Сергей Николаевич: Сезон nostalgia. Гид по июльскому номеру

– А вот эта часть дома не отапливалась, – объясняет мне Фекла Толстая во время нашей экскурсии по дому ее прадеда в Хамовниках.

– Кто же тут жил? – спрашиваю я.

– Никто. Тут держали припасы, привезенные из Ясной Поляны. Ведь холодильников тогда не было.

– И как же называлась эта комната?

– Маринадная.

Мы идем дальше по толстовскому дому, шаркая войлочными тапками: вот кабинет Льва Николаевича, вот спальня Софьи Андреевны, вот детская… А из головы почему-то не выходит это слово – «маринадная». И я ловлю себя на том, как точно оно соотносится с замыслом нашего нового литературного номера и как подходят эти уютные обжитые интерьеры в качестве главной декорации для всего нашего проекта!

Вы, наверное, уже догадались, что Дом-музей Л. Н. Толстого возник на нашем пути неслучайно. За шесть лет все уже привыкли, что каждое лето под обложкой нашего журнала собираются главные российские писатели, объединенные «Снобом» и одной какой-нибудь темой. Какие задания мы им только не давали: и про отцов своих и чужих они вспоминали, и про разнообразные путешествия на всех видах транспорта отчитывались, и про свои безумные ночи, которые были – не были, сочиняли, и про разную жилплощадь душераздирающие истории рассказывали. Все, кажется, было! И можно было бы уже успокоиться. Но нет, снова лето в разгаре, и опять надо что-то придумать, чтобы авторы не скучали без дела, а читатели – без привычного чтения в самолете или на пляже.

А нужно-то одно только слово, на которое бы все дружно повелись, чтобы взыграло воображение, забилось сердце. И вот выводишь, как на школьной доске мелом, иностранное слово «НОСТАЛЬГИЯ» и понимаешь – вот оно! Перья заскрипели, клавиши застучали, мозги заработали, про количество знаков и дедлайны интересуются. Процесс пошел.

Как известно, в слове «ностальгия» – два корня, и оба греческих: nostos – «возвращение домой» и algia – «тоска». С удивлением узнал, что первыми в обиход его запустили швейцарские врачи в конце XVII века, когда диагностировали эту болезнь у своих соотечественников, дюжих наемников, воевавших вдали от дома. Недаром «ностальгия» имеет еще один синоним – «швейцарская болезнь». Очень уж им было тоскливо без своих Альп и любимого грюйера. И что делать? Непонятно. Лекарства не полагаются, снадобья не помогают. Долгое время ностальгия рассматривалась как неопасный физический недуг, с которым даже в лазарет не укладывали. Ну, потосковал, и будет. Попей валерьянки и воюй себе дальше! И только в начале ХХ века ностальгия стала приобретать черты грандиозной литературной утопии, обращенной в прошлое. Именно тоска по прошедшему времени вдохновляла Пруста и Набокова, в произведениях которых память впервые совершила свой исторический рывок в туманную бесконечность «других берегов».

Вот и «Сноб» вместе со своими авторами тоже попытается повторить этот рискованный трюк. Благо бескрайние просторы отечественной истории и нерастраченные гигабайты нашей памяти позволяют его проделать с известной легкостью.

Конечно, помнить о прошлом вовсе не означает ностальгировать по нему. Но сегодня эти понятия стали похожими. Отсюда мода на «оттепель» во всех ее видах и минималистский стиль шестидесятых. Отсюда нескончаемые «Старые песни о главном», ставшие ведущим лейтмотивом наших дней. Отсюда и державные гимны последнего времени, имеющие своей целью пробудить имперский рефлекс даже у тех, кто по возрасту не успел хоть сколько-нибудь пожить в советской империи. Впрочем, большинство авторов «Сноба» к своему прошлому относятся без особого почтения и сантиментов. Они слишком хорошо помнят, как все обстояло на самом деле, им есть что рассказать про то время, и возвращаться снова в ледяную «маринадную», похоже, совсем не входит в их планы. Что же касается ностальгии, то, как мы убедились при подготовке номера, это очень емкое понятие, в которое разные люди вкладывают зачастую совершенно противоположный смысл. Для кого-то это счастливые воспоминания о дачном детстве, для кого-то сильное любовное переживание, оставшееся в юности, а для кого-то тоска по «потерянному раю». Как писал в Париже в начале тридцатых годов поэт Георгий Иванов: «Туманные проходят годы. И вперемежку дышим мы то затхлым воздухом свободы, то вольным холодом тюрьмы».

Ничто не меняется. Время движется по кругу, как стрелки на циферблате старинных часов-ходиков, которые когда-то собственноручно повесил на стену и завел хозяин Дома в Хамовниках. И в общем-то задача у нас только одна – не дать им остановиться.

Татьяна Толстая

Вместе с прошлогодними «Легкими мирами» («Сноб» № 5/2013) в прозу Татьяны Никитичны как будто вернулось «легкое дыхание», однако уговорить ее на новый рассказ не стало проще. Но ностальгия – очевидно, ее тема. Забытые подробности и милые тени далекого дачного лета оживают под ее пером, восхищая и изумляя одновременно. Неужели такая жизнь у кого-то тогда была? Да, была у внучки Михаила Лозинского и Алексея Толстого.

Дмитрий Быков

Писатель чистосердечно признался, что тоскует по героям своего романа «Эвакуатор», поэтому для «ностальгического» номера «Сноб» Быков решил снова свести их вместе. Но все-таки эпохальная встреча стала лишь фоном для невероятной истории с кавказскими страстями, кипевшими в позапрошлом столетии.

Владимир Cорокин

Свой очерк «Рингштрассе» он писал не для нас. Знаменитому венскому Рингу в этом году исполняется 160 лет, и под эту дату австрийское бюро по туризму активизировало известных писателей по всему миру, имеющих что сказать про старушку Вену. Владимир Сорокин – единственный из наших соотечественников, кто удостоился чести принять участие в этом проекте. В итоге получился роскошный текст, пронизанный тоской по имперскому величию.

Валентин Барышников

В школе его дневник пестрел записями: «регулярно опаздывает» и «смотрит в окно». Позже выяснилось, что это было не случайностью, а рано определившимся кредо. Но в опоздании есть своя прелесть – можно, не торопясь, глядеть в окно и предаваться играм неверной памяти. А это уже прямая дорога к ностальгии и попыткам ее описать.

Фредерик Шобин

В своей увлеченности советской архитектурой предзакатного периода 1980-х он похож на архео­лога, открывшего новую цивилизацию. Именно Шобин, парижский философ и эстет, первым объяснил утопию, исчезающую на наших глазах.

Евгений Бабушкин

Писатель и одновременно руководитель службы информации «Сноба» Евгений Бабушкин сумел придать ностальгическое звучание, казалось бы, мало пригодному для этого жанру детектива. 

Карина Добротворская

«Кто-нибудь видел мою девчонку? Сто писем к Сереже» – подлинная история любви, где главными героями стали трое: он, она и… кино. Новую книгу Карины Добротворской, фрагменты из которой впервые публикуются в «Снобе», легко представить в виде захватывающего киноромана. Однако то, что поначалу обещало стать романтической love story, оборачивается триллером, который сегодня героиня досматривает в одиночку, пытаясь понять, почему ее любви выпал несчастливый финал.     

Майя Туровская

«Жалеть о прошлом на девяностом году жизни было бы пошлостью, а ждать…» Тут Майя Иосифовна выдерживает мхатовскую паузу. Ждать – не в ее правилах. Она всегда жила будущим, даже когда сидела в архивах, отсматривая километры кинопленок для великого фильма «Обыкновенный фашизм». Вот и сейчас она написала не просто мемуарный очерк, а практическую инструкцию, что такое ностальгия и как себя вести, чтобы не поддаться этой болезни.

Валерий Плотников

Если бы не он, мы бы не стали затеваться с фотопроектом «Сноб: стоп-кадр». Он последний, кто умел выстраивать и снимать коллективные портреты. Непонятно, как ему удавалось собирать в один кадр всех этих знаменитых, капризных, вечно спешащих и плохо ладящих друг с другом людей.

Людмила Петрушевская

Людмила Стефановна сомневалась насчет рассказа «С берега на берег»: слишком мрачный для летнего номера. Мы настаивали. «Ностальгия однозначно подразумевает тоску по Родине, а здесь этого нет», – говорила она. Мы не дрогнули. Мы против однозначности. Мы за хорошие рассказы.

Михаил Шишкин

Продолжая поиски русских сюжетов, проросших на швейцарской почве, Михаил Шишкин написал о бежавших из немецкого плена советских гражданах, которые сумели пробраться в страну кантонов. Увы, ностальгия по родным краям обернулась для них трагедией, и те, кто после победы решил вернуться в СССР, сгинули в лагерях. Уже традиционно рассказы Шишкина, написанные для «Сноба», позже получают различные литературные премии, надеемся, что эта традиция не прервется.  

Евгений Водолазкин

Время почивать на «Лавре» прошло, и победитель «Большой книги» Евгений Водолазкин взялся за «малую прозу». Его рассказ для «Сноба» – путешествие в дачное детство, в котором ностальгия и ирония присутствуют почти в равных долях.

Наталья Тюрина

Преодолев застарелые комплексы, русская парижанка отправляется вместе с отцом в Германию – в короткое путешествие по местам своего детства, где, как и предполагалось, ее ничто не ждет, кроме приступов тоски и раскаяния. И только память об ушедшей матери придаст поездке неожиданный смысл и цель. Об этом рассказ Натальи Тюриной «Глобальное потепление».

Ярослава Пулинович

Драматург и писатель Ярослава Пулинович дебютирует в «Снобе» с историей о севере, куда ее семья отправилась на заработки. Сумели ли родители обогатиться, автор умалчивает, зато в подробностях рассказывает о своих личных приобретениях на «русском Клондайке» – дружбе с самой популярной девочкой во дворе и любви к ее старшему и еще более популярному брату. Впрочем, сохранить эти богатства надолго ей не удалось, что и стало поводом для ностальгического повествования.

Андрей Иванов

На вопрос, что для него ностальгия, лауреат премии «Нос» ответил новеллой «Человек из Ростока», сюжет которой неожиданно перекликается с другим рассказом из этого номера – «Пред грозой» Ришара Мийе.

Ришар Мийе

Автор вызвавшей скандал «Литературной похвалы Андерсу Брейвику» написал для «Сноба» рассказ об одном дне в Париже на грани сна, нервного срыва, сексуальной аддикции и геройства.

Игорь Сахновский

Став лауреатом международной литературной премии с непроизносимым названием, Игорь Сахновский в качестве награды отправился в уединенный шотландский замок, где можно «творить в тишине и покое». Компанию ему составили еще три победителя. Найти с ними общий язык оказалось непросто. Гораздо легче на контакт пошел обитавший в замке призрак. Именно ностальгией по призрачному наполнен рассказ, который Сахновский написал для этого номера.С