Во Франции мы провели одну ночь в нормандском замке. Небольшом, но роскошном, старинном, колоритном, настоящем. На все три этажа мы были единственными гостями, и принимал нас, как оказалось, сам хозяин — утонченный (в том числе в буквальном смысле), невозможно элегантный молодой человек и — впервые видела это воочию — явно отпрыск старого аристократического рода. Настолько явно, что поздно вечером я специально спустилась вниз, на общий этаж к камину, чтобы проверить, отбрасывает ли он тень.
С завыванием дул мощный нормандский ветер, трещали поленья, звучал Бах; отпрыск сидел за ноутбуком, тень была, но такая же тонкая, как он, и поэтому почти незаметная; он держал в бесконечно длинных пальцах бокал белого, мы разговорились. Он с удовольствием рассказывал невозможные вещи о своём роде, о замке (семья владеет землёй более 800 лет), показывал след от снаряда в стене (высадка в Нормандии), портрет прапрапрадедушки-корсара (в поисках клада перерыли полпоместья), в общем, говорил о таких странных для совка вещах, что выглядело это как беседа с опытным ловеласом: душа хочет верить в сладкие речи, но разум отказывается.
Утром он водил нас по владениям, мы ахали и разевали рты. У изгороди паслись лошади — спросила его, держится ли он в седле, и он извиняющимся тоном сообщил, что учился в закрытой школе, где верховая езда была обязательным предметом, чемпион и победитель чего-то там. Расстались друзьями.
Дома порылась в интернете и обнаружила, что он не врал. Впечатлилась, отправила ему из Москвы благодарственное письмо, в частности, поблагодарила за рассказ о семье, сказала, как это для нас интересно и необычно и, решив показать, что сами мы тоже кое-что помним о своих корнях, написала несколько слов о своей семье — мол, у нас до революции была большая квартира в центре Москвы, которую сделали коммуналкой, прабабушку с прадедушкой уплотнили и всякое такое. В ответ прилетело письмо, в котором, помимо прочего, были такие взволнованные слова горячей поддержки: «Да! Как я вас понимаю! У нас в семье до революции тоже было восемь замков, а после осталось три! Революции несут сплошные потери!»
Излишне упоминать, думаю, что в ответном письме речь шла о французской буржуазной революции 1789 года.