Фото: Vorpahl/Deutsches Bundesarchiv
Фото: Vorpahl/Deutsches Bundesarchiv

В Швейцарском государственном киноархиве сохранился уникальный фильм о русских, интернированных во время Второй мировой войны. Совсем короткий, десять минут. Документальные кадры, снятые летом 1945 года. Русская речь, русские лица на фоне Альп. Снимали в лагере в Валлисе, высокогорном кантоне в долине Роны. Этим кадрам семьдесят лет. Никого из тех людей уже, наверное, давно нет в живых. Они исчезли, и если осталось о них упоминание, то лишь в сухих архивных документах. Но включается проектор, и вдруг вот они, восстают из небытия, снова молодые, улыбаются, поют, пляшут вприсядку, чистят картошку, работают в поле, отдыхают на траве, живые, полные сил и будущего.

Во время войны русские военнопленные бежали из Германии в Швейцарию. Вплавь через Рейн и Боденское озеро. Сколько из них погибло, так и не добравшись до швейцарского берега, никто никогда не узнает. Зимой 1942-го несколько обмороженных трупов советских военнопленных подобрали местные жители и похоронили на ближайшем кладбище.

Но и добраться живым до берега ничего не значило. Швейцарская граница была на замке. У пограничников был приказ выдавать беженцев обратно. Известны случаи, когда швейцарских солдат и офицеров наказывали за невыполнение этого приказа. 

Количество советских военнопленных, бежавших из Германии, увеличивалось, и швейцарские власти стали собирать их в лагеря для интернированных. Первые официальные сведения относятся к сентябрю 1942 года – тридцать шесть бывших советских офицеров и солдат попросили убежища в Швейцарии. С англичанами, американцами ситуация была проще, но Советский Союз не подписал Гаагскую декларацию прав военнопленных, и к тому же между Швейцарией и Советским Союзом не было дипломатических отношений. В отношении советских граждан, попавших в плен, на родине действовал принцип «У нас нет пленных, только дезертиры». Тем не менее Швейцария проявила добрую волю и стала принимать советских военнопленных. Сотни, тысячи русских людей, оказавшихся тогда в Швейцарии, – это спасенные жизни.

Первую группу бывших русских военнопленных отправили в декабре 1942 года в лагерь Андельфинген (Andelfingen) в кантоне Цюрих. 1 августа 1944 года в Швейцарии было уже девятьсот русских интернированных, и их количество все увеличивалось. После трехнедельного карантина людей развозили по лагерям, разбросанным по всей Швейцарии.

Интернированных размещали чаще всего в бараках, где раньше жили швейцарцы, призванные на военные сборы. Рядовые военнопленные привлекались к работам: ремонтировали дороги, помогали в крестьянских хозяйствах. Зарабатывали по два франка в день, что соответствовало расценкам для сезонных рабочих-швейцарцев. Лагеря постоянно инспектировали и швейцарские власти – в том числе члены парламента, – и представители Красного Креста. Все интернированные проходили в обязательном порядке медицинское обследование. Больных туберкулезом отправляли на лечение в клинику и санаторий в Лейзин (Leysin) в горах над Женевским озером.

Офицеры содержались отдельно, их селили в отелях, они были освобождены от работы. Например, в курортном местечке Бэн-де-Л’Aлья (Bains de l’Alliaz) в горах над Монтре жили в местной гостинице тридцать четыре советских офицера. Они жаловались на отдаленность и скуку, вследствие чего в июне 1944 года их перевели на другой курорт, в Арозу. Другая часть советских офицеров располагалась в лагере в Ла-Нёвилле (La Neuveville), также устроенном по типу отеля.

Бывший швейцарский офицер Макс Гигакс (Max Gygax) оставил воспоминания о своей встрече с русскими: «Весной 1945 года я служил в чине старшего лейтенанта и получил возможность поближе познакомиться с двумя русскими офицерами, которые бежали в Швейцарию из германского плена. Мне поручили провести с ними несколько дней и познакомить с тем, как устроена наша жизнь и швейцарская демократия. Поскольку по-русски я не говорил, мне дали переводчика». Интересно, что им оказался Грегор Рабинович, выходец из России, известный в то время художник-карикатурист. Многие русские эмигранты, жившие в Швейцарии, добровольно и безвозмездно помогали интернированным соотечественникам, в частности, в качестве переводчиков.

Макс Гигакс вспоминает: «Полковник Иван Сидорчук, командир артиллерийского дивизиона, и командир роты старший лейтенант Александр Михайлов попали в котел под Воронежем и оказались в плену с большей частью их армейской группировки. После транзитных лагерей для военнопленных их направили на работы в каменоломни недалеко от Штутгарта. О том, что им пришлось пережить в это время, они рассказывали неохотно, было видно, что память об испытаниях, которые им пришлось пережить в плену перед побегом в Швейцарию, была еще жива и мучила их. Еще больше, чем от постоянного голода, они страдали от унижений. Во время ежедневного марша на работу их даже дети оплевывали и забрасывали грязью. …Мы провели вместе два дня в Лангентале (Langenthal), что дало мне возможность поближе познакомиться с ними. Вначале оба русских были замкнуты и вели себя очень настороженно. Прежде всего они никак не могли понять, что кругом не немцы, ведь мы говорили с ними на ненавистном им языке. Лед недоверия растаял неожиданно». Русским офицерам показали оружие на складе. «Они увидели наши автоматы и заулыбались: “Это мы знаем!” Там было автоматическое оружие финского образца. Мы тут же решили использовать эту возможность установить более близкий человеческий контакт и устроили на стрельбище за складом соревнование по стрельбе из карабинов. Победа досталась нашему фельдфебелю». Таким удивительным образом между офицерами установились доверительные отношения. «Они задавали нам вопросы о нашей жизни и рассказывали о своих семьях и о пережитом на войне. Их интерес к устройству жизни в Швейцарии был огромным. Об этом говорит, например, такая деталь: Сидорчук провел на вокзале Лангенталя почти два часа, проверяя по расписанию пунктуальность прибытия и отправления поездов, очевидно, он хотел убедиться, не является ли такая плотность и точность движения потемкинской деревней. Привычная нам железнодорожная система произвела на него большое впечатление».

Швейцарец отнесся к поручению познакомить русских с жизнью и бытом швейцарцев со всей ответственностью. «Никогда не забуду нашего посещения крестьянского хозяйства неподалеку от Лангенталя. После того как молодой крестьянин показал нам коровник и провел экскурсию по всей ферме, его жена пригласила нас подкрепиться у них на кухне. Крестьянин достал показать гостям свой карабин с боевым снаряжением, и мы объяснили обоим русским, что у полумиллиона швейцарцев дома в шкафу хранится боевое оружие с боеприпасами, чтобы в случае необходимости провести всеобщую мобилизацию в кратчайшие сроки. Я и сейчас не очень понимаю, поверили они тогда нам или нет. Во всяком случае, они недоверчиво качали головами и обменивались между собой комментариями, которые не понимал даже переводчик».

«Оба офицера очень хотели узнать, – продолжает мемуарист, – как живут швейцарские рабочие при капиталистической системе. Они с недоверием относились к тому, что мы им показывали. С удивлением осматривали они, например, большой чистый дом рабочего с фарфоровой фабрики, который объяснял им, что это его собственность. Посмотрев на ванную комнату и опрятную кухню, они сказали, что так могут себе позволить жить только капиталисты, но не рабочие.

Наглядным и совершенно незапланированным уроком демократии стал ежегодный праздник студенческого ферейна “Гельвеция”, который состоялся в начале мая в Лангентале. С высокой лестницы отеля “Кройц” мы смотрели на праздничное шествие, и кто же маршировал в голове колонны? Между двумя однокашниками, заломив набок красную студенческую фуражку, шагал бундесрат Штампфли (Stampfli) собственной персоной. Я обратил внимание русских на то, что они видят перед собой швейцарского министра экономики, то есть человека в ранге Кагановича или Молотова. Оба застыли с открытыми ртами, потом Сидорчук спросил: а где же его охрана? Мне представилась возможность рассказать подробнее о наших демократических правилах игры». Урок демократии продолжился в пивной, в которой швейцарский министр пил свое пиво за соседним столом рядом с русскими интернированными.

«Я не знаю, что ждало в будущем Сидорчука и Михайлова, – заключает свои воспоминания Макс Гигакс. – На память от них у меня осталось несколько русских слов в моей записной книжке…»

Офицеров Сидорчука и Михайлова в будущем ждал СМЕРШ.

Были организованы и специальные женские лагеря. С марта по середину сентября 1945-го бывшие угнанные на работы в Германию и бежавшие в Швейцарию женщины жили в отеле «Зонненберг» (Sonnenberg) в горах над Люцерном.

В 1945 году июньский номер женского журнала Sie und Er был посвящен русским женщинам – на обложке русая красавица с широкой улыбкой. Статья озаглавлена «Как живут русские женщины в Швейцарии». На фотографиях, сделанных на просторной террасе отеля высоко над Фирвальдштетским озером, молодые женщины сидят в креслах, вяжут и шьют. Надя из псковского Невеля и Мария из Киева рассказали швейцарскому корреспонденту, как их угнали на работу в Германию и как им удалось бежать в Швейцарию. В Германии им пришлось очень тяжело, а здесь они «как в золотой клетке», и им очень хочется поскорее вернуться домой, на родину.

Русским интернированным помогали разные швейцарские общественные организации, например «Рабочая взаимопомощь». В феврале 1944 года было основано общество «Швейцария–СССР». Первым президентом был избран юрист Фриц Хееб (Fritz Heeb). Спустя много лет он станет адвокатом Александра Солженицына, будет вести дела писателя на Западе. А тогда, во время войны, активисты общества собирали для русских интернированных одежду, передавали в лагеря библиотечки русских книг, музыкальные инструменты, пластинки, устраивали просмотры советских кинофильмов, распространяли сводки Совинформбюро. Общество организовало в Цюрихе «Неделю советского кино» – все доходы от билетов пошли на нужды интернированных. В лагерях предлагали курсы немецкого языка. Так, в Андельфингене сначала записались тридцать восемь человек, однако уже через неделю курсы пришлось отменить, потому что на занятия не пришел никто.

Интересные воспоминания о своих посещениях русских лагерей в составе комиссии Красного Креста оставил Владимир Соколин, бывший советский дипломат при Лиге Наций, ставший «невозвращенцем» в Швейцарии и работавший в Красном Кресте. Записи его рассказов сделал журналист Оливье Грива (Olivier Grivat), написавший исследование о лагерях интернированных в Швейцарии. Так, в ноябре 1943 года Соколин с женой посещают лагерь в Рароне (Raron) и попадают на торжественное собрание, посвященное советскому национальному празднику.

«В зале, украшенном красными флагами, висят портреты Ленина и Сталина, герб Советского Союза. Один интернированный поднимается и предлагает избрать почетный президиум:

– Товарища Сталина!

Все в зале поднимаются и аплодируют.

– Товарища Молотова!

Аплодисменты. Все стоят как по команде.

– Товарища Калинина!

Называется еще дюжина имен, после этого студент по фамилии Поляков говорит об историческом значении русской революции и благодарит швейцарские власти за предоставление убежища, а Красный Крест за подарки, которые будут раздаваться после собрания, – пачки сигарет. Интернированный Кирбицкий говорит об успехах, достигнутых СССР. Третий докладчик прославляет Красную Армию. Все поднимаются и поют “Интернационал”. После этого концерт – русские песни, декламируют стихи. Затем нас приглашают разделить их ужин – макароны, гуляш, картошка».

Разумеется, не обходилось и без эксцессов, недоразумений, трагических случаев. Швейцарские власти постоянно получали от населения жалобы на воровство: русские интернированные крали в окрестных селениях продукты, вещи, деньги.

Несколько русских погибли. Каждый из таких случаев расследовался швейцарскими властями. Вот, например, история Назара Кисилева, застреленного швейцарским военнослужащим 16 января 1944 года. Подробный отчет о расследовании от 30 марта того же года описывает события следующим образом: «В воскресенье, 16.01.1944, русским интернированным лагеря Ле-Шалюэ (Le Chaluet) была предоставлена возможность посмотреть в кинотеатре города Мутье (Moutier) кинофильм “Суворов”. После возвращения в Кур (Court) около 16.00 русским было предоставлено свободное время до 21.45. …Около 22.30 с охраной лагеря Ле-Шалюэ по телефону связалась хозяйка ресторана “Де ля гар” и сообщила, что у нее до сих пор находится пьяный интернированный. Начальник охраны лагеря Гроссенбахер (Grossenbacher), вооруженный автоматическим оружием, сразу отправился на велосипеде в направлении Кура. Примерно на полпути между Ле-Шалюэ и Куром он встретил русского, который назвался интернированным Кисилевым». Представитель порядка потребовал документы, Кисилев сначала отказывался предъявить свой «аусвайс», потом, когда начальник охраны забрал у него бумаги, попытался силой отобрать их обратно. Швейцарец, следуя требованиям устава, предупредил, что будет стрелять, пьяный сбил его с велосипеда. Началась драка, охранник выстрелил. Следствие признало действия Гроссенбахера правомерными в связи с невыполнением интернированным требований охраны.

Не обошлось без жертв и в лагере Ваувилермос (Wauwilermoos). Это был лагерь строгого режима для интернированных, совершивших какие-либо правонарушения. Там накануне дня Красной Армии, 22 февраля 1944 года, в бараке номер двадцать девять русские устроили массовую драку. Когда полицейские попытались навести порядок, в них полетели поленья, пустые бутылки, кружки, стулья. Охране пришлось сделать несколько выстрелов. Погиб двадцатисемилетний Михаил Кондратьев.

По всем подобным случаям проводились расследования, результаты становились достоянием общественности, виновные подвергались наказаниям. Например, коменданта штрафного лагеря Ваувилермос обвинили в присвоении части денег, полагавшихся интернированным, за что он и был наказан. Особенно газеты возмущались тем, что он оставил у себя двести неотправленных писем своих подопечных.

Около ста бывших русских военнопленных были размещены в лагере в Андельфингене, где они занимались раскорчевкой и строительством дороги. На карманные расходы они получали по двадцать франков ежемесячно, к их услугам были библиотека, радио, музыкальные инструменты, показывались советские фильмы, устраивались экскурсии в Цюрих, в музеи, зоопарк, на озеро.

Регина Кэги-Фуксман (Regina Kägi-Fuchsmann) работала в лагере уполномоченной швейцарской организации помощи беженцам. Она тоже оставила воспоминания. «Русские попросили разрешения у центрального управления лагерем не работать в День Красной Армии, который считается в Советской России главным праздником, и устроить концерт в гастхофе в Андельфингене, ближайшей к лагерю деревне. Они хотели пригласить тех, кто занимался вопросами беженцев, жителей деревни и своих воскресных друзей из Цюриха». Просьба русских была удовлетворена, за исключением того, что до обеда они от работ не освобождались, что обусловливалось всеобщей трудовой повинностью для всех швейцарцев даже в их национальные праздники. «Русские заявили, что в этом случае они вообще отказываются выступать и не выйдут на работу, так как это их национальный праздник. Руководство лагеря вызвало военную полицию и издало строгий приказ приступить к работе. <...> В назначенный день интернированные появились на завтраке в выходной одежде и отказались выйти на работу. После обеда русские построились в колонну по четыре и отправились строем из лагеря в деревню, дошли до гастхофа, где должен был состояться концерт, развернулись и двинулись маршем обратно в лагерь». Напряжение нарастало. Полученный на обед шпинат сыграл роль детонатора. «Все тарелки со шпинатом они повыбрасывали в окно столовой. Шпинатом, вероятно, в России кормят свиней, и русские чувствовали, что их честь советских солдат была попрана». Интернированные отказались вообще выходить на работу и объявили голодную забастовку. «Лагерь был окружен солдатами, против русских выставили пулеметы». Несколько человек были арестованы, лагерь расформировали, большинство отправили в другой лагерь в отдаленном горном Рароне.

Основная волна бывших советских военнопленных и «ост-арбайтеров» пришлась на конец апреля 1945 года. На юге Германии царил хаос, французские войска занимали немецкие города, не встречая какого-либо сопротивления. За несколько последних дней войны только по мосту через Рейн в Рейнфельдене (Rheinfelden) швейцарскую границу пересекли среди тысяч зарегистрированных беженцев две тысячи шестьсот два русских. Всего за последний месяц войны на территорию альпийской республики бежали восемь тысяч русских военнопленных.

Справиться с таким наплывом беженцев поначалу было невозможно – например, в Лозанне тысяча семьсот русских интернированных провели с конца апреля 1945 года целый месяц карантина в огромных залах выставочного комплекса Пале-де-Болье (Palais de Beaulieu) на соломенных тюфяках без постелей, о чем с возмущением писали местные газеты. После этого бывших советских военнопленных распределили по лагерям.

Лагеря к этому времени начинали освобождаться – в январе Швейцарию покинули интернированные греки, с февраля началась репатриация американцев и англичан. Война закончилась, люди, заброшенные военной судьбой в Швейцарию, что спасло им жизнь, спешили вернуться домой.

27 июля 1945 года в Берн прибыла советская репатриационная комиссия во главе с генерал-майором Александром Вихоревым. Советская делегация посещала лагеря интернированных, каждому вручили брошюру под названием «Родина ждет вас, товарищи».

Генерал-майора Вихорева запечатлели швейцарские документалисты. Молодой, пухлый, лоснящийся. Наверное, в войсках НКВД в войну хорошо кормили. Вихорев беседует с обступившими его бывшими советскими военнопленными, которые теперь одеты в американскую форму – светлые рубашки, галстуки, темные брюки. Его слушают внимательно. Слышат то, что хотят услышать: Родина ждет вас, товарищи!

Они понимали, что с ними будет? Эти люди не могли не помнить слов Молотова о том, что в СССР нет военнопленных, а есть одни дезертиры, не могли не знать приказа Ставки № 270 от 16 августа 1941 года, по которому все советские солдаты, сдавшиеся в плен, заочно приговаривались к расстрелу, а их семьи подлежали аресту. Однако к концу войны в официальной риторике зазвучали совсем другие ноты. В 1944 году было создано Управление Уполномоченного Совета Народных Комиссаров (Совета Министров) СССР по делам репатриации, и возглавил это ведомство генерал-полковник Ф. И. Голиков, бывший руководитель советской военной разведки.

11 ноября 1944 года «Правда» опубликовала интервью с Голиковым, в котором говорилось: «Люди, враждебно настроенные к Советскому государству, пытаются обманом, провокацией и т. п. отравить сознание наших граждан и заставить их поверить чудовищной лжи, будто бы Советская Родина забыла их, отреклась от них и не считает их больше советскими гражданами. Эти люди запугивают наших соотечественников тем, что в случае возвращения их на Родину они будто бы подвергнутся репрессиям. Излишне опровергать такие нелепости. Советская страна помнит и заботится о своих гражданах, попавших в немецкое рабство. Они будут приняты дома как сыны Родины. В советских кругах считают, что даже те из советских граждан, которые под германским насилием и террором совершили действия, противные интересам СССР, не будут привлечены к ответственности, если они станут честно выполнять свой долг по возвращении на Родину».

Также советским интернированным раздавали указ Президиума Верховного Совета СССР от 7 июля 1945 года «Об амнистии в связи с победой над гитлеровской Германией». Военнопленные объявлялись неподсудными за попадание живыми в плен. Люди верят в то, во что хотят верить.

Все без исключения репатриированные отправлялись в фильтрационные лагеря. Проверка бывших военнослужащих Красной Армии была возложена на органы СМЕРШ. Гражданских лиц проверяли комиссии из представителей НКВД, НКГБ и СМЕРШ под председательством представителя НКВД.

У каждого из них была возможность не покидать Швейцарию. Те, кто не хотел возвращаться, подали заявление о политическом убежище. Им всем предоставили возможность остаться на Западе. За этих людей вступились газеты. Официальный Берн несколько раз заявил, что «насильно в вагоны для репатриированных никого не сажают».

Отказались ехать уроженцы прибалтийских стран. Мусульмане из Азербайджана, крымские татары. Казаки. Среди отказавшихся репатриироваться русских было совсем немного. Всего в Швейцарии остались около 850 человек, из них 376 «мусульман» и 292 прибалта. В последующие годы одни переехали в Турцию, другие – в Америку. Остальные вернулись добровольно.

11 августа 1945 года со станции Санкт-Маргретен (St. Margrethen) на границе с Австрией ушел первый поезд. До 30 августа были отправлены еще девять поездов. После этого ушло несколько эшелонов с гражданскими лицами.

В исследовании историка Виктора Земскова «Репатриация советских граждан и их дальнейшая судьба» приведены точные цифры: из Швейцарии на 1 марта 1946 года репатриировались всего 9807 человек, из них 6060 – военнопленные, 3747 – гражданские. Из гражданских 1710 – мужчины, 1841 – женщины, 196 – дети.

«Этих людей, конечно, беспокоила вероятность того, – пишет Земсков в своей работе, – что в случае возвращения в СССР у них могут быть неприятности по фактам расследования жизни и деятельности за границей, обстоятельств сдачи в плен и т. д., но больше всего их волновала совсем другая проблема: зная о негативном и подозрительном отношении правящих кругов СССР к “иностранщине” и к людям, побывавшим в ней, они опасались, что Советское правительство не разрешит им вернуться на Родину. Большинство советских перемещенных лиц боялось не того, что им не разрешат остаться на Западе, а того, что им не разрешат вернуться в Советский Союз».

Не обошлось и без мелодраматической истории. В сентябре 1945 года в Кирхберге (Kirchberg) под Берном один из советских интернированных, лейтенант Глушков, пришел накануне своего отправления на родину в кафе и после долгого разговора убил выстрелом из пистолета девушку – дочь хозяина ресторана. Потом выстрелил себе в грудь. Что это была за история любви между юной швейцаркой и молодым советским офицером, которая привела к такой развязке? Это останется тайной тех двоих. Из документов известно лишь, что советской делегации пришлось приносить официальные извинения и соболезнования родственникам убитой.

Среди тех, кто не хотел возвращаться, были военный инженер Владимир Новиков и военный пилот Геннадий Кочетов. В отличие от других «невозвращенцев», этих двух родина хотела вернуть во что бы то ни стало. Новиков был специалистом высокого класса, разработчиком ракетных систем. Ему было тридцать четыре года. Кочетов, двадцатитрехлетний боевой летчик, совершил побег в Швейцарию уже по окончании войны. 25 августа 1945 года на военном аэродроме Дюбендорф (Dübendorf), расположенном недалеко от Цюриха, приземлился советский истребитель Як-9. Пилот попросил о предоставлении ему политического убежища.

На требования советских представителей выдать Кочетова швейцарские власти согласились вернуть самолет, но отказались выдавать летчика, сославшись на традиционные для швейцарской демократии принципы. Федеральный совет в официальном отказе указал на то, что сами эти люди отказываются возвращаться, а их насильственная выдача была бы нарушением гуманитарного права.

Тогда Советский Союз сделал демократической Швейцарии такое предложение, от которого та не смогла отказаться.

Специальные группы НКВД взяли в заложники пятерых швейцарских дипломатов. Харальд Феллер (Harald Feller) и Макс Майер (Max Meier) были арестованы в Будапеште – таким же образом до этого там «пропал» знаменитый шведский дипломат Рауль Валленберг, спасавший венгерских евреев во время войны. Оба швейцарца должны были разделить судьбу их коллеги, исчезнувшего в ГУЛАГе. Еще два швейцарских консульских работника были похищены в зоне советской оккупации в Восточной Пруссии и еще один в Маньчжурии, в Харбине.

В последний день своего пребывания в Швейцарии, 29 декабря 1945 года, руководитель советской репатриационной комиссии генерал-майор Вихорев сделал заявление швейцарской стороне о готовности обменять Новикова и Кочетова на швейцарских дипломатов.

Тактика захвата заложников себя оправдала. Срочно собранный Федеральный совет заседал недолго. Речь шла уже о спасении жизни швейцарских граждан. Новиков и Кочетов были выданы в тот же день и улетели на одном самолете с советской репатриационной комиссией. Швейцарских дипломатов освободили через несколько недель. Это было началом восстановления дипломатических отношений между нашими странами в 1946 году.

Кочетова расстреляли. Новиков продолжил труд ракетного конструктора за колючей проволокой на «шарашке».

Советская репатриационная комиссия в составе шестерых офицеров под командованием генерал-майора в течение полугода проживала в лучшей гостинице Берна «Бельвю-Палас» (Bellevue Palace). Швейцарцы не были бы швейцарцами, если бы не представили советской делегации счет отеля на сумму 56 379,45 швейцарского франка. Астрономическая по тем временам сумма вышла из-за того, что основные расходы, как скрупулезно указывается в счетах, пришлись на самые дорогие вина, которые заказывались в огромном количестве. Члены советской делегации были уверены, что их угощает принимающая сторона.

Заключительные кадры фильма о русских интернированных в Швейцарии сняты на станции Санкт-Маргретен. Прощальный митинг на швейцарской территории перед посадкой на поезд. Около железнодорожных путей на откосе сидят сотни бывших советских военнопленных. Смотрится странно, потому что все одеты в американские форменные гимнастерки и брюки, на ногах – крепкие ботинки, на головах – пилотки. На возвышении перед ними импровизированная трибуна. Огромный портрет Сталина. Оратор, майор НКВД, кричит про победу, про родину. «Товарищи! Сейчас вы отправитесь домой, в Советский Союз!» Все аплодируют, кричат «ура!». «Мы победили благодаря тому, что Советский Союз вел к победе мудрейший из мудрейших вождей…» Снова крики «ура!», все вскакивают, бесконечный гром аплодисментов.

Напоследок, на дорожку, все хором поют «По долинам и по взгорьям». «Этих дней не смолкнет слава, не померкнет никогда…»

Начинается посадка. Вагоны украшены красными флагами, лозунгами: «Домой!», «Здравствуй, Родина!». Из окон выглядывают радостные лица. Машут руками, кричат «Победа!».

Они чувствовали себя победителями. Победить в войне – это остаться живым.

Кэги-Фуксман: «Одна милая медсестра во время подготовки к отъезду пару недель жила у меня. Она сказала мне: “Мы все погибнем. Россия не может себе позволить снова принять так много людей, которые увидели Запад. Если я буду жива, я вам напишу”. Я получила из Зальцбурга открытку без подписи: “Прощайте!” Больше я о ней никогда ничего не слышала».С