение, что мне семьдесят. Я чисто физически чувствовал себя просто стариком».

Успокоительные не пил. К психотерапевтам не обращался. «Первые два месяца я просто в день выпивал по бутылке виски. Я не пьянел, но это приглушало». Уехал из Америки. Бросил там все. «Я не хотел ни одной вещи, которая бы мне напоминала о Лене». Перебрался в Италию.

Когда Алекс рассказывает о Лене, он говорит так, будто она жива, он страшно ее любит и не может о ней не говорить, очень скучает, но она, к примеру, застряла на каком-то острове, куда из-за непогоды не летают самолеты и не могут подплыть корабли, – и надо просто дождаться, когда снова будет штиль.

В присутствии Сильвины мне даже было неловко это слушать. Как будто ее – Сильвины – вообще не существует в природе.

Но Алекс говорит, что у этой сказки счастливый конец. Познакомился с Сильвиной. «Это она меня спасала все эти четыре года».

Старая сказка на новый лад

Несколько лет назад один журналист назвал Конаныхина «дедом российского бизнеса». Алекс вспоминает об этом, пока мы с ним и с Сильвиной обедаем в ресторанчике в паутине улочек в центре старой Барселоны. Сильвина со страшной скоростью колотит по кнопочкам своего телефона. Рассказываю «деду» Конаныхину, как изменилась Москва за время, пока он там не был.

В этот момент на брусчатку площади перед храмом вдруг въезжают три полицейские машины с мигалкой, из них выскакивают вооруженные офицеры испанской национальной гвардии и бегут ко входу в наш ресторан.

– В первый раз вижу вооруженную облаву в Европе. Надеюсь, это не за мной, – улыбается Алекс.

Полицейские выхватывают из толпы какого-то парня, быстро надевают наручники, заталкивают в машину.

Спрашиваю Алекса о его бизнес-проектах – у него загораются глаза: «Собираюсь вернуться в крупный бизнес – мне просто нужно заполнить образовавшийся вакуум. При этом меня не тревожит, есть я в списке Forbes или нет. Сейчас мне на все хватает, для счастья ведь не нужно больше миллиона. Ну или пяти. А дальше – уже чистый спорт».

Я вдруг снова вспоминаю сумки с деньгами – те самые сумки, которые приносила домой моя предприимчивая мама в фантастическом 1991 году, и этот миллион – ну или пять миллионов – меня совершенно не удивляет. Просто это будет новая сказка. И не обычная сказка, а особенная – родом именно из 1991 года, в котором, непостижимым образом, живет Александр Конаныхин. Того 1991 года, когда все чувствовали, что они без пяти минут граждане мира, что свобода дается легко, а деньги – еще легче, что и то и другое приносит счастье. Что опасность, конечно, подстерегает всегда, но она игрушечная, эта опасность, ее можно победить, надо только верить – и опять будут свобода, деньги и любовь. В этой сказке, возможно, снова будут погони, но сказочный герой Алекс Конаныхин обязательно продолжит свое вечное движение и от погони уйдет.С