Я всегда относилась с иронией к воспоминаниям о том, как кто-то в кого-то влюбился в детском саду. Я считала, что в пять лет речь может идти о дружбе, симпатии, о чём-то приятном и беззаботном, как это и должно быть у детей, но никак не о настоящей любви со всеми её радостями и страданиями, и мне никогда не приходило в голову, что даже самые маленькие могут так же помнить, мучиться и ждать, как взрослые, пока однажды моя сероглазая старшая дочь не познакомилась в городском лагере с мальчиком Ваней.
Это было лето перед первым классом.
Я про себя умилялась этой первой в её жизни симпатии к мальчику, слушая со снисходительной улыбкой то, что Дашка мне рассказывала, пока не обнаружила, что она, которая всегда нараспашку, всегда говорит громче всех и звонче всех хохочет, говорит о Ване вполголоса, с придыханием, и, хоть ей явно и хочется о нём говорить, она предпочитает молчать – так, несколько незначительных эпизодов, которые явно в её восприятии имеют куда большее значение. Тогда я стёрла идиотскую улыбку со своего лица и стала слушать серьёзно.
Закончились две недели лагеря. В последний день я приехала за Дашей немного раньше, чтобы застать маму Феди и Вани и обменяться с ней телефонами – Даша очень просила, - но, как оказалось, мама приехала ещё раньше и забрала детей. Я бодро утешила Дашу, что мы непременно возьмём их телефон у организаторов лагеря, и мы отбыли.
Я думала, она быстро забудет Ваню. Не то чтобы мне было лень заниматься поисками его телефона – всего-то надо было связаться с организаторами лагеря, у которых, конечно, были их контакты, - просто я была уверена, что детские симпатии долго не живут, через неделю она не вспомнит его имени, зачем беспокоить людей.
Какое там «не вспомнит»! Мы поехали на море, потом на дачу, и всё это время Даша мягко, но настойчиво напоминала мне о том, что мы должны найти Ванин телефон – без раздражения, без укора, видимо, чтобы меня не разозлить, но она и не думала забывать о нём.
Надо сказать, что я почти сразу написала организаторам, и они меня отсылали друг к другу. Да, они прекрасно помнили Ваню и его брата Федю – ребята даже занимались в их проекте во время учебного года, они помнили, что их маму зовут Катя, но телефон не давали. Потом сказали мне напрямик, что не хотят давать без разрешения чужой телефон – я прекрасно это понимала и попросила записать мой, но судя по их занятости, рассчитывать на то, что эту информацию передадут маме Кате, не стоило. Тупик.
Мы ходили гулять на детскую площадку неподалёку от дома – там сделали роскошные горки и качели; хорошо помню, как мы гуляли там всё лето и как сидели рядышком на скамейке и говорили о том, что надо найти Ваню.
Между тем лето заканчивалось, началась школа. Я была уверена, что теперь-то, с новыми знакомствами и совсем другой жизнью, она забудет Ваню, но Дашка помнила, спрашивала, как там телефон, и мне уже было неловко перед ней.
В конце концов я разозлилась на себя: не могу найти человека при таком количестве данных! Да я из-под земли доставала людей, почти ничего о них не зная! Я полезла в социальные сети. Для начала я просмотрела всех, кто входил в группу родителей, чьи дети были в лагере, - профиль каждого участника, фотографии детей. Потом – группу тех, кто занимается в проекте во время учебного года. Потом стала искать через поиск, используя все данные которые у меня были, но результата не было: Ванина фамилия была довольно распространённой.
Организаторы лагеря сказали, что скоро будет собрание в честь начала учебного года для тех, кто занимается в проекте, и что Ваня и Федя точно там будут. Я собрала своих детей, и мы отправились туда. Дашка недоумевала, зачем мы едем под дождём на другой конец города, я загадочно молчала, изредка туманно намекая на сюрприз. На собрании было весело, преподаватели рассказывали о себе, пели и танцевали, но ни Вани, ни Феди не было. Дашка, как и я, не отрываясь, смотрела на дверь, но они так и не пришли.
Ещё месяц поисков – и я пришла в отчаяние, потеряла всякий страх и совесть, забыла о своей застенчивости и боязни быть навязчивой, и названивала организаторам лагеря, вежливо, но упорно выпрашивая телефон Ваниной мамы. Странно: обычно я, если мне приходилось кому-нибудь надоедать, всегда чувствовала себя неловко, но теперь в меня словно вселился бес, меня вежливо отшивали, а я звонила снова.
После пятого или шестого звонка я получила смс с телефоном Кати.
Когда я ей звонила, у меня дрожали руки и голос. Что я скажу? «Здрасьте, я мама одной девочки из лагеря, она дружила с вашими сыновьями…» А вдруг она окажется злобной мымрой? А вдруг Ваня давным-давно забыл Дашу? Я поймала себя на мысли, что вряд ли когда-то так переживала за себя, разозлилась и нажала кнопку "набор".
- Здравствуйте, я мама Даши из летнего лагеря…
- Вы – мама Даши?! – в трубке нервный смех. – Если бы вы знали, как мы вас искали!
С этого момента у меня отключился орган, отвечающий за удивление, я молча слушала и изредка вставляла короткие реплики. А Катя рассказывала, как они нас искали. Как надеялись увидеть нас на собрании, но заболели. Как ждали нас на встрече выпускников лагеря (мы были в отъезде). Как просили наш телефон у организаторов. У Кати оказалсь другая, девичья фамилия - поэтому я не нашла её в списке родителей…
- Ещё Ваня почему-то решил, что вы живёте рядом с нами, на Университете, и он искал Дашу здесь…
- Так и есть, - тупо ответила я.
- Где? – в полном изумлении спросила она.
Я ответила, спросила их адрес, и Катя назвала соседнюю с нами улицу. Мы немного помолчали, переваривая всё это, каждая у своего телефона.
- А где вы там живёте? – спросила я, чувствуя почему-то огромную усталость вместо радости.
Катя назвала адрес. Это был двор, в котором мы с Дашкой гуляли всё лето и говорили о Ване. В дополнение ко всему оказалось, что Ваня учится в музыкальной школе в том же здании, где Даша учится в своём первом классе. То есть они через день были на расстоянии нескольких метров друг от друга, разделённые школьной стеной...
Конечно, мне ужасно хотелось, чтобы дети наконец увиделись, хотелось поскорее прекратить Дашкину тоску, чтобы она снова мне верила – я говорила ей, что ищу, но она, конечно, не представляла, сколько я на это тратила сил и времени, - но Дашка болела, сидела дома. Тогда мы договорились с Катей, что когда дети пойдут из школы, они пройдут мимо нашего дома (они ходят мимо него каждый раз, когда идут в музыкалку и обратно – это надо было ещё осознать), остановятся у нас под балконом, и я выведу туда Дашу.
Я никогда не забуду, как безрадостным осенним днем мой бедный простуженный ребёнок слонялся по комнатам, со спутанными распущенными волосами, завёрнутый в какой-то плед, бахрома от которого змеилась за ней по полу, уныло чихал, кашлял, маялся, не находя себе места, и будто чего-то ждал. Ей ничего не хотелось, ничего не было нужно и интересно, она грустила – не исключаю, что из-за Вани. Когда зазвонил мой телефон, она оказалась к нему ближе, чем я. На экране загорелось: «Катя, мама Вани». Она прочитала и на секунду остолбенела. Я взяла трубку.
- Мама Вани? – закричала моя дочь. – Мама Вани?!
Я коротко ответила Кате, что мы готовы, накинула на Дашу куртку, взяла её за руку и повела к балкону.
Помню белое голое небо, печально качающиеся пустые ветки, помню, как я осторожно поднимаю Дашку, закутанную до подбородка, в лицо мне лезут её бесконечно длинные распущенные волосы, я ставлю её на табуретку и держу, крепко прижимая к себе.
- Только, пожалуйста, не открывай рот и не разговаривай, - прошу я её.
Внизу, под балконом, стоят Ваня и Федя с няней и машут ей руками.
Дашка медленно подняла руку и помахала в ответ. У неё улыбалось всё лицо и дрожали ресницы. Мы стояли так долго-долго, наверное, минут пять, потом я жестами показала няне, что мы уходим, и сняла Дашку с табуретки. Она смотрела на меня огромными сияющими глазами и не могла говорить.
…Иногда я снова как наяву вижу её лицо рядом со своим, когда оно зажглось изнутри, будто загорелась лампочка, когда она медленно-медленно, словно не веря своим глазам, подняла руку и помахала мальчикам, стоящим под балконом. Тогда я впервые в жизни поняла, что гораздо большее счастье, чем твоё собственное – это когда ты видишь счастье твоего ребёнка. И если ты знаешь, что в нём есть доля твоего участия, то тебе будет что вспомнить в те дни, когда тебе плохо.