«Алексей,  зайдите посмотреть иконостас обязательно!» – говорят мне.

А я после долгой прогулки, утомленный. Уже насмотрелся всего. Еще очень хочется есть, пусть даже нахватал бесхозной малины у заборов, пока мы ходили по Каргополю. А мне про иконостас. Что я, иконостасов не видел? Я видел даже больше – Гентский алтарь и Сикстинскую капеллу. К тому же надо по лестнице вверх идти. Ноженьки устали. И я не пошел.

Но у меня, атеиста, все-таки есть добрый ангел. Который в путешествиях шепчет: «Сверни туда», «Зайди вон туда!». И я его слушаю. Спустя несколько часов мой ангел сказал: «Иди смотреть иконостас, болван». Ну ладно, говорю, так и быть. И стал подниматься по каменной лестнице Христорождественской церкви.

Но что я увидел – потом.

В этот край я хотел давно. В Архангельске  был, в городе Кемь был, даже на Соловках был дважды. Но туда налажен транспорт. А как, блин, добраться до Каргополя? Нет туда железной дороги, самолеты туда не летают, машину я не вожу.

Мне повезло. Там шел фестиваль «Дорогами Ломоносова», второй по счету. Они и доставили привередливого журналиста на место. Сперва – от Москвы на поезде до станции Няндома. (Там, между прочим, сохранились деревянные постройки самого Льва Кекушева, первого архитектора русского модерна. Его привлек к делу Савва Мамонтов, который строил эту железную дорогу в конце 19 века.)

От Няндомы, уже на машине, до Каргополя. Дороги в тех краях – буду честен – запущены и неопрятны. Если власти Архангельской области хотят развивать туризм (а они сильно хотят!), первым делом надо заняться дорогами.

Сейчас не каждый у нас знает даже название Каргополь, а он ровесник Москвы и еще в 16 веке расцвел необычайно. Немудрено: лес, пушнина, соль. Здесь селились даже европейские купцы, осваивали ресурсы, ну и попутно женились на русских. В совсем маленьком Каргополе построили больше двадцати церквей, потому что не только вера, но и понты мотивировали купцов: возвести свою и получше, чем у другого – крутой я или что? (Честно говоря, именно такие понты двигали в первую очередь искусство и архитектуру много веков.) Сейчас церквей осталось всего одиннадцать. Белокаменных. А по округе – сплошь деревянные. Архитектура скупая, четкая, рациональная.

Лишь в Каргополье я увидел «небеса». Если по-простому – то это всего лишь потолок церкви. Дело в том, что высокий шатер в северном крае – неуместный расход тепла. Как зимой в таком храме? Околеешь. Шатер обязательно нужен, так к богу поближе, но изобрели «небеса» – стали отгораживать шатер от помещения церкви деревянной крышей, это несколько сегментов, по кругу. Небеса расписывали – как правило, архангелами, в центре обязательно Христос. И если в этих краях вам предложат взглянуть на небеса – тут же соглашайтесь, попадаются буквально шедевры, созданные Бог знает каким мастером, имя забыто.

Но первое, что меня тут удивило – заборы. Видите ли, забор в России – больше, чем забор. Русский человек огораживается так, будто его сейчас будут штурмовать. В любом дачном поселке, от Москвы до Владивостока, главное — забор. И лучше повыше, и чтобы сплошной. Отгородиться – главное наше рвение при жизни. На Рублевке довели идею до совершенства. Каждый участок – крепость с дозорными по периметру.

Ну да фиг с ними. В Каргополе и близлежащих городках много одно- двух-этажных домов, иным больше ста лет. И бревенчатые дома либо совсем без ограды, либо окружены совсем невысоким штакетником – отлично видно и сам и дом, и яблони-вишни, и сарайчик с дровами, и цветы в палисаднике. И почему-то это меня очень порадовало. Я даже иной раз, завидев хозяев, что-то спрашивал. А те не отмахивались, не отвечали поспешно – наоборот, говорили обстоятельно, с этим приятным и звонким северным выговором, где слово чай звучит почти как «цай».

Мне вообще Русский север нравится. Юг совсем не люблю, и всякие геленджики давно вычеркнул со своей карты. Север – он чище, проще, яснее. Хотя, конечно, гораздо беднее. Но моему ангелу путешествий тут вольготно и спокойно. Не хрипит радио «Шансон» из каждой забегаловки.

Расцвет Каргополя и окрестностей остался там, в глубине веков, сейчас тут не до жиру. Но вот какие они молодцы – раскручивают как бизнес-проекты местные промыслы. Например, каргопольскую глиняную игрушку, которую при советской власти чуть было не потеряли совсем. Примитивные, обаятельные фигурки – коров, собачек, коренастых бородатых мужичков – сделали брендом. Можно даже приходить на мастер-классы, бойкие тетушки дадут глину, стеки – покажут, как лепить, как делать глазки и рот.

Но хочу отдельно про Марусю. Она превратила свой домик в музей, кондитерскую, этнографический центр. Маруся Клочева могла бы вести шоу в ютьюбе, со всей своею веселой семьей. Ее мама играет на балалайке и на ходу сочиняет частушки; два ее сына-подростка тоже в деле, пока мы слушали байки Маруси, эти строгие блондины делали нам печенье; а сама Маруся тараторит без умолку, то разливая чай с травками, то показывая нам старинные платки – у нее большая коллекция. Мы еле успевали за ней по дощатому полу, по самодельным коврам.

Очень понравилась мне эта Маруся. Из ничего, из тряпок, муки, болтовни она сделала маленький бизнес. Если соберетесь в Каргополь – найдите ее в сети, обязательно сходите. Ну или я дам контакты, люблю такие затеи. Которым тупое слово «проект» никак не подходит.

Кстати, о том, где жить. Гостиницы категорически не советую, это наследие бесприютного кирпичного социализма, хотя работники там милы и приветливы. Жить надо в деревянных гостевых домах. Почему? Во-первых, это красиво. В комнатах мебель, которую собирают по деревням. Например, шкафы, дверцы которых расписаны цветами, как правило, розами. Там цветные покрывала, веселые коврики, всякая утварь.

В городке Ошевенск – это минут сорок от Каргополя – есть такие. Рядом деревянные церкви, речка Чурьега, ну и просторы, где растворена особая северная благодать. Поблизости маленький Александро-Ошевенский монастырь, который поднимают медленно из почти что руин, по нему водил нас отец Вениамин, рыжебородый и общительный. Показывал монастырское хозяйство, коров, ульи и, посмеиваясь, говорил, что северных комаров бояться не надо, «комар не трогает, если на него не нападают».

…А теперь вернусь на ступеньки Христорождественского собора. Я поднялся, зашел внутрь – чистые белые стены, через окна пробивается закатный свет. А в глубине – иконостас. В багрово-золотых тонах. Кажется, я произнес что-то вроде «ого». Или ничего не сказал, просто обалдел, извините за этот термин, далекий от искусствоведения и теологии.

Я отходил, приближался, разглядывал как можно ближе лица святых, написанные больше двухсот лет назад, отходил снова – и даже не фотографировал. Потому что есть вещи, которые снять невозможно. Нет, камера хорошая, свет удачный, никто не мешает. Но снимать бесполезно. Надо просто увидеть и обалдеть. Оставить в инстаграме памяти.

И тут я понял, что если бы даже не увидел больше совсем ничего в Каргополье, если бы я долго сотрясался в поезде, а затем по ухабным дорогам, если бы меня привезли лишь на час, чтобы показать этот иконостас, а потом снова обратно – я все равно бы сказал благодарно «ого». Был бы счастлив, что это увидел. Будто чего-то мне не хватало, а чего – не понимал сам, такое бывает. Это была точка, где для меня всё будто сошлось, маршруты, линии, векторы, что там еще? Где можно замереть, выдохнуть и продолжить суетливую жизнь, но уже будто с новой ступени.

Мой ангел усмехнулся лукаво: «Ну что я тебе говорил, а?»

 

Фото: Александр Коряков ("Коммерсантъ")