Н. ЭСКИНА
КАКОН
“Мысль изреченная есть ложь”
(Тютчев)
“Мы слизь. Реченное есть ложь”, - прочитывает Набоков знаменитую тютчевскую строку. В сущности, смысл не изменился. “То, что удается высказать - лживо еще и потому, что “мы”, изрекая, аморфны и ничтожны (“слизь”)”.
Но возьмем другие строчки многострадального Тютчева. Читаешь - и не вполне понимаешь, про что это:
О Ламартине
Как он любил родные ели
Своей Савойи дорогой
Как мелодически шумели
Их ветви над его главой.
Ясно, что Тютчев записал четверостишие не так, как следовало бы. А следовало бы так:
Какон любил.
Родные ели
Своей Савойи дорогой, как мел -
Одически шумели -
Ихве.
Твина!
Дьевогла вой.
Вот теперь смысл яснее. Кто этот “он” первого текста? Какой-то никому неизвестный мифический Ламартин. Очевидно, так Тютчев, как известно посредственно владевший французским, прочел название марки вина “Мартини”. Теперь, в правильном прочтении, понятно о ком речь. Речь идет о Каконе. Ясно и его занятие. Какон занят любовью. В следующей строке - еще один грех. “Ели”. Прелюбодеянье и обжорство. Очевидно, перед нами перечисление грехов и намек на десять заповедей. Благочестивая и дидактическая поэзия.
Что ели родные? Какой-то ихве, о котором мы знаем только одно - его чрезвычайную дороговизну (“дорогой, как мел”). Попутно узнаем, что, так же как и у нас, мел в Савойе, очень дорог. Но уж решившись на поедание, вероятно ритуальное, такого дорогого продукта, родные громко воспевают свой подвиг (“одически шумят”). Громче всех шумит (“воет”) некто Дьевогл, а вот что он воет не вполне понятно. “Твина” - это, вероятно, все же по-древнееврейски.
Ясно, но пока не совсем. Попробуем еще раз.
Какон любил.
Родные ели
Своей Савойи
Дорогой, как мел -
Одически шумели-
Ихвет.
Вина! -
Дьевогла вой.
Какон продолжает заниматься любовью. При этом проясняется, что именно едят родные. Ихвет они едят, вот что! Щербет своего рода. Разобрались и с тем, что воет Дьевогл - вина просит. Застолье. Теперь понятно.
Перепишем еще раз.
Какон любил родные:
Елисвоей Савойи,
Дорогой Какмел,
Одиче Скишу,
Мелиихвет.
Вина,-
Дьевогла вой.
Развратный Какон оказывается вполне порядочным человеком. Он просто гостеприимен, любит своих родных. Сколько их! Тут перед нами проходят все времена и народы. “Елисвоей” - видимо Елисей. Какмел, несомненно брат Какона. Так называют близнецов. Какон и Какмел. С какой нежностью он к брату обращается: “Дорогой!”. Пожалуй, они грузины - застолье, “дарагой”... Одиче Скишу - что-то молдавское. Или румынское. Мелиихвет - опять древнееврейский язык, библейские имена, Мелхиседек.
Приглядимся теперь к пиршеству. Оно протекает довольно своеобразно:
Какон любил.
Родные ели
Своей савой.
И дар -
А, гой?
- (Как Мелот) -
Дичь
(Эскиш)
Умели -
И хвет!
Вина! Дьев! -
Огла вой.
Какон с упорством, достойным лучшего применения, продолжает заниматься любимым делом. Родные тоже не отстают. Обращает на себя внимание манера есть “своей совой”. Совой есть не так удобно - она выпуклая. Хорошо хоть, у каждого сова “своя”. (Вот у кого, оказывается, украла идею "своей совы" миссис Роулинг). Ложка еще не изобретена. Дикие времена. Но понятия о собственности уже сформировались.
Впрочем, может быть, “своей совой”- просто поговорка такая, вроде “елки-палки”.
Фигурируют в этой истории гои – значит, есть и евреи. Эскиш, вероятно. Не предок ли это автора статьи? Позвольте, не Мелота ли они считают гоем? Мелот - тот самый рыцарь, который в свое время навел короля Марка на измену Изольды, стало быть, евреи замешаны и в историю Тристана и Изольды, что и следовало ожидать. А каков дар? Дичь?
Да, умели, умели дарить. Но умели и хватать! “Хвет!” - с акцентом восклицает герой, хватая “дьев”. Потребности едва сформированы, ложку от совы не отличает, а уж дев ему подавай. Огл, ничего не скажешь. Кто такие эти оглы? Обры, дулебы, помнится, были какие-то. Раннее средневековье? Или это огры Толкина?
Всмотреться попристальнее - вот кто они:
В.И.Надье.
- Вогла! - вой.
Знакомые инициалы основоположника - какая научная работа могла когда-то существовать без ссылки на этого В.И.? Вот и жена его. С явственным венгерским акцентом она зовется Надье. Наденька то есть.
Но главное: вогла вой. Штурмуя первобытные пространства Азии, а потом Европы, в погоне за “дьевами”, оглы перебирались через Волгу. Вот и настоящий источник имени нашей великой реки: “вогло”, волгло то есть, им было - этим степным кочевникам. Привыкли к сухости. А тут холодно, мокро, вот они и воют, вот чей вой раздается.
- Деррида? - спросил Миша Аркадьев, прочитав “Какона”. - Знаешь о деконструктивном анализе?
- Не знаю! - обиделась я, и произвела на свет еще одного, самого чудовищного Какона:
Какон любил
Род Ныеели:
Своей Савой,
И да,
Рогой.
Еврейский акцент (“и да! - что-то вроде пресловутого “таки да!") усиливается явной ассоциацией с историей Руфи. Ее свекровь звали Ноеминь. Ныеель - тоже, очевидно, одна из прародительниц наших. А также Какона - раз он любил ее род. Ну и вид был у этой Ныеели...
“Мы слизь. Реченное есть ложь”.
(1987-2011)