Веселый Молочников

О «Братьях Ч». Вообще, Чехов – мой любимый писатель. Не знаю почему, но вот эта тема чеховской тоски с детства меня трогала, хотя я ровным счетом ничего в этом не понимал.

Во время съемок фильма мы поехали в поместье Толстого Ясная Поляна и жили там месяц, почти не выезжая. Однажды снимали сцену: я на минут сорок «завис» с лошадьми, сидел с жеребенком, кормил его. Такое полное погружение в героя произошло. Конечно,  я, наверное, до конца не понял, что такое умирать молодым от чахотки, но был момент, когда я посмотрел  на какую-то травинку и вдруг осознал: этого больше не будет. Я умираю, и больше всего этого не будет. Была вот одна такая секунда, но именно она – самая ценная.

Фото: Николай Бирюков / Стиль: Александр Щуренков

Фото: Николай Бирюков / Стиль: Александр Щуренков

Фото: Николай Бирюков / Стиль: Александр Щуренков

Фото: Николай Бирюков / Стиль: Александр Щуренков

О становлении. В три года я повесил на двери своей комнаты табличку «РИЖИСЕР». Эта выходка означала, что папе и маме уже официально можно приходить ко мне в комнату на пятиминутные постановки.

Сказать, что я из тех, кто пошел в театральный с другом за компанию, гениально прочел стишки, не парясь, всех сделал, я не могу. Симптомы болезни были обнаружены довольно рано. Лет в двенадцать я один пришел на «Пьесу без названия», и меня не пустили. Плакал всю дорогу от улицы Рубинштейна до Аничкова моста. Потом уже я пересмотрел весь репертуар МДТ, абсолютно заболел им. А ту самую «Пьесу без названия» видел в итоге раз десять.

О театре. Искусство не может человека поменять. Фашист не может прийти на спектакль и стать юдофилом. Но если в человеке что-то зреет, искусство может стать той последней каплей, которая поменяет его взгляды.

Додин прекрасно говорит, что есть орган сопереживания, он как мышца сочувствия к другому человеку. Должен быть некий тренажер для этой мышцы. Им может быть театр. Но и переоценивать искусство тоже нельзя: вот пришел на условный спектакль об эмигрантах в театр N человек, который каждый день посылает по матушке дворника у себя во дворе, посмотрел, впечатлился. А с утра снова пошлет дворника. Тем не менее в театре может быть все, что не нарушает Уголовного кодекса.

О конкуренции. Я в институте не понимал, как выйти на уровень тех, кто был сильно круче меня – и как актер, и как личность. После недавней поездки в Голливуд стало ясно, насколько все относительно. Главное – не замыкаться на местечковой конкуренции, не грызться с соседями по улью, лучше просто все время работать и понимать, что всегда есть кто-то круче тебя. Нужно, как говорит любимый мною мастер Леонид Хейфец, колотить свою табуретку.